— Нет-нет, — недослушав, отвечаю.
— Что-то беспокоит? — эта Катя настораживается и подается на меня вперёд.
— Нет, в смысле, что ничего нет. У меня и не было, если честно, — ищу зрительную поддержку у свекрови, поэтому опять выкручиваю шею и заглядываю ярко улыбающейся женщине в лицо. — Это плохо?
— Это замечательно, детка. Всем бы так беременность отходить. Да, Кать, — Марго смотрит на сонолога, вернувшегося к своей работе, — как по старому учебнику. Задержка и от силы пару раз обнимашки с унитазом. Никаких странных предпочтений в еде, ни сонливости, ни раздражительности, ни…
— У меня грудь чуть-чуть болит, — в доказательство, по-видимому, сжимаю растекшиеся под одеждой полушария, перекатывая их вперёд и из стороны в сторону. — И размер, мне кажется, не тот. Белье натирает и давит. Это из-за…
Женщины хохочут, а я же моментально закрываю рот, подавившись языком.
— Муж доволен? — подмигивает эта Катя. — Не возражает против нового размера?
— Доволен?
Господи! А я определенно торможу или специально не слежу за мыслью.
— Вас беспокоит маленький размер бюстгальтера?
— Э-э-э… — понимаю, что мой положительный ответ вызовет скорее всего новую чрезвычайно положительную реакцию, поэтому предусмотрительно закатываю глаза.
— Ольга Алексеевна, это не беда. Это маленькие прелести беременности и будущего материнства. Он ещё расстроится, когда после грудного вскармливания грудь хорошо сдаст в размерах в сторону уменьшения. Так что, пусть наслаждается, пока выпадает великолепная возможность. Больше жалоб нет…
Нет! Какой чудесный добрый день. Кому за это я должна сказать «спасибо»? Странная осень в наших краях. Ноябрь на дворе, а такое впечатление, что всего лишь первые числа сентября. Дождь, правда, зарядил на целую неделю. Льёт, как оглашенный, словно о скорбном кто-то наверху провозглашает. У свекрови законный выходной, а у меня по случаю посещения врача выпрошенный отгул у босса. Красов не только классный друг и замечательный начальник, но внимательный и нежный человек. Отпустил и даже не спросил, зачем, по какому случаю и какие планы у меня на этот день.
— Что Ромка? — Марго несмело трогает мое запястье, которым я прикрываю поставленный на блокировку телефон. — На кофе не налегай, пожалуйста. Одна чашечка и довольно.
— Да-да, конечно, — брезгливо пальцами отодвигаю блюдце от себя.
— Оль, ты расстроилась? — она низко наклоняет голову, чтобы заглянуть в глаза. — В чём там дело?
— Планы внезапно поменялись. Рома сегодня дежурит, а завтра — отсыпной. Он не придёт домой. Сказал, что поужинает там…
На своём любимом месте! Чёрт, чёрт, чёрт…
— И что?
— Ничего, — громко выдыхаю.
— Давай-ка откровенно, девочка. Как на духу! У тебя есть возможность, как на родительском собрании, пожаловаться мне на непослушного ребёнка, который забросил учёбу, спортивные секции и многочисленные увлечения. Я слушаю тебя. Обещаю, — чтобы в том поклясться поднимает руку, — что мы с папой непременно примем меры. Если потребуется, то Игорь всыплет несознательному отцовского ремня. Только без виляний, детка. Начинай.
Ей легко! Легко об этом говорить. Да только я одна, будто бы вообще не замужем. Чем я занята, когда одинокими ночами мотаюсь, как взбесившаяся, по пустой кровати? Или, о чем я думаю, когда выхожу на законный перерыв в работе? Да о том, что Ромочка меня забросил. Он забыл, что когда-то рьяно в ЗАГСе обещал.
— Мне не нравится его работа, — тугим жгутом сворачиваю руки и откидываюсь на спинку стула. — Она его выматывает, а меня заставляет ревновать.
— Ревновать?
— Да, мама. Я ревную.
— Никогда не замечала за тобой такого.
— Я психую, когда он поступает так, как сегодня, как сейчас. Я не приду! По делу и без пререканий. Мне нужно взять под козырёк, смириться и принять…
— Да, — свекровь утвердительно качает головой. — Во-первых, не надо нервничать. Помни, что отвечаешь не только за себя, но и за малыша. Во-вторых, это можно спокойно обсудить с ним, — не моргнув глазом, продолжает говорить. — Что тебя не устраивает? Только конкретно и с упором на факты. Например, такого-то дня ты должен был сделать это, а поступил иначе. Чем ответишь? И ждёшь, что он скажет. Диалог, Лёля, только диалог. Не дави на него.
— Я не давлю, но он меня не слушает.
— А сейчас это выглядит, да и звучит бездоказательно, Лёлечка. Что значит, не слушает?
— То и значит, мама. Смотрит и молчит.
— Оль, я замужем за майором полиции. Я знаю, что такое эта их любимая служба. Уж поверь, пожалуйста, мы через многое с Игорем Николаевичем прошли. Но всегда всё обсуждали. Бывало, кричали. Бывало, по несколько дней не разговаривали. Всякое бывало. Я не пряничный подарок, а у папы свои скелеты в шкафу, в котором он прячет непростой — да что я скромничаю в самом деле — дрянной характер где-то на левой верхней полке, рядом с изъеденными молью форменными фуражками и цигейковыми шапками. Но мы обсуждали, не держали всё в себе и не ревновали. Мы ведь про работу говорим? Я правильно понимаю?
— Да. Вы замужем за бывшим полицейским, — не скрывая вызова и недовольства, дополняю. — Приведенный пример неуместен.
— Ишь ты, как заговорила. Да будет тебе известно, детка, что бывших ни в каком любимом деле не бывает. Это призвание! Это то, на что он заточен. То, что наполняет смыслом жизнь.
— А семья?
— Семья — святое, Лёль. Ромка, как его отец. Если ты волнуешься о женщинах, то…
Я помню, помню, помню. Всё, конечно, помню, как она шептала мне о том, что сын — стеснительный законченный однолюб. Мол, у него долго не получалось с девочками, потому что Юрьев младший — образец верности и искреннего внимания без скотского намерения кого-то легкодоступного сразу уложить в постель. Марго не соврала — всё так и есть. Рома — лучший мужчина на Земле, но…
Боже мой, какая старая заезженная пластинка. Зачем я начала этот разговор? Ну, не придет и не придет. Чего я взъелась и так близко к сердцу приняла? Ведь будет завтра. Значит, завтра о ребенке с ним поговорим.
— Это Стефа? — Марго поглядывает через моё плечо, периодически отводя глаза от вынужденного объекта наблюдения за моей спиной.
— Где? — я резко оборачиваюсь.
Да! Она! Моя подруга, у которой, к сожалению, личная и профессиональная жизнь совершенно не сложилась.
«Она же по наклонной плоскости пошла» — Ромка часто повторяет, когда я сообщаю походя о том, что видела подругу, передающую что-то в беленьком пакете кому-то за углом. — «Не смей к ней подходить. Её посадят, Лёля. Закладки, шатания на спортивных площадках, завороты в студенческий городок, центральная набережная, новостройки, пляж, в конце концов. У неё проблемы с запрещенными препаратами, детка. Это нехорошая статья. Хранение, распространение и реализация!».
«Так поймай её!» — во время подобных разговоров я сильно задираю нос и почему-то яростно топлю за связавшуюся с плохой компанией подругу. — «Это всё голословно, Рома».
«Я сказал, не смей!» — и всё, конец.
— Она пьёт? — Марго прищуривается и продолжает в том же направлении смотреть.
— Нет.
— Олечка, вы общаетесь?
Скорее, нет! Муж об этом попросил. Однако… Мать, наверное, права. Ещё одна тайна, о которой мой чересчур законопослушный муж не знает и не узнает никогда.
— Да, иногда она звонит, но…
— Почему они с Андреем расстались?
Да из-за службы! Из-за ещё одной жены. Будь она триста раз неладна.
— Она не смогла жить сутки через трое.
— Не передёргивай, пожалуйста. Она идёт сюда. Тихо! — Марго плавно отклоняется назад и поднимает голову, надевая на лицо чересчур пренебрежительную маску.
— Добрый вечер. Лёлик, привет, — женская рука с читаемой на подсознательной подкорке осторожностью ложится на моё плечо. — Рада встречи…
Андрей развёлся со Стефой, даже не женившись. Наши старые друзья продержались всего лишь жалкий год после окончания учёбы. Он сделал предложение, но получил категорический отказ по причине несовместимости циркадных ритмов.