Вообще-то от формы одежды грозного начбеза.

— С нас хватит одной мягкой и покладистой. Терехова? — сверяюсь со своей почти ровесницей. — Не желаешь чего-нибудь умного сказать или добавить что-то невпопад?

— Но нежности определенно не хватает.

Да пошла ты к чёрту, худосочная мадам!

— Ольга Алексеевна? — нескрываемо ехидничает в мою спину Фрол.

— Саш, отвали, пожалуйста, — прикрыв глаза, транслирую. — Сейчас вообще не до тебя.

— Позвольте пригласить Вас на медленный и чувственный танец. Сольемся на паркете в единое целое. Что скажешь?

— Я танцую только с мужем.

— Он вообще не возражает. Романа Игоревича сейчас интересует только мясо и гарнир. Как знал, что мавр возвратиться обозленным и голодным. Где он, кстати, был?

— Тебе не всё ли равно?

— Спасибо за развёрнутый ответ. Спрошу, пожалуй, у него. Но ты всё же повернись ко мне лицом, красавица. К лесу задом, к Фролу… Рифмуется только с персональным адом. А у тебя там, кстати, горячо?

Его, похоже, не смущает тот факт, что рядом с нами находится его зазноба, от которой он что-то даже хочет. Хочет, но, как это ни странно повелось и состоялось, боится даже попросить.

— Обожжёшься.

— Лялька, пора общаться, а не ругаться и орать. Я буду шептать тебе на ухо, чтобы ты не сбивалась с ритма. Идёт? Сделаем в темпе ларго небольшой кружок?

Странно! Мне показалось, что злое выражение лица начбеза свидетельствует в настоящее время только об обратном: Юрьев сильно злится и готов кого-то растерзать, приговорив к расстрелу без смягчения приговора и учёта обстоятельств о том, что с внешней стороны сооруженной наспех баррикады находится его финансовый дружок и деловой партнер.

— Чего надо? — смотрю внимательно в его лицо.

— Хочу поговорить с тобой, — Сашка подается на меня и шепчет точно в губы. — Давай расставим точечки над «i» и кое-что важное и очень злободневное обсудим.

— Мой муж тебя убьёт, — вытянувшись к нему навстречу, с ухмылкой сообщаю. — И будет, между прочим, прав.

— Неа. Кстати, а тебе не жалко меня будет?

— Да, Саша, да. Мне никого не жалко. Так воспитана. Люблю я исключительно себя…

— А под соответствующее настроение нечто милое временами, полагаю, перепадает злому мужу?

— Пошляк!

— Правдолюб, Юрьева. Ещё общительный, весёлый и очень лёгкий на подъем чувак. Я очень нравлюсь женщинам. Вот Инга подтвердит.

Оставлю этот комментарий без ответа. С ним спорить — всегда себе дороже выйдет. А у меня, как это ни странно, сегодня настроение не для этого.

— За упокой твоей души могу поставить тоненькую свечку и подержать за руку Юрьева, чтобы не слишком убивался над земляным холмом, нанесенным на месте твоего захоронения. А что касается жалости или понимания… Хм-хм? Пусть Терехова тебя жалеет и оплакивает, раз она с тобой случилась. Вот так и подтвердит свою заинтересованность или вечную любовь.

— Уже и приговорила, и похоронила, и даже помянула. Быстра! Но в любом случае, я не боюсь. Юрьев! — подняв руку и не оборачиваясь, орёт тому Фролов.

— Что? Чего тебе надо? Кость, — всего лишь на одно мгновение разрывает наш зрительный контакт, чтобы спросить у шефа, — а Тимка уже спит?

— Время позднее, — плечами пожимает Красов. — Вывод делай сам.

Это значит «да»?

— Тогда, ребята, надо быть потише и басами не орать, — Рома мило улыбается, как будто расслабляется, растягивая губы простой доброжелательной улыбкой и формируя симметричные ямочки на заросших за два дня щеках. — Я не возражаю, если наш писюша сделает один круг, вальсируя с тобой.

И ты, мой муж… Козёл!

Беременна! Не может быть. Об этом знаю только я и подтвердивший состояние гинеколог. Сказать сейчас или подождать, выбрав подходящий под условия и содержание момент?

— Злишься? — Фрол подбородком специально задевает мой висок.

— На больных не обижаются. Соблюдай дистанцию.

— Справедливо, — сморгнув, немного отстраняется. — Так я возьму…

— Я ещё не решила, Саша. Твое поведение и долбаное чувство юмора, а также наглость и нездоровая беспривязность не внушают нам доверия.

— Решите, пожалуйста. И побыстрее, — это шепчет, обращаясь прямо в ухо. — А хочешь обниму интимнее, малыш?

Не хочу, но:

— С какой целью?

— Давай-ка выведем на сильные эмоции твоего мужа.

— Он чересчур эмоциональный, — непроизвольно, видимо, включается режим самозащиты. — Ненавижу эпатаж.

— Ромка просто смотрит, а ты ведь хочешь, чтобы Юрьев ревновал. С каких это пор Лялька стала весьма и весьма благоразумной?

— Не хочу. Всегда такой было.

На самом деле мне всего тогда с лихвой хватило!

— Тогда прекращай трепать любимому мужчине нервы, — судя по голосу, кое-кто вещает на полном и безоговорочном серьёзе. — Сколько можно разводиться и сходиться? Это не смешно.

— Что-о-о?

Сказать, что я удивлена, возмущена и возбуждена, на самом деле, ничего конкретного не сказать. Я просто в бешенстве!

— Тяжело быть нежной? Боишься, что сломаешь спину или очкуешь из-за того, что вдруг Ромка заберётся в грязной обуви к тебе на шею и начнет размахивать ногами.

— Пошёл ты, — пытаюсь отстраниться, но Сашка крепко держит. — Ты озверел?

— Будем считать, что у меня включился режим «Мужская солидарность». Чего вам, стервам, на самом деле надо?

— Не проецируй свои проблемы на меня.

Нет согласия в союзе «Сашенька Фролов и Инга Терехова»? Поэтому начфин решил, что имеет право раздавать советы? Психолог хренов и надоедливый задрот!

— Второй раз и…

Она мне с каждым разом нравится всё больше, по крайней мере, Ин отлично зарабатывает тяжелые очки, при этом даже не потеет.

— Бог любит троицу, Сашок. Дай ей шанс.

— Я семью хочу.

— Да и бабуля, видимо, уже настаивает. Мальчик вырос — подай ему на блюдечке жену.

— Нет, — гундосит недовольно и обиженно.

— Отпусти, наверное.

— Бронь остается в силе? — он останавливает нас и нагло смотрит мне в глаза. — Подтверди.

— Да.

— Ляль, значит, мир?

— Да.

— Закрепим результат? — подмигивает финотдел.

— То есть?

Это поцелуй или у меня тактильная галлюцинация на коже?

— Ты обалдел? — отталкиваю обнаглевшего урода и замечаю Ромкин недовольный взгляд.

— Тебе конец? — хихикает писюша.

Это мы ещё посмотрим! Живой не дамся, а тем более теперь…

Мы гоним по пустой дороге с некоторым превышением разрешенной скорости. Муж сдержан и, как всегда, помалкивает, зато я во все глаза слежу за мужским настроением через любимое зеркало заднего вида. Годовое потепление в наших отношениях не смогло обязать меня пересесть вперёд. Юрьев злится каждый раз, но обреченно терпит.

— Проблемы?

Молчать уже устала, поэтому внезапно начинаю первой.

— Да, — негромко отвечает.

— С папой?

— Там как раз таки нормально. Улучшений, как и ухудшений, нет. На сейчас отличный результат.

— Ром? — подавшись верхней половиной тела к спинке водительского кресла, царапаю ногтем шерстяную ткань его плеча.

— Да? — не отвлекаясь от дороги, отвечает.

— Ты меня приревновал?

— Нет, — мурлычет.

«И очень жаль!» — раскладываю про себя, а вслух с глубоким вздохом медленно вещаю:

— И хорошо. Повода-то нет. Это же Сашка, более того он увяз по маковку в Инге. Представляешь, второй раз опростоволосился.

— Снова член не встал?

Чего-чего?

— Не поняла.

— Мужчины лажают в кровати, Лёлик. Ты говоришь, что Фрол опростоволосился, а я это понимаю, как то, что у финика произошёл ещё один половой конфуз. Ты ведь добавила во второй раз, поэтому…

Боже мой, какая грёбаная логика!

— Ты купил корм? — не дав ему договорить очередную глупость, влезаю с не менее важным предложением.

— Да. Всё уже на месте. Разложено и чуть-чуть опробовано.

— Что там? Как у них дела?

— Там всё в лучшем виде. Спят, кормят и едят.

— Об этом тебе твои камеры сказали? — слегка взбрыкнув, хихикаю.