Пусть, Вандолий и оказался таким, каким оказался, но я шёл туда не ради него, а ради места, где я нашёл первого разумного, которому смог довериться, где мне показали, на что я способен, где я впервые в этом мире почувствовал себя в безопасности, пусть и не на долго.

Ялы всё-таки решили одного меня не отпускать. На воротах Живой Стены, где камень перемежался со свитыми деревьями без листьев и веток, стоял Роулл с вороным конём. Шутки ради я глянул в окно конюшни и мельком увидел там знакомую морду со звёздочкой на лбу и лучиком на носу.

— Халун, тут такое дело, — сказал я, остановившись в неуверенности и убрав кинжал в ножны. — Помнишь, я сбежал?

Он лишь посмотрел вопросительно.

— Там, кажется, знакомец мой стоит. — Ткнул в сторону закрытых конюшен пальцем.

Ял лишь пожал плечами и зашёл за мной в конюшню. Через пару минут зашёл и Роулл, непонимающе смотря на нас.

— Что случилось?

А меж тем я пытался устоять на ногах: «знакомец» пихался носом, и давал гладить себя только мне. Старшего мастера он даже несильно укусил, и тот до сих пор тряс рукой и с завистью смотрел на меня.

— Познакомься, это Лучик, — ответил я Роуллу, одновременно успокаивая коня. — Как знал, его любимое прихватил.

— Чудно, — вздохнул младший мастер. — Седлуй его сам.

— Не думай, что я плююсь, — ответил я, догадавшись, о чём думает Роулл, — просто с этим мы уже знакомы.

— А-а, — просветлел он. — Добро.

Уже под воротами ялы стояли по стойке смирно, а я махал им рукой, одновременно вспоминая, что в прошлый раз покидал Илибез в том же составе и практически в том же направлении, но вот контекст был совсем другим. В этот самый момент — новая фраза, которую я под влиянием ялов начал использовать вместо слова «сейчас» — мне это даже показалось забавным.

И вот, впереди километры и километры пути. На крупе Лучика сумки с припасами и его любимым лакомством, лук со спущенной тетивой, на поясе колчан стрел, холодное оружие и ни гроша в кармане. Роулл сам предлагал вернуть мне номины, но я отказался, показывая тем самым, что и впрямь не собираюсь сбегать. Ему даже не удалось впихнуть мне один-единственный арнум. Более того, Полосатик я оставил там же, взяв с собой самый похожий на него меч.

Пока мы шли, я представлял себе, что могло случиться в деревне и как бы она выглядела в этот момент. К сожалению, ничего жизнеутверждающего в голову не приходило, и мозг представлял себе засыпанные снегом пустые улочки, а вокруг руины, изредка сменяемые чудом уцелевшими домами.

Вернулся ли кто-нибудь из выживших? Ялы мне про Плаишкор практически ничего не рассказывали, хотя это не удивительно — они ведь тоже не покидали Илибез. С другими жителями деревни я общался постольку поскольку и не задумывался над тем, спрашивать их о новостях в мире или нет.

Погода в пути очень радовала меня, ветер спускался очень редко и дул не слишком сильно. Зато снег сыпал практически без остановки, скрывая от меня часть дороги впереди. Даже СНДВ не сильно выручал, когда пелена перед глазами начинала мешать. Впрочем, зимняя пора меня неожиданно радовала. Вопреки моим опасениям, недалеко от моря, где, казалось бы, должно быть влажно и холодно, я чувствовал себя достаточно комфортно. Возможно, всё потому, что солнце, наконец, замедлило наклон своего пути к горизонту. По крайней мере, это стало сигналом, что наступила середина зимы.

К ночлегам в пути приходилось готовиться основательно. Сапёрной лопаткой, которую я выменял у кузнеца в обмен на пару простеньких земных достижений, я выкапывал в снегу целый окоп для себя и Лучика, затем подавал немного тепла, чтобы укрепить стенки и разворачивал матрас, набитый тёплым, но очень лёгким мхом. Коня же я накрывал большим одеялом, сделанным специально для него. Последним штрихом шло хитрое условие, которое значительно замедляла любое движение воздуха в определённой области вокруг. Оно давало возможность смешиваться потокам, чтобы не оставить меня без кислорода, но для сохранения тепла ялы подсказали мне другое условие. На всякий случай, чтобы не забыть, я сделал себе пару шпаргалок.

Разумеется, по пути я жёг костры, на которых готовил себе охотничьи трофеи, добытые с помощью лука, магии и такой-то матери, так как не все снаряды успешно попадали в цель. Мясо, давно не еденное, от чего-то только разгоняло аппетит, но позже я понимал, что это ложное чувство. Конь же питался исключительно теми запасами, которые лежали у него на крупе. Мне даже приходилось собственной магией размораживать продукты для него, но я на то и рассчитывал.

К слову, Роулл объяснил, почему не давал мне стрелы в первые дни. Он боялся, что я начну охоту в Светлом, а после это стало уже не важно.

К счастью, воды вокруг было полно, и мне доставало лишь вскипятить её в почерневшем металлическом котелке. Когда костром, когда собственными силами.

В отличие от первых двух ночей, в последнюю я не мог заснуть, и скакун, лежащий рядом и греющийся от огня, тоже.

— Ну что, Лучик, — обратился я к коню, вертя в правой руке кинжал. — Завтра будем на месте?

Он, конечно, не ответил, а я, откинувшись на тёплую спину, глянул вверх, на размытые звёзды. Ночь обещала быть ясной и холодной, но жар от костра приятно согревал и своим треском, который я не старался угадывать, дарил какое-то чувство уюта.

В какой-то момент, клюнув носом, я проснулся от недовольного фырка позади, лёг на нагретый матрас и закрыл глаза. Момент засыпания, как и всегда, случился незаметно.

***

Четвёртый день перевалил за три, если судить по солнцу, и я, наконец, увидел впереди Коношен. Должен был увидеть, но даже мои предположения оказались несколько более оптимистичными, потому что перед глазами встали только едва видимые в глубине сугробов порушенные стены. Под снегом покоились погоревшие дома, о чём свидетельствовали изредка торчащие вверх почерневшие доски или брёвна. А больше и ничего. Плаишкор не просто сожгли, его сравняли с землёй, не оставили камня на камне.

Конечно же, никто сюда не вернулся, и снег с улиц убирать теперь некому. Даже следов хоть какого-нибудь присутствия не осталось, их, уверен, занесло задолго до моего прихода.

Глубоко вздохнув, я нашёл в себе силы идти дальше.

Где-то из под сугробов всё-таки виднелись остатки цивилизации. Редкий столб с давно потухшей лампой указывал на наличие улицы под ним, хотя я ориентировался по наиболее низким сугробам и шёл почти наугад.

Летом здесь наверняка будет жутко находиться, ведь даже в этот момент город является самым настоящим призраком. Хуже становилось от того, что я был здесь до самого разрушения и даже не успел прогуляться. Рассмотрел бы всё, познакомился бы с кем-нибудь, а то как зашёл почти тайно для всех, так тайно и вышел — никто обо мне не узнал. Слухи — совсем другое дело. Вот только, кто их пустил? Может, сам же Вандолий? Если так, я бы с удовольствием сказал ему лично, что он идиот. Впрочем, про мёртвых либо хорошо, либо молча.

Вокруг царила тишина, даже птицы, коих я иногда слышал по дороге сюда, не пели. Даже в холодный период тот же Илибез наполнялся пением разных летающих, а уж летом от них спрятаться просто невозможно. Здесь звуки доносились, похоже, только от меня — снег под ногами скрипел.

Вскоре впереди показалась часть стены ратуши, у которой я присел, когда впервые сюда пришёл. Тогда как в городе доски и совсем уж редкие каменные фрагменты стен выглядели, словно их разбивали, здесь на стене, казалось, прошлись огнём — почерневший след к центру немного даже становился вогнутым. Сложно сказать, сдвинуло ли камни силой огня, или они так подплавились, но я в любом случае не захотел бы стоять на линии огня такого противника. Завершал картину одиноко стоящий покосившися газовый фонарь, к которому топливо не поступало уже давно.

Заходить вглубь здания не хотелось — инстинкт самосохранения категорически протестовал против даже мысли об этом. Кому знать, вдруг тут обвал случится или наступлю куда? Кроме того, трещин в стене хватало. Вместо того, чтобы лезть в здание и что-то там искать, я только слез с Лучика и сказал тихо: