Несмотря на свежую память, по первости я терял выпущенный снаряд, и взгляд возвращался в привычное состояние. Пару раз стрелы попадали по мишени, но не остриём, а древком целиком, от чего я обнаруживал утрату и без того поредевшего боезапаса. Несколько снарядов и вовсе улетели куда-то, где я их в жизни не найду, но спустя какое-то время мне, наконец, удалось кое-как направить стрелу, куда мне нужно. К сожалению, это оказалось чистой воды удачей, так как следующий выстрел снова угодил в молоко.
Если отойти от неудач и представить, что я делал, то во время так называемого «захвата», моё восприятие немного ускорялось, а картинка вокруг наоборот — замедлялась, и этого хватало, чтобы чуть-чуть подтолкнуть наконечник в сторону. Дальше каким-то образом инерция сама доворачивала в нужном направлении, и стрела отпускалась в дальнейший полёт. Халун даже сказал в конце занятия, что я и сам потом смогу что-нибудь для себя разработать.
Где-то к ночи я, наконец смог несколько раз подряд попасть в мишень с рекордного для себя расстояния — сотни метров. С моим зрением — это чудо, но от чего-то в моменты, когда замедлялось время, я отчётливо представлял себе будущую траекторию и почти видел точку, куда на этот раз угодит снаряд.
Такой способ стрелять едва ли был похож на телекинез, если вовсе им не являлся. К тому же, он тратил какую-то иную силу, нежели привычные мне магические резервы. После нескольких часов такой ворожбы я чувствовал непривычную пустоту внутри, хотя знал, что с лёгкостью могу создать пару десятков довольно ярких фонарей и держать их с часик.
С темнотой пришлось возвращаться, а в дороге я развлекал себя тем, что вертел в руках кинжал и размышлял.
К сожалению, ни мыслей, как ещё больше усложнить себе задачу, ни желания этим заниматься у меня не возникло, а стрелять в монетку с такого расстояния — слишком уж круто.
Долго размышляя, что можно использовать в качестве мишени, я так ни к чему и не пришёл. То есть, пришёл, но не к решению, а к дому, где, уставший, упал спать.
***
— Признайся, ты иногда просто прикидываешься чусой, — одновременно подозрительно и задумчиво сказал Роулл, когда я расстрелял все его стрелы. Последнее его слово почти на автомате мысленно обратилось «дураком». Из тридцати благодаря поднявшемуся ветру, в цель попало лишь двадцать, но и этого оказалось достаточно.
— А я уж подумал, ты не заметил, — сказал я, разглядывая издалека мишень. Даже с моим зрением она от сюда казалась дикобразом. — Хорошо истыкал.
Подойдя ближе, чтобы вынуть стрелы, я обнаружил, что некоторые из них возвращать ялу смысла больше нет. Один из отлетевших наконечников, врезавшийся в стойку позади мишени, вообще раскололся, и его вторую часть я вряд ли теперь найду.
В итоге я вернул только двадцать четыре пригодных снаряда и, вспомнив довольно прозрачный намёк старшего мастера, принялся за опыты. Первым же я «подтолкнул» стрелу не в бок, а прямо в остриё наконечника. Она прямо в воздухе потеряла всю кинетическую силу и безвольно упала, вызвав новую реакцию Роулла.
— Халун, — догадался он, закрыв лоб. — Ну, конечно!
— Если быть до конца честным, его науку я применил только сегодня, — ответил я задумчиво. — На этот раз неудачно.
— Тогда признаю, ты можешь стать хорошим стрелком в будущем, — ответил Роулл примирительно.
— А в этот момент?
— Тебе ещё учиться и учиться.
Впрочем, сегодня мы решили новое не изучать, и я продолжил эксперименты. Вторым таким я «подтолкнул» стрелу уже не спереди, а сзади, после чего она неожиданно пропала, и я даже в ускоренном восприятии не смог уловить её полёт. До ушей в тот момент донёсся свист и громкий удар, будто бы по дереву прилетело большой палкой.
Мы с впечатлённым ялом подошли, и я увидел, что стрела прошла в древесине стойки больше, чем на половину древка, на котором теперь висел тяжёлый наконечник, угрожающий вот-вот упасть.
— Так, это уже почти огнестрел, — озвучил я свои мысли.
— Не понял, — сказал Роулл, рассматривая повреждённое дерево.
— Не бери в голову, — сказал я. — В умелых руках ваша магия куда мощнее.
Тренировка с оставшимися стрелами продолжилась, и я настрелялся вдоволь, испортив практически весь боезапас. В конце даже лук не попросил, как уже привык, но Роулл всё равно оставил мне его. Затем шли полуденные мероприятия: душ, обед и сон, после которых я почувствовал готовность к занятиям с Халуном.
— Мастер, это просто что-то! — выпалил я восторженно вместо привычного приветствия ялу. — Видели бы вы мишень и лицо Ро… мастера Роулла!
— Рад слышать, — ответил он, облокотившись на один из снарядов, у которого мы встретились. Он глянул на лук со спущенной тетивой и, оттолкнувшись, сказал: — Дай-ка сюда.
Халун взял протянутый мной лук и натянул шнур, после чего вложил один из немногих оставшихся снарядов и запустил его в сторону мишеней. Неожиданно стрела остановилась в воздухе и начала поворачивать влево, подрагивая. Ял в этот момент смотрел на неё, не моргая, а через мгновение она с прежней скоростью направилась перпендикулярно изначальному движению.
Судя по весёлому выражению его лица, моё выглядело в этот момент довольно комично, но я ничего не мог с собой поделать. Пасть сама открылась, и я, как карп на суше, только и делал, что хватал ей воздух.
К сожалению, каковы бы ни были успехи, всегда найдутся вещи, которые выучить очень сложно, а иногда и вовсе невозможно. Направление стрелы в полёте или её ускорение, как сказал Халун, это простейшие вещи, и мы перешли к более сложному: её развороту прямо в воздухе, которую он продемонстрировал в начале занятия. Ял предложил мне самому выстрелить из лука, чтобы подробно показать, что происходит с ней во время разворота, но, в отличие от первого рассказа Халуна, этот оказался невероятно запутанным.
Натянув тетиву со стрелой, я сделал всё, как он сказал, и она действительно остановилась, но то ли я не рассчитал силу поворота, то ли реакция подвела, в последний момент пришлось реагировать на летящий в мою сторону снаряд. Мне не повезло, и тот больно чиркнул по ноге, оставив глубокую царапину. Кровь не заставила себя долго ждать, и я, быстро сообразив, сдавил ногу чуть выше раны.
Халун, успев заметить это, подбежал ближе и, проведя пальцем над порезом, произнёс:
— Sani salvique.
Края раны медленно сошлись, и ял сказал, что больше держать рану не нужно, но и вставать пока не стоит — края разойдутся. Честно говоря, я и не собирался, отлично это понимая.
Мы ещё около часа разбирали, что я сделал не так, и повторяли пройденный материал. За это время от повреждения остался лишь красноватый рубец, и я вскоре снова осмелился встать на ноги. Халун решил пока не бросать попыток освоить поворот стрелы, но я уже думал, что это опасная затея и предложил мастеру на следующее занятие взять с собой щит или что-то в этом роде.
***
К сожалению, как бы я ни старался, снаряд летел совсем не туда, куда нужно даже на следующий день. Оптимистичные слова мастера о том, что она у меня хотя бы летит, не очень воодушевили, а потом произошёл инцидент, после которого он сам всерьёз задумался о том, чтобы остановиться.
В очередной раз, схватив стрелу в воздухе, я начал поворот, но то ли силы подал больше, чем следовало, то ли центр тяжести не угадал, она завертелась с большой скоростью. От этого я вздрогнул, и она, потеряв контроль, вернула себе скорость, теперь уже направленная никуда иначе, кроме как в яла. Его хвалёной реакции не хватило, чтобы отпрыгнуть, и снаряд угодил в плечо.
Схватившись за него, Халун большими глазами посмотрел на оперение, а я подскочил к нему и уже всеми возможными словами пытался извиниться. Ял неожиданно хлопнув по лбу, затрясся от смеха, а я всё соображал, как бы так полегче вынуть стрелу, прошившую плечо насквозь.
— Ломай оперение, — весело сказал мастер, видя моё смятение. — И толкай вперёд.