Люди, жертвующие всем ради любви, на сцене так же безнадежно негероичны, как сумасшедшие и наркоманы. Герои, живущие в веках, – это Гектор и Гамлет, а не Парис и Антоний.

Романист может потерять читателя на протяжении нескольких страниц; драматург не может позволить себе потерять зрителя ни на минуту.

Без действия трагедия невозможна, а без характеров возможна.

Я пишу прозу, потому что это позволяет мне высказывать мысли, от которых можно отречься, и я пишу пьесы, потому что диалог – самый благопристойный способ противоречить себе самому.

Последний акт никогда не удается на сцене. Можно только удивляться, что, невзирая на такой печальный опыт, драматурги продолжают упорно добиваться, чтобы у их пьес был последний акт.

Реалистическая пьеса наводит на мысль о том, до чего условна наша обычная жизнь.

Причины, по которым действие абсурдистских пьес происходит неведомо где, а персонажей лишь двое, главным образом финансовые.

Драматург: чревовещатель души.

Истинный драматург показывает нам жизнь средствами искусства, а не искусство в форме жизни.

Каковы же функции драматурга? Если он только «держит зеркало перед природой», его видение жизни уподобляется видению стоящего на посту полисмена.

Я гораздо больше верю в законы театрального синтаксиса, чем в законы сценической композиции; я верю, что на сцене можно играть даже гражданский кодекс, только следовало бы написать его немного иначе.

Драматурги бывают либо плохие, либо хорошие. Первые пишут плохие пьесы, вторые не пишут пьес.

Не напиши Шекспир всех этих пьес, никто бы даже не знал, кто он такой.

Авторы сценических переделок должны быть смелее. Пусть берут чужие идеи и пишут собственные пьесы.

Трагедия: место, в котором трусы умирают, а герои погибают.

Плохой конец – несчастливый, хороший конец – неудачный. Вот что такое трагедия.

Прекрасно лишь то, что не имеет к нам касательства. Гекуба нам ничто, и как раз поэтому ее горести составляют столь благодарный материал для трагедии.

Комедия – это трагедия, которая случилась не с нами.

В трагедии речь идет лишь о великих страстях и героических глупостях, освященных древними ошибками мифов или истории. Эдип, Электра принадлежат испанцам, англичанам и нам точно так же, как грекам. Но хорошая комедия – это живая картина смешных сторон нации, и, если вы не знаете глубоко эту нацию, вы не можете судить о картине.

Комедию может играть один; для мелодрамы нужны уже двое; а для трагедии – трое.

Трагедия, драма, комедия или фарс – это одно и то же событие, увиденное лицом к лицу, сбоку или сзади, вблизи или издалека. Или другими людьми.

Вот чего хочет американская публика: трагедии с хорошим концом.

Фарс составляет сущность театра. Рафинированный фарс становится высокой комедией, брутализированный фарс – трагедией.

Беллетристика – частная история народов.

История – это роман, в который верят, а роман – история, в которую не верят.

История – это роман событий, роман – это история чувств.

От лжесвидетельства к беллетристике – один шаг.

Художник должен присутствовать в своем произведении, как Бог во вселенной: быть вездесущим и невидимым.

Хороший роман говорит правду о своем герое, плохой – о своем авторе.

Хороший роман говорит правду о своем герое, плохой – о своем авторе, серийный роман – о своем читателе.

Абсурдное и неправдоподобное случается в жизни так же часто, как в плохих романах.

Когда писатели заметили, что жизнь подражает плохим романам, они ударились в чистый вымысел.

Описывать жизнь людей так, чтобы обрывать описание на женитьбе, это все равно, что, описывая путешествие человека, обрывать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам.

Когда в романе читаешь: «Он вручил ей пачку банкнот», – чувствуешь, что автор преувеличивает.

Бывает, что иной роман слишком хорош, чтобы печатать его.

Если мне хочется прочитать роман, я пишу его.