Авдеев. Больше некому такое устроить. Завольский многим нагадил в панамку, но из того, что мне известно, даже его прямые конкуренты не рискнули бы так открыто катить бочку на собаку, которая не только лает, но запросто может вцепиться в горло мертвой хваткой. А Вадим, насколько я поняла их наших с ним нескольких разговоров, как раз и собирался провернуть что-то такое.

Вот же…

Ну и что мне теперь делать? Звонить старому борову и бить тревогу? Если он до сих пор не в курсе, что произошло, то этому может быть только одна причина — он просто сдох.

Но на этот вопрос ответ искать не приходится, потому что стоит подумать о папаше Андрея — и мой телефон тут же трещит входящим сообщением. Но это не он лично, а всего-лишь Копытин — то странное, похожее на палочника существо с дипломатом, которое объявило, что сделку с «MoneyFlow» буду подписывать я.

Еще до того, как прикладываю телефон к уху, знаю, что «прилетела» новая порция дерьмища от Завольского-старшего.

— Валерия Дмитриевна? Вас Копытин беспокоит.

Голос у него как у сломанного андроида.

— Я слушаю.

— Я звоню по поручению Юрия Степановича. Вы ведь уже в курсе, что в офисе «ТехноФинанс» происходят некоторые… вещи, требующие вашего непосредственного участия?

Даже мне не пришло бы в голову назвать финансовую и прокуратурскую облаву «некоторыми вещами».

— Разве Юрий Степанович меня не уволил? — Если честно, то ничего такого напрямую он не говорил, но мой домашний арест и показательное отлучение от всех дела компании, на это прямо указывало. До сегодняшнего дня.

— Ваша должность всегда была и будет вашей, Валерия, — все тем же глиняным голосом сообщает Копытин. — Когда вы сможете быть в офисе?

— Завтра? — Смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида, прикидывая, стоят ли мои синяки унижения одной из многочисленных марионеток Завольского.

— Вы должны быть там в кратчайшие сроки, через полчаса.

— Какие еще распоряжения отдал Юрий Степанович? Что я должна сделать? — «Посадить сорок розовых кустов?» — добавляю про себя.

— Решить проблему, — коротко отвечает Копытин, прощается и кладет трубку, не дав мне вставить ни слова.

Отлично.

Просто офигенно.

Если команду фас отдал Авдеев (у меня просто нет других подозреваемых), то Завольский снова оказался на шаг впереди. Именно поэтому хочет повесить на меня всех собак.

И что мне теперь делать? Не ехать в офис — значит, подписаться под тем, что от меня Завольскому больше нет никакой пользы, а то и хуже — он окончательно убедиться в том, что я имею ко всему этому непосредственное отношение. И тогда от его расправы меня спасет разве что одинокая хижина в арктических льдах. А если я поеду в офис, то меня сразу загребут в кандалы. Наверняка Андрюша по папашиному приказу уже успел повесить на меня всех собак. Мое «любимое» — выбор без выбора.

В памяти маячат документы на имя Рины Шутовой. У меня есть наличка и несколько «белых» банковских счетов, так тщательно замаскированных, что об и существовании не может знать даже жирный боров. Потому что если бы он о них каким-то образом пронюхал — то нашел бы способ обрубить мне доступ к средствам. Не в его правилась позволять своим миньонам так много возможностей для инакомыслия и своенравности.

Ну и куда бежать?

Заглядываю на сайт бронирования авиабилетов, просматриваю все ближайшие рейсы — Вена, какие-то тропические острова (с пересадками), пара граничащих стран, Лондон, Амстердам. Говорят, в это время года Амстердам особенно красив, а еще в этом городе особенная атмосфера. Там я была проездом, на четыре дня, три из которых я провалялась в постели с тяжелейшим пищевым отравлением. Сейчас даже и не вспомню, зачем туда ездила, но сам город видела только из окна такси из аэропорта и обратно. С другой стороны, в Лондоне я была трижды — первый раз Данте загнал меня туда из-под палки, а два других я ездила исключительно по собственной инициативе. Я достаточно хорошо знаю эту страну, чтобы не заблудиться в ста метрах от аэропорта, у меня даже есть там пара приятелей, хотя сомневаюсь, что кто-то из них вспомнит мое лицо.

Мне даже не нужно возвращаться домой — все документы, которые передала мне Оксана, я как раз захватила с собой, чтобы перепрятать их в надежную банковскую ячейку. Можно прямо сейчас поехать в ближайший супермаркет, купить сумку для маленькой ручной клади, необходимые в поездку мелочи и сразу в аэропорт. Рейс до Лондона через четыре часа, но вряд ли за это время Завольский-старший сообразит, что я решила не просто кинуть всю его семейку, но и сделала это самым радикальным способом.

Хороший план. Если не косячить, то шансы на выживание у меня довольно высоки. А когда буду в относительной безопасности, то все документы, которые есть у меня на руках, могу отсканировать и переслать Авдееву — возможно, они ему помогут в его борьбе за попранную честь Марины.

И еще одна мысль, которая подстегивает выбрать побег — я могу сохранить беременность. Наверное. Хотя То есть, в таком случае у меня будет еще немного времени в запасе, чтобы хорошенько взвесить все «за» и «против». Потому что, может быть…

— Чтоб тебя, — сквозь зубы ругаю мысленный образ Марины, которая как заевшая пластинка повторяет одно и то же про риски остаться бездетной, про то, что я обязательно пожалею если сделаю аборт.

А такой риск у меня есть, потому что я являюсь «счастливой» обладательницей отрицательно резус-фактора, именно поэтому меня так нечеловечески, буквально с первых дней, мучит эта беременность. А еще у меня какие-то проблемы с маткой, точнее, с ее недостаточной развитостью. Ничего такого, что делало бы меня бесплодной, но насколько я помню еще с подросткового возраста, надо мной всегда висел диагноз «гипоплазия матки». Никогда особо не предавала этому значения, потому что до случившегося была слишком «зеленой», чтобы задумываться о далеких перспективах материнства, а потом сама идея однажды стать матерью просто выветрилась из моей головы. И она до сих пор кажется мне абсолютно идиотской, потому что из сломанной куклы Маши может получится неплохая Барби, но никогда — не заботливая наседка.

Я еще раз листаю список всех рейсов… а потом выключаю телефон и откидываю голову на спинку сиденья, чтобы дать себе минутную передышку. Что я делаю? Всерьез рассматриваю перспективу побега? Хочу просто так бросить все, ради чего ломала себе хребет последние шесть или даже уже почти семь лет? Собираюсь трусливо поджать хвост, потому что впереди замаячила первая мало-мальски серьезная опасность? Разве Шутов меня этому учил? Разве этого хотела я сама, засыпая каждый вечер с именами убийц моей семи, которым я поклялась отомстить?

— Данте, ну где же ты? — Я проверяю нашу переписку, но сообщения так и весят даже без доставки. Они как будто застряли в паутине интернет-сетей и никак не могут вырваться на свободу.

Лори: Данте, пожалуйста, мне очень нужна твоя помощь.

Лори: Я не знаю, что делать.

Лори: Я не понимаю, какой выход правильный — рисковать или спасать свою жизнь?

Думаю минуту и заменяю слово «свою» на «нашу». Нарочно, чтобы когда Данте снова решит воскреснуть в моей жизни, он обратил на это внимание. А он обязательно обратит, потому что сам всегда учил меня, что нет случайных оговорок — бывают не вовремя сказанные.

Но даже спустя пять минут, за которые я успеваю вся издергаться, сообщения так и остаются болтаться в «паутине», даже без доставки. Но мой мессенджер точно работает — я проверила это неоднократно. Такое может быть только в одном случае — сам Данте сделал так, чтобы мои сообщения его больше не беспокоили. Вполне в его духе — он и раньше мог забивать на меня известно что на месяцы, а потом снова появлялся как ни в чем не бывало. Даже за последний год, когда мы договорились общаться только по средствам мессенджера, иногда молчал неделями, но и тогда мои сообщения по крайней мере до него доходили.