— Возможно, я не очень расстроюсь, если нет.

Она произносит тройное сухое «ха-ха-ха», потом чмокает меня в лоб, почти как сестра и, наконец, покидает мой склеп.

Кофе, кстати, сварила хреновый, хотя до сегодняшнего дня я был уверен, что сварить плохой американо в полностью автоматической кофемашине просто невозможно. Но на фоне всех прочих ее достоинств, одна вылитая в раковину чашка утреннего кофе — не такой уж жирный «минус».

Пока завариваю новый, сгребаю в стиралку все постельное белье, запускаю робот-пылесос. Совершаю еще какие-то механические действия, помогающие вернуть мой быт к привычному распорядку. Делаю гимнастику, отжимаюсь, стою в ебучей планке так долго, как могу, пока боль не начинает искать выход под правой лопаткой.

Смотрю на себя в зеркало — делаю это чтобы тупо не забыть, как выгляжу, а не от большого удовольствия. Мяса на мне все меньше с каждым днем, под глазами круги, а волосы давно пора привести в порядок. В последнее время меня с трудом хватает только на то, чтобы пару минут в неделю поелозить по роже электробритвой.

К восьми приезжаю в офис и до обеда занимаюсь работой — единственным удовольствием в моей жизни, которое мне еще доступно. А около часа еду в пиццерию неподалеку, потому что, хоть аппетит у меня давным-давно отсутствует в принципе, в это тело нужно закинуть минимальную порцию топлива, чтобы оно продолжало функционировать.

И как раз, когда я просто закидываю в себя теплое есто с ветчиной и каперсами, звонит Лори.

Видеовызов.

Мой мозг, еще утром не помнивший, когда мы контактировали последний раз, сейчас абсолютно точно знает, сколько недель, дней и часов прошло с тех пор. Достаточно, чтобы пальцы заныли от желания просто погладить ее имя на экране телефона. Чего я, конечно, не делаю.

Ставлю телефон на расстоянии вытянутой руки, используя стакан с соком в качестве подставки. Ерошу отросший ёжик волос, чтобы придать им какой-то порядок и нажимаю на клавишу ответа.

Первые секунды мы просто смотрим друг на друга. Замечаю, что с нашей последнего зрительного контакта ее волосы еще немного отрасли и сейчас она закалывает рваную челку смешной заколкой с медвежонком. На ней большой клетчатый шарф, многослойно завязанный вокруг шеи, маленькие сережки-гвоздики в ушах, веснушки россыпью вокруг носа. На заднем фоне — залитое дождем окно, в котором как раз проезжает большой красный автобус.

— Ты уже в Лондоне? — не придумываю ничего лучше, чем начать разговор с этого.

— Ага. — Улыбается очень сдержанно. — Привет, Шутов. Ни от чего тебя не отвлекаю?

— Неа. — Немного наклоняю телефон, чтобы она видела мой обед, а Лори с готовностью показывает свою тарелку с овсянкой, яйцом и сосисками.

— Эти штуки выглядят как холестериновая бомба, Ван дер Виндт, — имею ввиду сосиски. — Я должен видеть, как ты это съешь.

— Выпишешь мне внушение за предательство ПП? — Она улыбается, не разжимая губ.

— Хочу увидеть оргазм на твоем лице, когда ты перейдешь на темную сторону удовольствий. — Я говорю это не задумываясь.

И, конечно, между нами снова повисает паузу.

Какая-то долбаная упрямая часть меня до сих пор не оставляет попыток вернуть все как раньше, когда мы были просто_друзьями и могли позволять себе подобные шуточки, не опасаясь заплыть за буйки.

— Я просто… — Лори пытается начать первой, но запинается.

— Как ты себя чувствуешь? Давно у тебя на голове вылезла эта штука? — имею ввиду заколку, пытаясь, как всегда, свести разговор к обмену шуточками. На этот раз — совершенно детскими, клянусь.

Валерия трогает кончиками пальцев смешную детскую заколку и даже через небольшой экране телефона я хорошо вижу вспыхнувший на ее щеках румянец. Она такая красивая именно сейчас, что мое долбаное сердце пропускает пару ударов, а потом резко бьется, вколачивая в мою грудную клетку хулиарды боли.

— Если я ее сниму, то стану похожа не сбежавшую пациентку психбольницы, — жалуется Лори, но все-таки снимает и расправляет на лбу рваную челку.

Вопросительно ждет моей реакции, но у меня язык в глотку провалился от того, какой трогательной и юной она кажется в этот момент с этой смешной прической и огромными глазищами на худом узком лице. И эти веснушки словно созданы специально для того, чтобы я мог среди них заблудиться.

«Отлично, старик, еще давай ляпни эту сахарную хуету — и все планы пойдут по пизде», — не дремлет мой внутренний скептик и я немного трезвею.

— В Лондоне кончились двурукие парикмахеры? — пытаюсь посмеяться. — Тут же работы на пару вжиков машинкой.

Лори рассеянно хмурится, а потом быстро возвращает заколку на место. Делает это наощупь и часть волос остается торчать около уха. Моя треклятая рука дергается, чтобы заправить их за медведя, но вместо этого хватаю ею салфетку и промокаю совершенно сухие и чистые губы.

— Я пока просто обживаюсь, — говорит Лори уже более сдержано, как будто получила достаточно оплеух, чтобы больше не пытаться быть милой со своим старым другом. — Знаешь, тут совсем другой ритм жизни.

— Англичане никуда не спешат, — цитирую сам не помню что.

— Ты похудел, Шутов, — резко переключается Лори и я машинально немного откидываюсь на стуле, чтобы часть моего лица оказалась в тени. — Не пытайся спрятаться, я все равно увидела. Когда ты был у Павлова? Когда операция?

Странно, почему она забыла многие вещи (в том числе трагедию Алины и до сих пор думает, что мы просто разбежались после очередной неудачной попытки сойтись), но помнит про мое долбанутое здоровье, фамилию моего лечащего врача и операцию, с которой я давным-давно слился. Все было бы гораздо проще, если бы моя маленькая обезьянка перестала думать, что пришла в наш мир с одной единственной целью — спасать это медленно подыхающее ничтожество.

— Юля просила передать тебе привет, — говорю как будто невпопад, но специально чтоы напомнить ей, что теперь обо мне есть кому позаботится. — Все уши мне прожужжала, когда ты приедешь — хочет поговорить с тобой о чем-то важном.

Я вижу стремительно загорающееся в ее взгляде разочарование, которое она тут же маскирует надуманной задумчивостью. Молодец, не идеально, но достаточно качественно, чтобы обвести вокруг пальца большинство двуногих баранов в этом мире.

— Мы всего раз виделись, — рассеянно бормочет Лори, выдавая свое огорчение за недоумение. Опять же — довольно недурно, но не для меня, читающего ее как открытую книгу. — Как ваши дела?

— Все хорошо, — отделываюсь типовой фразой. Никакие красивые выдумки не будут так убедительны, как ее собственное воображение.

Лори снова улыбается, но на такой вариант развития диалога, у нее явно не заготовлена пара дежурных фраз. Она начинает смотреть по сторонам, потом отодвигает в сторону тарелку и я становлюсь свидетелем того, как к ее столу почти мгновенно подбегает обеспокоенный официант. Наблюдаю за тем как она, почти на идеальном английском, говорит, что с едой все в порядке и у нее нет никаких претензий к заведению, отказывается от пудинга и просить счет.

Я бы хотел быть сейчас рядом.

Накормить ее, даже если для этого пришлось приложить некоторые усилия, чтобы моя Лори не выглядела такой измученной. Потом вместе пойти гулять под дождем, смотреть на Темзу, кататься на знаменитых автобусах, сделать фото в типовой лондонской телефонной будке. Я бы хотел все это до конца своей жизни. Если бы только я не успел натворить столько дел, что всех моих денег не хватит отмыть хотя бы половину.

— Ладно, я просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке! — Лори напяливает широкую довольную улыбку и кивает на внезапно выглянувшее из-за туч солнце. — Пойду погуляю, пока на Туманном Альбионе появилась такая роскошь!

— Лори… — Я останавливаю ее ровно в тот момент, когда она тянется к телефону.

— Да? — В ее голосе вспыхивает надежда. — Слушай, Шутов, я знаю, что ты сейчас меня отчитаешь, но может мы можем… Тебе не кажется, что все как-то…

— Не звони мне больше по видео связи Ван дер Виндт, — говорю я, и каждое слово режет горло на ленты. — Это ведь не проблема?