— Бога ради! — вырвалось у него. Но он сейчас же заметил свою ошибку и сконфуженно засмеялся. — Что нам было бы делать вчетвером? Верндта, Думаску и меня совершенно достаточно, — торопился он говорить, стараясь не дать ей вставить слово. — Да и, кроме того, ты обижаешь своим беспокойством Вальтера Верндта. Ты думаешь, что он не предусмотрел всего?

— Насколько он был в силах сделать это.

— Его скафандры, положительно, гениально устроены. Ни у одного химика до сих пор не было в шкафу такой одежды для лаборатории. Ты, ведь, видела эти костюмы при примерке. Точно в водолазном наряде стоишь в этих асбестово-каучуковых оболочках. В таких панцырях с нами ничего не может случиться. Мы облили их серной кислотой, хлорной водой и соляной кислотой. Мы окунули их в расплавленный свинец, испытывали на них действие различных газов и огня. Дорогое дитя, и газ и огонь просто на смех нас подняли. Наши костюмы действуют, как изоляторы для электричества. Они обезврежены против рентгеновых лучей, лучей Y, Z. — и против всех других лучей радиоактивных веществ. Право не знаю, что еще нужно было бы от нас при таких условиях этому сумасшедшему метеору!

В дверях, точно призыв к действительности, стояла темная фигура слуги.

— Иду, — кивнул ему Нагель. Он заставил себя взять беззаботный тон

— Так значит до обеда, моя девчурка? И не бояться, слышишь?!

Она удержала его поцелуем.

— Я пойду с тобой и помогу вам хоть одеть ваши халаты, — сказала она слегка дрожащим голосом. Она направилась к лаборатории, не дожидаясь его ответа.

Как три допотопных, неуклюжих чудища двигались в большом зале лаборатории Вальтер Верндт и его два ассистента, заканчивая последние приготовления к опыту. Они подняли кверху огромные головы асбесто-каучуковых костюмов. Гениально устроенные скафандры допускали переговоры с помощью радиофонных аппаратов, но без головных уборов все же легче было понять друг друга. А, главное, гораздо приятнее было дышать свежим воздухом лаборатории, чем находиться в сгущенной атмосфере всех кислот, которыми пропитан был костюм. Собственно, помещение для опытов поражало своей пустотой. Все лишние предметы были устранены. Все аппараты были вынесены в соседние комнаты и находились на случай нужды под рукой при посредстве электрических двигателей и пневматических передач. Стены зала были оклеены тем же непроницаемым веществом, из которого были сделаны халаты исследователей. Странно мрачными казались эти каучуковые обои стен высотою с дом. Только большое окно в куполе пропускало в зал дневные лучи. Оно было устроено с таким расчетом, что тотчас же автоматически открывалось, когда атмосферное давление в зале начинало превышать 860 миллиметров. Взрывчатые газы находили таким образом свободный выход кверху. На случай большой опасности, стояли похожие на гигантские несгораемые шкафы панцырные камеры, защищенные предохранительными экранами. Они были расставлены в известном порядке вокруг плавильных печей, возвышавшихся на широких бетонных площадках.

Последним внимательным взглядом окинул Вальтер Верндт плавильные аппараты.

— Все в порядке, господа, мы можем начинать. Мы будем обращаться с метеором, как принято обращаться с неизвестными телами. Только я воспользуюсь для разложения химических веществ жаром, а не слишком продолжительным реагентивным методом. Опустите ваши шлемы.

Он нажал электрическую кнопку. Тотчас же раздвинулся пол, раздался глухой шум и из глубины поднялась большая каменная глыба. Темная, угловатая, таинственная — меньший из найденных осколков метеора. Нагель отбил от нее молотком кусок величиной с кулак и подал его Верндту. Остальной камень медленно опустился под пол.

Верндт положил крупинку вещества метеора на платиновую сетку и закрыл ее платиновой проволочной крышкой. Посредством рычага включил он электрический ток и дал телу медленно нагреваться.

Несмотря на значительную степень нагревания, кусок оставался все тем же камнем. Не произошло ничего нового. Не выделялся газ и вещество не проявляло склонности к плавлению.

— Ничего не выделяется! — проворчал разочарованный Нагель.

— Меха для взрывчатых газов! — приказал Вальтер Верндт. Из-за шлема его голос звучал точно через мембрану телефона.

Думаску пустил в ход аппарат. Жара повышалась неотступно. Метеор оставался без изменения.

Верндт выключил рукояткой электрический ток.

— Теперь испробуем плавильную печь, — сказал он спокойно.

Нагель направил кабель. Он вертелся вокруг печи, точно молодой слон.

— Теперь-то уж наверно нагреется эта ледяная глыба, — засмеялся он сухим смехом. Эхо точно передразнило его. Думаску выжидательно наклонился вперед.

— Какую температуру дает печь?

— От 6 до 10 тысяч градусов. Она годится, во всяком случае, только для небольших опытов. Я начинаю, господа!

— Нам не нужно еще уходить в предохранительные камеры?

— Пока еще нет. Что показывает термометр?

— 2100.

Жара усиливалась с каждой минутой. Черный метеор в тигле не показывал никаких признаков жизни.

— 3000 градусов! — прокричал Нагель. Его выводила из себя невозмутимость камня. Разве для этого делались все приготовления, строился город Верндта и был напуган весь мир? Миллионы и миллионы людей в эту минуту нетерпеливо ждали первых сообщений. Первый опыт, конечно, не мог дать окончательных результатов. Это была только проба, легкое нащупывание. А что, если этот обломок камня в тигле обманет их ожидания? Если все было только воображением? Такой же камень, как и всякий другой! Какие их тогда ожидают нападки!

— 3100.

Верндт коротко нажал выключатель.

— Теперь нам, к сожалению, придется отправляться в нашу клетку.

Покачиваясь и нащупывая стены, залезли трое мужчин в массивный стальной шкаф.

— Мне кажется, что я пакет с долларами в банковском сейфе, — шутил Нагель, стараясь вернуть себе доброе расположение духа.

Инженер герметически закрыл изнутри неуклюжую дверь. Он стал следить в зрительную трубу за положением обломка метеора. Ничто в нем не изменялось.

— Возьмитесь за съемку на обыкновенные пленки, Думаску. А вы там, милый Нагель, за ультра-хроматическую пластинку.

Ассистенты встали к аппаратам. Это дело было им хорошо знакомо. Плавильная печь была устроена так, что со всех сторон можно было видеть раскаленный тигль. Температура снова поднялась на сотни градусов.

— 4000, — произнес Нагель.

Легкое движение пробежало по фигуре инженера.

— Метеор тает! — твердо произнес он, без малейшего волнения. Глаза всех напряженно смотрели на чечевицы. Руки их механически хватались за рычаги и клапаны.

— Хорошо, что стекла зачернены! — послышался голос Нагеля.

— Иначе жара была бы невыносима для сетчатой оболочки.

Серо-зеленая масса обломка метеора быстро растекалась, точно тающее железо. Клокочущая жидкость постепенно выпарялась. Она заметно уменьшалась в объеме.

— Последите-ка за постоянно меняющимся спектром! — крикнул Верндт, стоя у чечевицы. — Точно радуга в калейдоскопе.

— Что вы из этого заключаете?

— Каждый элемент имеет свой определенный спектр, свое особенно окрашенное сияние, по которому его узнают физики. По этим спектрам мы еще до падения метеора могли определить присутствие знакомых нам веществ, как железо, никель, хром и платина. Теперь вы видите, как эти вещества отделяются при таянии по одиночке, точно на параде. Исчезает спектр за спектром, указывая этим на то, что известный элемент испарился. Этим объясняется меняющаяся окраска.

— А то, что остается?

— Есть именно то, что мы ищем.

— 7000 градусов, — произнес удивленный Нагель.

— Остановитесь! — сказал Верндт и прильнул к зрительной трубе.

Жидкость вдруг неожиданно изменилась. Жидкая до сих пор масса вдруг превратилась в кашу, стала тягучей и начала выбрасывать кверху большие клубы газов.

— Теперь! — послышалось короткое восклицание.

Ассистенты поняли, что хотел сказать Верндт. В молчаливом ожидании сильнее забился их пульс. Что проявится? Что случится? Разнесет ли взрыв эти остатки камня? От этого зависело все. Каждая минута, секунда могла дать ответ…