— Лыча, — сказал Илико, — старик Басиев сказал мне, что когда я убью пять туров, он отдаст за меня свою Урчулэ.

Лыча присвистнул: — Легко сказать — пять туров! Пока мы с тобой еще ни одного не убили…

— Убьем! — с молодой самоуверенностью воскликнул Лыча. — Старый Басиев за прошлое лето взял три тура.

— Так то Басиев, он на всю Осетию известен…

Вытряхнув трубки, они спустились с каменистого сидения. Перед ними необозримой, зеленовато-белой россыпью лежал ледник, изрезанный трещинами, расселинами и провалами. Всюду слышался тонкий звон и лепет бесчисленных струек воды, в которые превращается лед под знойными лучами летнего солнца. Отсюда берет начало и бурный Цейдон. Легкой поступью они шли в своих мягких чувяках, почти не отрывая глаз из-под ног, где на каждом шагу стерегла их опасность провалиться в бесдонную, скользкую пропасть ледника. Пустяки перепрыгнуть расщелину, но жутко итти по колеблющимся столбам тающего льда, вот-вот готового обрушиться и увлечь за собою.

— Туры! — шепнул Лыча, мотая головой в нежно-зеленоватое пространство льда.

Сделав козырек из ладони левой руки, Илико долго всматривался пока определил сторожких животных. Они пошептались и начали обходить туров с противоположных сторон. Сначала шли, приседая и стараясь слиться с ледяными глыбами, потом легли и бесшумной змеей, отталкиваясь руками и ногами, скользили к зверю. Уже Илико были видны горделивые облики обитателей неприступных вершин, когда самец тур насторожился в противоположную сторону, откуда полз Лыча. Припав к льдине, Илико замер. Сердце билось тяжело и тревожно, а рука проверяла боевой взвод винтовки.

Через несколько мгновений, едва он успел вскинуть ружье к плечу, как в шагах шестидесяти от него на легком бегу появился круторогий красавец. Раздался выстрел. Самка ринулась в сторону, а самец пал на передние колена, попытался вскочить и с жалобным блеянием конвульсивно задергался, обагряя лед кровью.

Сколько усилий понадобилось, чтобы стащить добычу с недоступных горных высот в долину. Скромный Илико сделался героем дня и центром внимания всего аула.

Дудила зурна, трынкали сазандари, вкруговую ходила азарпеша[62] с терпким вином, и почетным гостем сидел под развесистой чинарой старый Басиев. Потом танцовали наурскую[63], и Илико в бешеной пляске пожирал глазами плывшую вокруг него Урчулэ.

— Славная будет пара, — говорили старики.

— Пусть хоть пять туров убьет, — говорил хмельной старик Басиев и добавил: — я на своем веку семьдесят три тура ухлопал, а в такие лета уже десяток за собой имел. Иначе, как за охотника, не отдам…

Не везло Илико. В это лето удалось убить еще только одного, хотя и принес он рога первой добычи в Реком к приюту Уастарджи и почтительно просил покровителя охотников дать ему удачу.

Пришла тоскливая для Илико зима. Поблекли горные склоны, оголились леса и кустарники, выли снежные ураганы в каменистом ущелье, а Урчулэ ходила грустная, кляня прихоть отца.

Долгожданная весна одела изумрудом поля, склоны гор, расцветила пестрые азалии, выкинула на рододендронах и магнолиях восковые тонко-ароматные цветы.

— Будем к осени свадьбу играть? — спросила Урчулэ, выбегая тайком на свидание к Илико.

— Будем, будем, — сказал Илико, мрачно потирая переносицу, и зачастил опять в заоблачные вершины в погоне за турами.

— Осталось убить одного, радостно говорил Илико к концу лета, отправляясь с неизменным спутником Лычей в Цейский ледник.

Им повезло. Взобравшись на вершину, еще курившуюся синими змейками тумана, они уловили смутные силуэты животных. Лыча пополз в обход, а Илико засел за глыбой бледно-зеленого льда. Медленно движутся животные, не чуя опасности. Вот они забирают влево. «Уйдут», — мелькает в голове Илико. Затаив дыхание, бесшумно ползет он наперерез. Кажется неодолимым пространство, дрожит от нетерпения и азарта, перекидывается через расщелины, балансирует на зыбких ледяных столбах. Туман уже растаял под яркими лучами солнца, ослепляет глаза свет, отраженный ледяным хаосом.

Журчит вода в темных расщелинах, пошла полоса предательских столбов, но Илико не замечает опасности. Вдруг провалились колени, тщетно цепляются и скользят руки… В грохоте, диком реве и брызгах он летит в бесконечно темное и холодное…

— Уастарджи, покровитель наш! — вскрикнул Лыча, заслышав грохот обвала.

Долго искристая пыль алмазов носилась в воздухе, вторило горное эхо грозному рокоту и сколько ни всматривался Лыча в зеленовато-белый хаос льдин, Илико не было видно.

Где Илико — это тайна Цейского ледника.

Внезапно послышался шум и из люка выскочил канонир, размахивая за кончик хвоста пойманной крысой.

— Ах ты, сволочь! Не будешь больше жрать моих фуфаек. Где боцман? Имею право на двойную.

Во все времена на кораблях всех морских сил охотники за крысами получают «двойную», — двойную порцию вина: две четверти литра — вместо одной. Почтенная традиция эта ведет свое начало с первого, всем известного адмирала Ноя.

И боцман подтвердил:

— Ладно! если заслужил, — то и получай. Ступай в баталер-камеру, сын мой, и скажи там, что надо…

Старый командир видел эту сцену.

— В мое время, — пробормотал он презрительно, — для того, чтобы заслужить двойной рацион, одной крысы было мало…

Он расставил ноги, чтоб пропустить налетевший вал, и заговорил с нами с высоты тридцати лет, проведенных на море.

— Господа, в 69-м году я был мичманом на борту «Цереры», парусного фрегата, обращенного в транспортник для каторжников. Мы ходили в Новую Каледонию, держа курс на Мыс Доброй Надежды туда, и через Магелланов пролив обратно… Вот это так были плавания, уже можете мне поверить!.. А надо вам сказать, что «Церера» была просто старой кадкой, разломанной до шпангоутов, а крысы так просто кишели на ней. Представьте себе только, что ни одна дверь складочной каюты не запиралась и что все переборки походили на шумовки. В один прекрасный день в ящике с хронометром оказалось вдруг целое гнездо крыс.

Тогда второй офицер немедленно пришел в ярость:

— Завтра, — приказал он, — целый день, с утренней уборки до вечерней — охота! И двойной рацион каждому, кто принесет шесть трупов боцману.

— Шесть, эге! — заметьте. — А знаете ли, сколько штук было помечено на таблице в тот вечер? — Шестьсот семьдесят две! — Совершенно верно. Шестьсот семьдесят две крысы, убитые с восхода солнца до заката! Сто двенадцать полудюжин! Это стоило 28 литров вина правительству.

Второй офицер встревожился:

— Двадцать восемь литров! — повторял он, — двадцать восемь литров!.. Да эти негодяи опустошат нам всю камбузу!.. И вероятно там осталось вдвое больше крыс, чем было убито… Но дайте срок! Я наведу порядок. Завтра опять охота, как и сегодня, но для того, чтобы иметь право на двойную, надо будет принести двенадцать крыс вместо шести…

Он думал перехитрить их. Да не тут то было! На следующий день вечером перед ним выложили на юте более тысячи крыс. На этот раз он ругался не хуже покойного Жана Барта.