«Алессио», — поприветствовал меня Байрон.

«Байрон».

"Что-либо?" Он помогал. Во всяком случае, пытаюсь. Но мы продолжали заходить в тупик.

«Ничего нового», — скрипнул я, глядя на сенатора Эшфорда, который беззаботно смеялся и, скорее всего, пил коньяк. «Только слухи о наемниках, которые застряли в стране и скрываются в горах. Говорят, с ними иностранки.

За исключением того, что не было абсолютно никаких подробностей о женщинах. Ни наемников. На кого они работали?

Я видел, как отец вынул из кармана сигару, и кто-то уже протянул руку, чтобы зажечь ее. Судя по всему, на этого ублюдка не распространялось правило о запрете курения. Он вдохнул, затем выдохнул, создавая вокруг себя вихрь дыма.

— Он что-нибудь сказал? Я спросил Байрона, который наблюдал за своим отцом.

— Нет, просто если хочешь знать, то сразу к нему придешь.

Единственная причина, по которой я пришел, — это Отэм и наш сын. Ради них я бы сжег мир. Ползать перед ними на коленях. В общем, не было ничего, чего бы я для них не сделал. Так что, если бы сенатор Эшфорд хотел, чтобы я обратился непосредственно к нему, я бы это сделал.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, сенатор Эшфорд повернул голову, и наши взгляды встретились. Это был второй раз, когда я был с ним в одной комнате. Последний раз это было десять лет назад, когда он разыскивал меня.

За чертовы деньги на свою кампанию.

Он извинился, оставив юную девчонку позади, и пошел дальше. Чем ближе он подходил, тем крепче я сжимал стекло, которое держал.

Мне было сорок два года, и я все еще не мог смириться с тем фактом, что этот ублюдок бросил мою мать, когда она нуждалась в нем больше всего. Оставил меня на воспитание ублюдку-садисту.

«Алессио», — поприветствовал он меня.

«Сенатор Эшфорд». Его густые брови нахмурились. Он презирал то, что я отказался называть его по имени. — Я не буду тратить ваше время, — начал я. — И не мой. Моя жена- "

«Она не твоя жена», — остановил он меня.

Мои зубы сжались так сильно, что казалось, будто мои коренные зубы вот-вот треснут пополам.

"Еще нет. Но она мать моего ребенка, — процедила я. «Если бы она не застряла в Афганистане, она бы сейчас была моей женой. Так что вы простите меня, если я не отвернусь от женщины так же легко, как некоторые другие люди.

Его челюсть щелкнула. Ах, наконец! Я задел нерв. — Я не отвернулся от твоей матери.

Мои глаза бродили по комнате, казалось бы, небрежно. «Это то, что ты говоришь себе, чтобы лучше спать? Я думаю, что лгать самому себе, вероятно, даже проще, чем лгать всем остальным».

— Алессио, твоей матери было бы лучше без меня.

Я сделал шаг вперед и выпрямился. Моя фигура возвышается над ним. «Да, моей матери было намного лучше, когда ее избивал садистский ублюдок. Ей было гораздо лучше, когда ее били и насиловали. Ей было намного лучше видеть, как ее собственных детей терроризируют и избивают так, что она даже не может собраться с силами, чтобы защитить их».

"Если бы я знал- "

— Не надо, — прошипела я, мои мышцы напряглись. Я был готов сорваться, но это не поможет Отэм. «Избавь нас от всей своей лжи. Я хочу знать, сможешь ли ты мне помочь или нет, — продолжил я холодным тоном. — Кроме этого, меня больше ничего от тебя не интересует.

Последовало ледяное молчание, пропитавшее воздух, а на лице сенатора Эшфорда появилось понимание. Возможно, на его лице отразилась некоторая боль, но меня это не волновало. Было слишком поздно. Слишком поздно на сорок два года.

Эти отношения уже не исправить.

— Я следил за тобой, — сказал он, его голос внезапно стал испорчен усталостью. — Ты и Отем Корбин. Я напрягся, и губы сенатора Эшфорда подтянулись. Едва. «Когда я получил известие о ее отъезде в Афганистан, я обратился к старому другу, который в долгу передо мной. Он владеет охранным агентством. Они следили за ней. К сожалению, когда там разразился хаос, исчезло и все мое общение с ними. Но последнее сообщение, которое я получил от него, показало, что она у него, и она в безопасности».

"Когда?" Я прохрипел.

"Две недели назад."

— Куда они направлялись? Я потребовал знать.

«Для гор», — ответил отец. «Несмотря на то, что все технологии остались позади, у нового режима есть возможность контролировать все коммуникации. Мой парень сказал, что не сможет снова позвонить, пока они не найдут безопасное место».

Мое сердце замерло.

Если он больше не слышал о нем, это означало, что они не в безопасности.

Глава 43

Осень

С

шесть недель вдали от моего сына. Шесть недель до Алессио.

Еще одна пещера. Мы прятались в пещерах, переезжая каждые несколько дней. Я устал от пещер и гор. И этот холод, пронизавший мои кости.

Мои мышцы болели. Моё сердце болело ещё сильнее. И я был чертовски голоден. Я понятия не имел, сколько сейчас времени. Ночь. На улице было темно. Мои зубы стучали от холода.

Всхлип. Потом еще один всхлип. Я вытер нос тыльной стороной ладони.

Были люди, которые жили так всю свою жизнь. Мы занимались этим шесть недель, и я разваливался. Это заняло не много времени, около недели. Но я был слишком горд, чтобы показать это. Молодая женщина с ребенком не плакала. Она была благодарна, даже улыбаясь, тому, что у нее есть защита от этих мужчин. Я тоже был благодарен. В тот момент, когда в Кабуле разразился настоящий ад, мы смогли спастись только благодаря этой группе из четырех человек. Они окружили нас и выгнали из этого места, а вокруг нас летали пули.

Я зажмурилась, уголки моих глаз горели и грозились выпустить слезы. Я знал, что как только они выпустят свободу, их уже ничто не удержит. Я подтянула колени к груди, легла на твердый пол пещеры и обхватила себя руками, чтобы немного согреться.

Паранджа и одежда, которую я носила под ней, почти не согревали. Один из охранников дал мне одну из своих рубашек. Все наши вещи остались позади. У меня была камера, у них было оружие, и у всех нас была одежда на спине.

Вот и все.

Мы шли пешком по деревням глубокой ночью, убегая от группы мужчин, которые назначили цену за наши головы и угрожали любому местному жителю, который хотел бы нам помочь.

И все же мы находили доброту в самых неожиданных местах.

В одном из сел женщина предложила мне свою паранджу. У них почти ничего не было, и она все равно предложила мне свою лучшую паранджу, чтобы я мог сойти за местного жителя. Другой мужчина дал нам еды на вынос. Мы не смели оставаться в чьем-либо доме и приносить беду к их порогу.

По моему лицу скатилась первая слеза. Дома был сочельник. Здесь было Рождество.

Это будет мое первое Рождество вдали от семьи. Первое Рождество без Кола. В горле образовался ком. Оно сжимало и сжимало, пока я не мог дышать. Из меня вырвался хрип, и я быстро проглотил рыдание, сорвавшееся с губ.

Но последовал еще один.

И мое тело начало дрожать от каждого нового рыдания, прокатившегося по мне. Мои руки закрыли рот, пальцы дрожали. Я крепко зажмурил глаза, надеясь взять себя в руки, прежде чем кто-нибудь очнется.

А ребенку Сальмы нужен был сон.

Так звали женщину с младенцем. Сальма и ее маленькая девочка Азая.

Она была многообещающей афганской журналисткой. И когда дерьмо попало в вентилятор, они пришли за ней. Она так и не добралась до ворот, которые обеспечили бы безопасность ей и ее ребенку.

Я не пожалел, что бросился ей на помощь. Я действительно этого не сделал.

Но никогда за миллион лет я не думал, что мы окажемся здесь. Отрезанный от мира. Отрезанный от безопасности.

— Мы уйдем отсюда. Глубокий, хриплый голос раздался позади меня.

Киан. Никаких фамилий.

Мужчина пятидесяти с чем-то лет, который спас мне жизнь. Почему? Я понятия не имел. Наверное, я понятия не имел, почему прыгнул перед Сальмой. Киан почти не разговаривал. Он был одним из тех молчаливых, загадочных типов.