— А если бы ребёнок не унаследовал способности? — я ж могла родиться как мама, обычным человеком, простецом.

— Непременно унаследовал бы, — убеждённо произнёс Иван Алексеевич. — Первый ребёнок в нашем роду обязательно наследует способности. Второй или третий уже могут и не унаследовать, но первый — непременно. А второго и остальных не случилось.

— А почему… Ирина? Вы так договорились с мамой? — а мама не исполнила, судя по всему.

— Да, мы говорили, что если родится мальчик, то будет Алексей, а если девочка — то Ирина. Но вышло… как-то иначе.

— Мне дали отчество и фамилию по деду, маминому отцу.

— Я видел его однажды, Люба нас знакомила. Мне показалось, что я ему не понравился.

Уж наверное, насколько я помнила деда, ему не мог понравиться человек, не пойми откуда взявшийся, не имеющий понятной специальности и работы. А Иван Алексеевич у нас там оказался именно таким. Это здесь он принадлежит к какому-то там роду, нужно бы узнать о том побольше. А дома…

— Вы бы понравились, если бы могли понятно сказать, где работаете, сколько зарабатываете, какие у вас перспективы на дальнейшую жизнь. А вы, как я понимаю, не могли.

— Не мог. Люба была рационалисткой и материалисткой, она и слышать не захотела, когда я попытался объяснить ей про магию и высшие силы.

— Понимаю отлично, — рассмеялась я. — Я и сама долго не верила, оказавшись здесь. Мне прямо говорили, а я всё не верила. И далеко не сразу поняла, что в наставлениях бабушки Рогнеды был смысл, совершенно определённый смысл.

— Как вы оказались тут? Расскажите, — он жадно впился в меня взглядом.

— Я не знаю механизма перемещения, если вы об этом, — покачала головой я. — Дома я искала работу и ходила на собеседования. И после одной неудачной встречи случилось землетрясение. Я в тот момент находилась в лифте, лифт оборвался и упал, мне так показалось. А очнулась я уже в Егорьевском переулке, в Иннокентьевском. Я словно провалилась в точно такой же город, каким был Иркутск, только — сто с небольшим лет назад. И — это не был наш Иркутск, потому что в нашем не было магии. И мне потребовалось время, чтобы понять всё это.

— Верно, Иркутск. Город назывался так.

— И если бы не терпение доктора Зимина, и не ряд случайностей, всё было бы совсем иначе.

— А где вы встретили Мишу?

— В больнице у Василия Васильевича. Он прибыл туда по служебным делам, и вместе с Зиминым они пытались помочь мне вспомнить, а по факту — понять, где я нахожусь. В момент перехода я сильно ударилась головой, и уже здесь меня ограбили — украли сумку с документами, верхнюю одежду и ботинки. Ботинки и документы Миша вернул. А избежать преследования неприятного человека помог Зимин.

— Значит, это была судьба, — улыбнулся Куницын. — Матушке удалось сообщить, что родилась девочка, и в честолюбивых мечтах я видел, как мы породнимся с Севостьяном. Потому и уговорил его на помолвку, я не сомневался, что мне удастся вернуться и доставить сюда и Любу, и дочь. Но всё вышло совсем не так. А как пробудилась ваша сила?

— Это тоже случайность, — сказала я. — Связанная с моей нанимательницей, Софьей Людвиговной.

— Вот и расскажите, будьте любезны, что там за история, — произнёс появившийся в дверях Соколовский-старший. — Потому что в её смерти обвиняют Михала.

— Кто обвиняет? — сощурилась я.

— Автор доноса, до последнего желавший остаться неизвестным, — усмехнулся Севостьян Михайлович.

— Ну так и спросить — присутствовал ли он там, видел ли, как всё было, и в каком месте прятался, что самого не зацепило, — буркнула я.

Только не хватало — придумывать о том, что случилось в ту ночь! Наверное, потому меня и допрашивал ревизор Васин — хотел послушать, что скажет непосредственная участница тех событий.

— Спросили, — кивнул старший Соколовский. — А теперь желаем послушать участников событий.

— Лёля, рассказываем всё, как есть, — произнёс Миша за спиной.

— Куда доктора дел? — спросил его отец.

— У него ещё кто-то требует немедленного внимания, потому от ужина он отказался, — пожал Миша плечами. — И я тоже хочу послушать — как так сталось, что меня обвинили в смерти госпожи Серебряковой. Я для чего сохранил в магическом кристалле допрос — именно для того, чтобы ни Лёлю, ни меня о событиях той ночи и разных глупостях вовсе и не спрашивали. И что же, потеряли тот кристалл? Болотников обычно не теряет ничего важного.

— Не потеряли, но кое-кто в великой обиде на тебя скрыл это важнейшее доказательство, не то просто спрятал, не то вовсе уничтожил, — сообщил Севостьян Михайлович.

— Как уничтожил? — не поняла я.

— Может, и не уничтожил, но выбросил, или ещё что там можно было сделать, — пожал плечами Соколовский. — Но доступа к тому артефакту нет, и если не случится никакого чуда, то и не будет. И потому — рассказывайте. Оба рассказывайте.

Миша опустился в кресло, Севостьян Михайлович расположился на диване. И оба они — и он, и Куницын — смотрели на нас. Миша улыбнулся мне и начал первым.

— Мы с Ольгой Дмитриевной познакомились в больнице у Зимина — её доставили туда без пальто, без ботинок и без сознания тоже. Она являла собой невероятное зрелище, когда я впервые там её увидел — ни капли магической силы, но мощный некромантский амулет на шее. Зимин привлёк меня к процессу пробуждения у неё памяти, я предположил наличие не пробудившейся пока силы и попробовал спровоцировать Ольгу Дмитриевну на ответ, но увидел лишь обычную реакцию простеца на силу некроманта. И преизрядно получил от Зимина, — ещё и усмехается, вот ведь!

— Это было страшно до обморока, — усмехнулась я.

— Верю, — он улыбнулся мне. — Потому и пришёл просить прощения, и ботинки твои вызволил. И документами заинтересовался — никто не мог их прочесть, и я тоже не смог, а некоторые языки разумею. Тогда и подумал, что на нас всех свалилось чудо из-за грани мира, такое случается. А потом оказалось, что чудо попало в услужение к госпоже Серебряковой, которая обитала в соседнем с этим доме. Любопытство подстегнуло меня, я принялся навещать Софью Людвиговну, и даже ухитрился несколько раз поговорить с Ольгой Дмитриевной — не более, потому что у госпожи Серебряковой была причина ограничивать своих компаньонок в свободных беседах с гостями. Пришлось изыскивать способы беседовать тайно, — усмехнулся он. — Однажды мне показалось, что я почти что вызвал Ольгу Дмитриевну на откровенность, но нам помешал пожар во дворе у соседей. Пришлось вмешаться в тот пожар, и договорить не удалось. А на следующую ночь я был поднят с постели небывалой вспышкой магической силы.

— Случился прорыв? — живо заинтересовался Куницын.

— Верно. Почтенная дама желала заполучить жизненную силу Ольги Дмитриевны, сняла ограничивающий амулет и магически связала предполагаемую жертву. А жертва оказалась некромантом с непробудившимися способностями, и от проведённого ритуала те способности пробудились.

— И что же? — продолжал выспрашивать Куницын. — Многих зацепило?

— К счастью, госпожа Серебрякова догадалась оградить свой кабинет мощным защитным барьером, всё ж магом она была не из последних, поэтому остальная прислуга и соседи мирно спали и ничего не услышали. Но пробудилось висевшее на стене чучело рыси и загрызло ближнюю женщину Антонию, помогавшую хозяйке в тёмных делах. Сама хозяйка успела огородиться, а Ольга Дмитриевна сознанием провалилась в тени. Так было, когда я пришёл. А после — госпожа Серебрякова сама сняла свой поддерживающий силы артефакт-накопитель, и прервала таким образом свою жизнь. И все её обстоятельства мы узнали уже путём посмертного допроса.

— А что же вы? — Куницын взглянул на меня.

— Получила обратно свой амулет и вернулась в мир. Выслушала историю Софьиной жизни. И несколько дней после того приходила в себя, — честно ответила я.

Рассказывать о том, чем тогда завершилось у нас с Мишей, не хочу и не буду. И он, похоже, тоже не хочет, вот и правильно.

Он улыбнулся мне и продолжал — о телах прежних компаньонок, о том, как осталась кучка пепла, и как опустили тот пепел в реку под лёд, и о том, как он написал рекомендательное письмо Пуговкину, потому что мага-некроманта необходимо учить.