— Значит, вы тоже виноваты? — не удержался от реплики Бреусов, но Гена его слова напрочь проигнорировал.

— Козлинский решил, дескать, ему специально статью подкинули, чтобы обвинить в похищении журналиста. А еще он решил, что Желтухина и вас похитили одни и те же люди, и задумал с этим самостоятельно разобраться.

— Тоже мне, Джеймс Бонд. — На лице Шелеста в мгновение отразилось все, что он думал о своем недавнем сопернике.

— Может, Козлинский в вашем понимании никто, ничто и звать его никак, — произнес Гена, — однако он не был трусом и обладал гораздо большей информацией, чем все вы думали. И мы тоже. Прежде чем отправиться в «Овощевод», он позвонил одному человеку, предупредил, что едет за Сокольниковым, и предложил, полагаю, какую-то сделку. К примеру, пообещал, что не станет раздувать скандал в обмен на полную реабилитацию с журналистом. Или что-то для себя конкретное потребовал… В общем, этого я не знаю. Но скорее всего, тот человек послал его куда подальше, однако Козлинский отправился в «Овощевод», где у ворот его встретил предупрежденный охранник, один из тех двух парней, и выпроводил вон. Если бы Козлинский был чуть менее самонадеянным, он не стал бы угрожать, что немедленно отправится к хорошо известному в узких кругах Савелию Ильичу Лузганову и обо всем его проинформирует. Но он об этом совершенно точно сказал.

— Кто такой Лузганов? — перебил Шелест.

— Мы просто не входим в тот узкий круг, который его хорошо знает, — вставил Бреусов.

— Я слышал об этом человеке, — помрачнел Сокольников. — Это очень опасный человек. Ему платят огромные деньги за то, что он все обо всем узнает.

— Совершенно верно, — подтвердил Гена. — Именно к нему отправился Козлинский, договорившись о встрече заранее, своего рода предусмотрительно подстраховался. Охранник же позвонил хозяину и обо всем доложил, получив строгое указание во что бы то ни стало Козлинского остановить. Возможно, хозяин все же решил вступить в переговоры, но это в данном случае не очень важно. Важно другое. Хозяин знал, кто такой Лузганов и где он живет. Охранник же знал короткую дорогу к поселку «Прибрежный» и отправился наперерез. А дальше, по всей видимости, было так. Охранник поставил свою машину на дороге к «Прибрежному», у развилки, на встречной полосе, чтобы Козлинский не попытался проскочить. Поскольку погода была отвратительная, он включил фары дальнего света. Вот на эти фары и напоролся Козлинский, вылетевший из-за поворота на большой скорости, — видать, опасался погони. Козлинский к лихачеству был непривычный, плюс плохая видимость, плюс дождь, плюс наверняка сильно нервничал… Иными словами, неожиданно обнаружив впереди горящие фары, он резко затормозил, его занесло, и машина рухнула в овраг. Никто машину не сталкивал, никто не убивал Козлинского, но это если в буквальном смысле слова. А косвенно виновные есть. И это отнюдь не только охранник.

По идее, Сокольников должен был спросить: кто же? Но он спросил:

— Как вы меня нашли?

— Вычислили. Именно благодаря автокатастрофе и вычислили. Если захотите знать детали, узнаете позже, но в данном случае это просто детали. Итог же наших вычислений — короткая дорога, которую мы нашли и которая привела нас через «Прибрежный» к «Овощеводу». Где вас и держали.

— Это все слова, — хмыкнул Бреусов. — Мне, конечно, что, деньги вам обещал заплатить не я. — Он выразительно посмотрел на Шелеста. — Но доказательства-то где? Даже если мы все поедем к этим складам, я сильно сомневаюсь, что…

Гена не дал ему договорить.

— Сомневаться можете сколько угодно. Мы вчера там были.

— И обнаружили Валерия Аркадьевича? — Шелест, конечно, тоже сомневался.

— Варвара приехала туда под видом журналистки, встретилась с начальником производства Буравченко и заявила, что ее газета проводит собственное расследование гибели Козлинского. Да к тому же сообщила, что у газеты есть предположение о взаимосвязи между гибелью Козлинского и исчезновением Сокольникова. Этот начальник прекрасно знал, как погиб Козлинский, и его сильно напугало упоминание фамилии Сокольникова. Он быстро сообразил, что дело пахнет жареным. А, кстати, догадываетесь, почему мы отправили туда именно Варвару? Да потому, что ее ни с кем не спутаешь. И стоило Буравченко позвонить хозяину и описать ее внешность, как тот сразу понял, кто на самом деле в гости пожаловал.

— Это, значит, они меня от испуга выпустили?! — возмутился Сокольников.

— Совершенно верно.

— Какого черта только сегодня?!

— Если бы это произошло вчера, слишком очевидной была бы связь между визитом Варвары и вашим освобождением. Хотя это уже не имело большого значения, если не считать, что нам самим такая временная пауза была очень кстати. Мы свели концы с концами.

— А откуда этот, как вы его назвали, хозяин знал про вашу Варвару? — задал вполне разумный вопрос Шелест.

— Он знал, как она выглядит и где она работает.

— Это кто-то из наших конкурентов, — угрожающе произнес Сокольников.

— Ошибаетесь. Это ваш ближайший помощник Виталий Сергеевич Бреусов.

Ну и рожи у них стали! Только Катерина сохранила лицо, правда, несколько полоумное.

Папаша побагровел, и у него аж очки на носу вздыбились.

Кандидат в мэры, наоборот, побелел и чуть не уронил подбородок на колени.

А великий политтехнолог вдруг весь в спираль закрутился, глаза у него в одну сторону уползли, а рот в другую.

В общем, еще та картинка получилась! Жаль, не сфотографировали.

Виталий обычно принимает позу дохлой лианы и говорит сквозь губу, а тут забегал по кабинету и завопил дурниной. Причем голос у него сразу стал тонким и визгливым. В этом визге слов разобрать было совершенно невозможно за исключением матерных. Понятно, наше с Катериной присутствие в расчет не принималось.

Не знаю, как долго бы он орал, но тут Шелест со всего маху так шарахнул кулаком по столу, что один из телефонных аппаратов шмякнулся на пол и развалился на части. Никита Петрович отшвырнул ногой в сторону остатки переговорного устройства и прогремел, как гром небесный:

— Вы что такое напридумали?!

— Это клевета! — внес свою гневную лепту Сокольников, хотя уж ему бы следовало молчать в тряпочку.

Не знаю, как Гене с Игорем, а мне вдруг стало смешно. Ну надо же, великие страсти в мужской компании! И я прыснула. Тихонечко так, в кулачок. Но почему-то это штабное трио вдруг замолкло и разом на меня уставилось.

— Веселитесь? — недобрым голосом спросил спасенный нами затворник.

— Веселюсь! — ответила я с вызовом. — Это ведь жутко забавно. Мы рассказываем, кто вас, Валерий Аркадьевич, повязал и в чужой курятник засунул, а вы же нас еще и клюнуть норовите.

— Значит, так. — Гена встал, подошел к столу, за которым восседал Шелест, и положил ему под нос счет. — Не позднее сегодняшнего вечера вы должны нам все оплатить.

И он двинулся к выходу. Мы с Игорем солидарно приняли вертикальное положение.

— Вы куда?! — опешил Никита Петрович. Ну истинно большой начальник. Привык, что без его разрешения шагу никто не ступает. — Мы еще не договорили!

— Это вы называете разговором? — Наш родной начальник обернулся около самой двери и пожал плечами. — Я, например, это называю оскорблением. С ним, — Гена даже не удосужился глянуть в сторону Бреусова, который колом стоял посреди кабинета, — все ясно, к нему у меня претензий нет. Но вы, — Гена ткнул пальцем в Шелеста, — заявили, что мы все напридумали. А он, — палец переместился в сторону Сокольникова, — вообще обвинил нас в клевете. Не знаю, чего вы после этого ждете, а я жду оплаты. И вы заплатите.

— Подождите! — Никита Петрович соизволил, наконец, покинуть руководящее кресло, причем довольно шустро оказался у двери, для надежности взяв Гену за локоть. — Мы деловые люди и должны во всем разобраться по-деловому. А что касается эмоций… Ну, крепко выразились, но вы же понимаете…

— Я еще мягко выразился, — подал голос Бреусов, однако Шелест вперился в него тяжелым взором и скомандовал: