— А что еще хотел узнать Бреусов?

— Больше ничего. Да… он спросил, когда я в последний раз видела Валерия Аркадьевича. И я сказала… ну, в общем, в тот вечер, когда он пропал.

— Сокольников приехал к вам после восьми вечера, а уехал после десяти, так? — озвучил я информацию, которую уже получил.

— Да… А откуда вы?.. — удивилась Виктория.

— Неважно.

Мне не было смысла выдавать служительницу корпуса. Смысл был в другом — теперь я точно знал, куда в одиночку уехал Сокольников и где он провел вечер. К предвыборным делам никакого отношения это не имело — исключительно к делам сердечным. Однако похитители на удивление точно выбрали время, и теперь остается гадать: то ли они знали о свидании, то ли просто караулили у дома. Но почему не перехватили Сокольникова до того, как он поднялся в свою квартиру? В конце концов, с собачкой мог погулять и кто-то другой.

— Значит, Бреусов интересовался только тем, насколько вы в курсе штабных дел? — уточнил я.

— В принципе, да. Правда, он еще спрашивал, что я думаю по поводу исчезновения Валерия Аркадьевича, но я ничего не могла подумать.

— А чем интересовался парень, с которым я застал вас у реки? И кто он такой?

— Не знаю, — растерянно произнесла Виктория. — Я его впервые увидела. Я гулять пошла, а он меня в холле перехватил, сказал, ему надо поговорить. Потом плелся со мной до реки и молчал. Ну, не то чтобы совсем молчал, а нес какую-то ерунду про хорошую погоду и красоты здешних мест. В общем, странный такой… Здоровый парень, а вел себя, как пацан, который урока не выучил.

— Может, он за вами приударить хотел?

— Ну прямо! — Девушка презрительно дернула плечом. — Я совсем слепая? Или у меня поклонников никогда не было, и я отличить их не могу?

— Мало ли… — многозначительно заметил я.

— Ничего не мало! — Почему-то подобное мое предположение Викторию чуть ли не оскорбило. — Вот вы, например, передо мной хоть на колени встаньте, я не поверю, что вам нравлюсь. Хотя вы наверняка умеете спектакли разыгрывать. Ведь умеете? — Она вдруг разом перестала сердиться и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. — Да и вообще, пустое это. Потому что парня тоже интересовал Валерий Аркадьевич. Но… опять же как-то странно интересовал. Поначалу заявил, что все про нас знает, и поэтому мне не надо ничего из себя изображать. Потом, прямо как вы, стал уверять, что наши отношения его не волнуют, он просто хочет понять, куда Валерий Аркадьевич подевался и кому это выгодно. Я ответила, что не знаю, а парень вдруг понес всякую чушь, дескать, он мне не верит, мы все сами придумали, чтобы других людей опорочить, все это выдумки Шелеста и якобы нашей компании, что я тоже в этом участвую, и он от меня не отстанет. Он прямо рассвирепел, схватил меня за руки, я страшно испугалась, а дальше… В общем, тут вы появились. Если бы не вы… даже не знаю… Может… — ее глаза наполнились испугом, — он бы меня прибил.

— Не стоит теперь волноваться.

Я погладил ее по плечу, она отреагировала на это, как ребенок, которого принялся утешать добрый папа: шмыгнула носом и с благодарностью уставилась на меня.

— Но на всякий случай не гуляйте в одиночку, — изрек я наставительно. — Вы ведь уже поняли: ваша тайна с Валерием Аркадьевичем — отнюдь не для всех тайна. А то, что Сокольников приезжал к вам буквально перед самым похищением, неминуемо вызовет вопросы: не сообщил ли он вам нечто такое, что представляет самый настоящий секрет?

— Да не говорил он со мной ни о каких делах! — Виктория молитвенно прижала руки к груди. — Какое мне дело до этих выборов? У меня совершенно другая проблема! И я не могла ее без Валерия Аркадьевича решить!

— Какая еще проблема?

— Вам это не интересно, — досадливо отмахнулась она.

— И все же? — проявил я настойчивость.

— Господи! — Виктория вскочила с кресла, словно в нее гвоздь неожиданно впился. — Вы третий человек, который выспрашивает меня о Валерии Аркадьевиче! Никто без него обойтись не может! А для меня его исчезновение знаете что означает? Да, может, крушение всех жизненных планов! Вот именно так и не иначе!

— И все же? — повторил я мягко.

Виктория покачала головой, опустилась в кресло и вздохнула.

— Мне предложили работу в Москве. Очень хорошую работу, перспективную. Не мужчина предложил — женщина, моя подруга. Но ответ я должна была дать в течение недели. Я позвонила из санатория Валерию Аркадьевичу, рассказала об этом предложении и попросила приехать, чтобы обсудить, как у нас дальше будет. Если я перебираюсь в Москву, то… конечно же, наши отношения закончатся. Ведь мы вместе меньше года, и такие отношения на расстоянии в тысячи километров… я в это плохо верю. Я даже не о себе, я о Валерии Аркадьевиче. А если он что-то по поводу нас серьезное думает… то черт с ней, с Москвой, мне нисколько не жалко! Но он смог ко мне приехать только в тот самый вечер. Он сказал, что все это очень неожиданно, что он об этом думал, но пока ничего не надумал, потому что с женой прожил около сорока лет, а я молодая, и кто знает, как у нас сложится дальше… Иными словами, он попросил дать ему еще пару дней, после чего мне честно ответит. И вот… — Виктория снова вздохнула. — Валерий Аркадьевич исчез…

— А работа?

— Работа тоже исчезла. Я не смогла дать согласие.

…На обратном пути домой я думал не о делах. Я думал о любви. Гена с Варварой часто ехидничают по поводу моего успеха у женщин. Но сегодня я молод и красив, а любить молодых и красивых всегда легко. Для Виктории же я как мужчина не имел никакой ценности — для нее ценность представлял человек, годившийся ей в отцы. Интересно, когда я буду в возрасте Сокольникова, мне может выпасть такая удача?

Весь вечер я висела на телефоне. Терпеть не могу долгую болтовню по телефону, а что делать?

Ну, положим, Малышкиных отшила довольно быстро. Минут через пятнадцать. Они лезли со своим любопытством, я им кинула косточку, рассказала про парня, который Козлинскому статью подкинул, и они наелись. При этом тут же принялись советы давать. Дескать, нам следует хорошо проверить, действительно ли Козлинский по собственному невезению в автокатастрофу попал. Банальный, конечно, совет, но грамотный. Выучились, толкаясь с нами рядом, соображать.

Потом позвонила Катерина. С ней я общалась около часа. По-моему, она просто впала в транс и, в отличие от Малышкиных, вообще перестала что-то соображать. Несла какую-то чушь, которую даже пересказать невозможно. Хотя уж кого-кого, а ее-то понять можно. Когда близкий человек погибает, это полный кошмар, но, по крайней мере, тут все ясно. А когда близкий человек просто исчезает, с ума сойдешь от одной только неопределенности. Ей я сообщила все, что знала. Только о папенькиной любовнице умолчала. А вообще наша беседа напоминала прием у психотерапевта. Я старалась, как могла, но, насколько поняла по Катерининой реакции, не сильно преуспела.

А тут еще мое семейство — Дима с Люськой — не удержалось от критических замечаний.

— Знаешь, Варя, — изрек муж, — когда ко мне в больницу поступает тяжелый больной, он в первую очередь надеется, что я расскажу ему о том, как он вылечится, а не о том, какие разрушительные процессы происходят в его организме. Если я начну демонстрировать собственные знания, да еще с душераздирающими подробностями, то человек, если он достаточно впечатлительный, умрет от обычного насморка, не говоря о чем-нибудь посерьезнее. И все мои заверения, дескать, все кончится совершенно замечательно, будут абсолютно бесполезны. Хотя ты даже таких заверений не давала. Ты своей Кате старательно перечисляла, что вы делаете, а ей бы хотелось услышать, чем ей ваши дела помогут.

— Детектив и эскулап — совсем не одно и то же, — прервала я мужа-врача. — В конце концов, Катерина нас наняла, чтобы папашу найти, а не для того, чтобы я ей слезы утирала. И за свои деньги она имеет право знать, что мы не на печке сидим. А всякие там ля-ля-тополя разводить — дело плевое. Хоть и утешительное.