— Геннадий Валентинович! — взревела Валентина. — Я, конечно, понимаю, вы тут мир переворачиваете. А у меня переворачивают бухгалтерию! Вы же сами обещали с налоговым инспектором переговорить. Так вот он уже сидит и права качает! К вашим формулировкам в договорах прикапывается!
— Черт! — разве что не плюнул себе на стол Гена. — Забыл… — И тут же скомандовал: — Отправляйтесь к себе, проясняйте идею. Надеюсь, она у тебя, Погребецкий, не самая бредовая.
Мы вернулись в свой кабинет, но Игорь рта не успел открыть, как раздался телефонный звонок.
— Я могу услышать Погребецкого или Волошину? — спросил кислый голос.
— Слушаем оба, — отозвались мы в параллельные трубки.
— Это Желтухин.
— День добрый! — сказали мы.
— Да чего уж тут доброго, — мрачно изрек недавний отшельник. — Я спросить хотел: это вы на меня настучали Бреусову?
— С какой стати?
— Ну, значит, эта сука Гудилин. Леонид Леонтьевич бы не стал. Он, конечно, тоже еще тот жучок-паучок, но слово держит. С ним как договоришься, так и будет. А он помалкивать обещал. Но Гудилин… — Голос из кислого стал перченым. — У него аж руки трясутся, как хочет Витале Бреусову фитиль вставить. Конкуренты хреновы! Каждый норовит показать, что он круче Эвереста. Цену себе на будущие выборы набивают. Ну ладно, он у меня еще плюху на всю морду получит, гад!
— Утихни-ка малость, — попытался охладить закипающего Желтухина Игорь. — У тебя что опять случилось-то?
— Выпер меня Виталя, — безнадежно вздохнул Сева. — Вчера, когда мы расстались, я прямиком в штаб отправился. Даже домой не заезжал. Виталя меня встретил как родного, сильно обрадовался. Расспрашивал, конечно, что со мной приключилось, но я ему, как с Леонидом Леонтьевичем договорились, рассказал, дескать, вызвали меня из редакции по телефону на три минуты, а внизу, у машины, скрутили, глаза тряпкой завязали и увезли за город, где я в какой-то избушке и проторчал взаперти. Куда увезли, кто увез и зачем — знать не знаю. Но обращались со мной нормально и даже мой собственный компьютер привезли, чтоб не скучал. А сегодня, вчера то есть, опять в машину сунули, глаза завязали, к остановке метро подвезли и вытолкали. Вот и все. Виталя, конечно, повозмущался, но не на меня крыс гонял. Рассказал, какие тут приключения приключились с Валерием Аркадьевичем. А потом отпустил домой оклемываться до сегодняшнего утра. Утром я пришел, и тут такое началось!.. Виталю как наизнанку вывернули. Затащил к себе в кабинет и так орал — думал, оглохну. Выпер, в общем. Я сразу понял: кто-то сдал. А из этих «кто-то» только вы можете быть, Гудилин и Светка Ракитова. Светка в жизни не сдаст — Лямского побоится, да и без надобности ей. Вы тоже отпадаете. Остается этот хорек вонючий. Ну, я его научу свободу любить!
— Если это Гудилин, то он либо дурак по жизни, либо его так на Бреусова занесло, что все мозги повылетали, — сделала я заключение, когда мы положили трубки телефонов. — Желтухин, в конце концов, был и остается хорошим журналистом, на него и без Бреусова в какой-нибудь политической заварушке желающие найдутся. Не пропадет. А уж на Гудилине теперь отоспятся!
Впрочем, какое нам до всего этого дело? Видите ли, Желтухин одурел от Сокольникова, Лямский сговорил Желтухина отдохнуть за отдельную плату, Гудилин сводит счеты с Бреусовым, Желтухин теперь нагадит на голову Гудилину, Лямский загрызет ближайшего помощника. Гадюшник какой-то!
Только мы о Лямском подумали, как он лично объявился — не «живьем», а опять же посредством телефона.
Сначала по внутреннему позвонила Людочка и сказала:
— На проводе Леонид Леонтьевич, хочет поговорить с Геннадием Валентиновичем, причем утверждает, что это срочно. Но Геннадий Валентинович мобильник в кабинете оставил, сам ушел в бухгалтерию, а Валентина Гавриловна пригрозила: если я его отвлеку, она меня по полу размажет.
— Размажет, — подтвердила я.
— Сама знаю.
Людочка ко всем нам относится с уважением, но боится только одного человека. Не Гену, вовсе нет. Валентину. Но ее, по-моему, даже сам Гена побаивается.
— И что делать? — впала в растерянность образцовая секретарша.
— Скажи, что шеф перезвонит ему попозже.
Через несколько секунд Людочка проклюнулась снова:
— Он хочет переговорить с Погребецким.
— А это всегда пожалуйста, — великодушно разрешил Игорь.
— Игорь Андреевич! — Кажется, у Лямского нервишки стали пошаливать. По крайней мере, он явно волновался. — Я считал вас и Кирпичникова людьми слова. Мы ведь вчера договорились не предавать огласке все, что произошло с Желтухиным?
— Совершенно верно, договорились. Мы взялись найти Севу, и мы его нашли. А будоражить общественное мнение не наша забота. Для любопытных же есть отговорка: мы работали по заказу клиента, который хочет соблюсти конфиденциальность. А поскольку в роли клиента в итоге выступили вы, то, соответственно, выполняем ваши условия.
Я хмыкнула, вспомнив, что вчера вечером Лямский заплатил нам за все хлопоты по розыску Севы, причем по полной ставке. Да уж, дороговастенько ему журналист обошелся…
— Однако не забывайте, Желтухина искала полиция, — продолжил Игорь. — А ей морочить голову мы не станем, потому как лишаться из-за вас лицензии не собираемся. Впрочем, полиция нас не трясла, да и вряд ли трясти начнет. У нее дел полно, а это уже и не дело — так, прошлогодний снег. Могут, конечно, у Желтухина для порядка показания взять, но он уж пусть сам выкручивается.
— По поводу полиции все ясно, — нетерпеливо перебил Лямский. — Я о других каналах утечки информации.
— Вы хотите сказать, что информация просочилась? — перебил в свою очередь Погребецкий. — Так это вопрос не к нам.
— Может, и не к вам. — Лямский, похоже, совсем разнервничался. — Только мне сейчас позвонил Бреусов и с удовольствием сообщил, что выгнал с работы Всеволода.
— Он сообщил только это? Без комментариев?
— Без малейших. Сказал и швырнул трубку. В принципе, выгнал и выгнал, мне от этого только польза. Но почему он позвонил мне? Он о чем-то разузнал?
— А вы в свою очередь позвоните Желтухину. Он вам тоже кое-что сообщит.
— Благодарю за совет, — многозначительно процедил Леонид Леонтьевич.
— Причем совершенно бесплатный, — уточнил Игорь и отключился.
— Ну все, — порадовалась я, — теперь он Гудилина в лохмотья порвет.
— А Бреусов поточит зубы на Лямском, — добавил лучший друг.
Нет, нынче явно был день биоэнергетической активности. Если и правда, что мысль материальна, то сегодня эта теория подтверждалась самым конкретным образом. Мы вспомнили Лямского — он немедленно объявился. Упомянули Бреусова — и он тут как тут. Причем позвонил напрямую нам, обоим сразу. Гену, видать, решил сторонкой обойти.
— Желтухин — сволочь, — просветил он нас своим тягучим голосом, на что мы радостно откликнулись, заявив, дескать, может, и сволочь, но его, Бреусова, родная сволочь. — Я редко ошибаюсь, — проявил прямо-таки удивительную скромность Виталий, — но всякий человек имеет право на ошибку. Я свой лимит исчерпал. По крайней мере, на данный момент. И хочу, чтобы меня никто больше не подставил.
Мы с Игорем переглянулись. Ну да, конечно, зато Гудилина сам он подставил. Вот ведь профессия дурацкая — политтехнология. Сегодня друг другу так и норовят морды начистить. А если завтра в одной команде окажутся? Наверное, станут друг друга в эти самые морды целовать.
— А от нас вам что нужно? — совсем не любезно спросил Погребецкий.
— Чтобы вы назвали время, когда вам привезти деньги, — сказал Бреусов таким тоном, будто мы у него год милостыню просили, и вот он, наконец, сподобился нас осчастливить.
— Мы Сокольникова пока не нашли, — отрезал Игорь. — А ваш Шелест аванс нам не обещал.
— Это не за Сокольникова. Это за Желтухина.
— Вот как?
— Чтобы вы помалкивали. Мне огласка ни к чему, и я готов заплатить.
— Из денег Шелеста? — язвительно уточнил Игорь.
Бреусов презрительно хмыкнул:
