Разумеется, у нас такого желания не возникало. Однако то, что Сокольников имел любовницу, никак нельзя было назвать просто пикантной подробностью. Конечно, множество мужчин гуляют налево, но, если кто-то из них пропадает в неизвестном направлении, довольно неумно отмахиваться от любовного варианта как от несущественной детали личной жизни. Лямский дал нам подсказку — возможно, совершенно намеренно, возможно, просто к слову пришлось, но я решил, что тропку к Виктории протоптать надо непременно. Пусть даже эта тропка приведет в никуда.
— Так вот расскажу вам два случая из собственной практики, касающиеся Сокольникова и имеющие, на мой взгляд, отношение к нынешней ситуации, — сказал Лямский. — После того как я из райкома комсомола ушел, мы с Валерой довольно долго не виделись. Однако не видеться — это еще не значит друг друга напрочь забыть. И потому, когда в начале нулевых годов наш стройтрест решил один совместный проект вместе с машзаводом запустить, я позвонил Сокольникову. Сами понимаете, в бизнесе старые знакомства — уже половина успеха. Мы с Валерой встретились, довольно хорошо поговорили, я попросил его свести нашего коммерческого директора с их коммерческим директором, и тот сказал, дескать, без проблем. А коммерцией у нас тогда руководил презанятный парень — из молодых, очень толковый, ему лет тридцать было, но выглядел моложе. Его фамилия Зуданов. Не слышали?
Мы не слышали, в чем и признались: а почему, собственно, мы непременно должны слышать? Лямский пояснять не стал, продолжив:
— Так вот Зуданов сходил к Сокольникову, а когда вернулся, аж трясся от злости. Валера с ним обошелся, как с первогодкой профтехучилища. Принялся жизни учить, про самонадеянную молодежь рассказывать, про то, что серьезные люди привыкли иметь дела с серьезными людьми, и зеленые пацаны напрасно думают, будто им позволят просто так пенки снимать. В общем, поступил с парнем препогано да к тому же неосмотрительно. Тот проект мы все-таки осуществили, но с другим заводом и с большой взаимной выгодой, а Зуданов через четыре года стал начальником областной лицензионной палаты. У машзавода же было немало поводов в эту палату обращаться и, как вы догадываетесь, проблемы здесь возникали на каждом шагу. Зуданов общения с Валерой не забыл, кому надо на заводе об этом намекнул, и хотя лицензии не входили в обязанности Сокольникова, но именно его заставили выписывать вокруг Зуданова круги. А все почему? Захотелось в свое время без всякой нужды, а только для собственной радости потоптаться у парня на голове.
Лямский замолчал, вопросительно уставился на нас: дескать, понимаете, какая дурь? Я с ним был полностью солидарен. В конце концов, всех нас еще в детстве учили не плевать в колодец, только не все это запомнили.
— А вот вам второй случай, — вновь заговорил Леонид Леонтьевич, — совсем свежий. Вероятно, вы знаете, что умные люди выборами начинают заниматься отнюдь не тогда, когда избирком официально отмашку дает, а значительно раньше.
При этих его словах Гудилин выразительно заерзал на стуле и осуждающе уставился на начальника.
— Да ладно! — отмахнулся Лямский. — В этих играх правила давно всем известны, нечего прикидываться. Так вот где-то в начале весны мне позвонил Сокольников, предложил вместе поужинать. Причем сразу заявил, что приглашает он, а значит и платит тоже он. Привез меня в роскошный ресторан, потчевал всякими изысками и осыпал любезностями. Когда Валера хочет, он замечательно умеет это делать — люди просто тают и считают Валеру милейшим человеком. Но я-то сразу понял, что все это не просто так, а есть большая надобность. А уже к концу ужина Валера заговорил о предстоящих выборах и начал интересоваться, не собирается ли Саватеев свою кандидатуру выставлять. Я честно ответил: соображения такие имеются, однако есть и большие сомнения, посему окончательное решение еще не принято. И тогда Валера стал меня сговаривать на то, чтобы Валентин Егорович на выборы не шел, а поддержал Шелеста. В случае же победы обрисовал, какие Саватеев получит выгоды для своего бизнеса и вообще для жизни. Меня лично тоже бы не обидели. Тут уже, признаюсь, я схитрил и сказал, что предложение весьма заманчивое, однако же бороться придется прежде всего со Звягиным, а тот противник мощный. Поддержать-то Шелеста можно, однако в случае проигрыша можно и большие проблемы поиметь. Вот тут-то Валера крылья во всю ширь расправил и начал рассказывать, как Звягина давить будут, а заодно и всех тех, кто на параллельных дорожках побежит. Заманчиво, замечу вам, все это выглядело и очень близко к сегодняшней действительности. Когда Валентин Егорович на выборы пошел, мы замыслы Валериного штаба в полной мере на себе ощутили. И это, замечу вам, в определенной степени хорошо, потому как действия их для нас вполне предсказуемы.
Лямский неожиданно встал с кресла, прошелся по кабинету, потом резко подошел к Гениному столу, оперся о него руками и в упор уставился на Кирпичникова.
— Вы поняли, к чему я вам все это рассказываю?
Гена не шелохнулся. Леонид Леонтьевич постоял в такой полусогнутой позе несколько секунд, медленно опустился в кресло и сказал:
— Я рассказываю вам все это к тому, что в нашем городе достаточно людей, которых в разное время Сокольников элементарно обидел. Причем обидел походя, особо не задумываясь, а это и есть самое больное. И его исчезновение может быть результатом хорошо продуманной мести. Даже если после выборов Сокольников благополучно вернется домой, ему все равно придется скверно. С одной стороны, он руководитель штаба, который пусть вынужденно, но бросил команду в самый ответственный момент. С другой стороны, если команда и без него сработает хорошо, то это будет означать, что Валера вовсе не такая ключевая фигура, какую из себя изображает. Это первое. А второе… Если все же справедлива ваша версия, и Валеру похитили в интересах политической игры, то менее всего такое похищение выгодно мне. Потому что самый опасный противник — это тот, чьи действия ты не можешь предугадать. А для меня Валера ясен и понятен, как букварь. Зачем мне ликвидировать такого человека? Чтобы ему на смену — а это неизбежно — пришел тот, кто для меня как японская грамота?
Откровенно говоря, в рассуждениях Лямского была основательная логика. Если старый друг лучше новых двух, то даже два старых недруга лучше одного нового, потому как заранее знаешь, откуда какой напасти ждать. Опять же если верить Леониду Леонтьевичу, недругов у Валерия Аркадьевича могло найтись предостаточно. Искать их поименно — все равно что по зернышку перебирать элеватор. Опять же куда деть Желтухина? По мнению Лямского, кто-то прознал про журналиста и решил использовать это для похищения Сокольникова. Но если учесть, что о пропаже Севы широко известно стало только сегодня после публикации в газете, то похититель Валерия Аркадьевича должен быть близок либо к штабу Шелеста, либо к тем, кто поспособствовал исчезновению Желтухина.
Примерно так мы рассуждали с Геной после того, как распрощались с Лямским и Гудилиным. Честно говоря, если Гудилин произвел на меня весьма невнятное впечатление, то Лямский вполне положительное. Возможно, на фоне раздражения, которое я стал испытывать к Шелесту и Бреусову. Эта парочка хранила глухое молчание, хотя я был уверен: Катя Сокольникова постаралась их основательно взбудоражить.
И все-таки они объявились, причем без предварительного звонка.
— Игорь, срочно лети сюда! — раздался по внутреннему телефону призыв секретарши Людочки. — Я только что сказала охраннику пропустить Шелеста.
Пропустили не только его, но и Бреусова. Варвара, когда сильно постарается, способна зацепить в своей памяти мелочи, к коим она относит внешность человека, а потому Виталия я узнал сразу — высокий, поджарый, с серовато-бледным лицом, на котором читались многозначительность и разочарованность одновременно. В отличие от других посетителей, и самого Шелеста в том числе, он сел не на крутящийся стул около приставного стола, а в мягкое кресло в углу кабинета, где была своего рода зона отдыха. Причем он не просто сел, а весь как бы растекся, закинув ногу на ногу и расслабленно откинув голову на подголовник. Для полного сходства с героем третьеразрядного американского фильма ему не хватало только рюмки виски и сигары.
