– Так, хорошо. А что дальше было?

– Ну, поговорили они совсем немного, она ему что-то отдала и ушла. Пошла в сторону метро. Я за ней грамотно шел – она меня не заметила, клянусь! Только за ней еще какой-то тип увязался. Чуть ли не впритирку. Это не наш – наши так топорно не работают!

– Нашей наружки там и не было. Дальше-то что произошло?

– Засекла она его, Арсений Петрович, и начала петлять. Нырнула в метро, а там же сразу четыре станции! Виляла, виляла по переходам со станции на станцию, потом неожиданно на «Библиотеке Ленина» в поезд нырнула, когда двери уже закрывались! Не от меня она отрывалась, Арсений Петрович, – меня она и не видела! Она стряхивала с хвоста этого идиота и меня заодно стряхнула! Ну при чем тут я?

– Да тебя никто и не винит, Вася. Только нам от этого не легче, – вздохнул Колапушин. – Даже сложнее теперь стало – придется выяснять, кто за ней слежку установил, да еще и такую грубую. Явно же она во всем этом замешана, вот только как ее теперь найти? Попробуем сделать распечатки изображения с того материала, который Джонатан ухитрился заснять. На телевидении в отделе кадров фотографии всех сотрудников должны быть. Будем сравнивать – ничего другого нам теперь, похоже, и не остается.

Новости, которые привез чуть погодя Миша Ечкин, были более утешительные, хотя ничего нового к делу и не добавляли.

Ребриков спокойно прошелся по Арбату, но, хотя и оглянулся пару раз, Ечкина, который шел по другой стороне улицы, так и не заметил.

Пройдя мимо театра Вахтангова, он свернул направо в переулок, вышел на Новый Арбат и не спеша пошел обратно, в сторону метро «Арбатская».

Похоже, он просто тянул время, потому что потом спокойно доехал на метро до «Курской», где вышел и сел на вокзале в электричку, которая шла до Железнодорожного со всеми остановками. Видимо, он хорошо знал расписание и не хотел приезжать на вокзал раньше времени.

Через несколько минут он вышел на платформе «Чухлинка» и, купив в пристанционных ларьках продуктов, спокойно пошел к своему дому, до которого от станции было рукой подать – скорее всего этим маршрутом он пользовался всегда.

Около дома Ребриков отбился от одного сверхнастойчивого журналиста, который до сих пор не потерял надежды взять у него интервью, и нырнул в свой подъезд.

Судя по всему, больше выходить на улицу он сегодня не собирался.

Все были в сборе – теперь можно было и просмотреть видеопленку, которую ухитрился заснять Роулз.

– Ну, Джонатан, давайте наконец посмотрим то, что вам удалось снять, – предложил Колапушин Роулзу.

– Вот. – Джонатан давно уже вытащил видеокамеру из барабана, подключил ее к телевизору и перемотал кассету на начало. Ему оставалось только нажать на кнопку «Воспроизведение».

Изображение, появившееся на экране, подпрыгивало и раскачивалось, но никто не выразил по этому поводу ни малейшего неудовольствия. Все отлично понимали, что Роулз должен был изображать африканского танцора, да в общем-то это было и не так важно. Джонатан несколько раз ухитрился снять незнакомую девушку вблизи и с разных сторон – потом, на компьютере, можно будет сделать ее хорошие фотографии.

Самое главное – на пленке записался сам разговор, и записался вполне удовлетворительно, несмотря на глухие звуки барабана, по которому постукивал Роулз. Все произнесенные Ребриковым и неизвестной девушкой слова можно было разобрать без особого труда.

Откуда незнакомка подошла к Ребрикову, понять было невозможно – в это время Роулз стоял к ней спиной.

– Здравствуйте – сказала она Ребрикову. – Это вы Николай?

– Ну я, – неприветливо буркнул Ребриков. – Это вы мне звонили?

Девушку холодность Ребрикова совершенно не смутила. Она улыбнулась ему очень кокетливо:

– Да. Это я вам звонила.

Улыбка не подействовала – Ребриков оставался насупленным.

– Ну и что же вы хотели рассказать мне о радуге?

– А может быть, мы с вами погуляем по Арбату и поговорим? Пройдемся не спеша, и я вам все расскажу. Смотрите, какая великолепная погода сегодня. А то ведь скоро дожди начнутся...

– Мне некогда гулять! Так что там про радугу?

Девушка моментально поскучнела.

– Откуда я знаю? Мне сказали, что вы узнаете меня по этому слову.

– Кто вам это сказал?

– А вам какое дело? Кто сказал, тот и сказал. Просили передать вот это... – Она вытащила из сумочки конверт и что-то еще – какой-то небольшой предмет, но разобрать, что это такое, на экране было совершенно невозможно. За конвертом виднелся только маленький черный уголок.

– А это еще зачем? – недоверчиво спросил Ребриков.

– Да не знаю я! Что просили передать, то я и передаю! – Девушка тревожно посмотрела куда-то в сторону: – Слушайте! А за вами правда следят. Все, я пошла, разбирайтесь с ним сами! – Она сунула в руки Ребрикову то, что держала в руках, резко повернулась и исчезла из кадра. На экране несколько секунд еще сохранялось изображение недоуменно глядящего ей вслед Ребрикова, а потом возникло хаотическое движение белых и черных точек.

Роулз нажал на «Стоп».

– Она ушла, он тоже. «Я ушел в пе-ре-у-лок, там, где машина...» – пропел он.

– Ну что б тебе не сплясать с другой стороны, а?! – эмоционально ляпнул Ечкин. – Хоть бы разглядеть смогли, что такое она ему там впарила!

– Ну-ка быстренько закрылся на переучет! – рявкнул на Михаила Немигайло. – Да мы все Джону в ножки поклониться должны за эту пленочку!

– Джонатан, – спросил Колапушин, – вы поняли, о чем они говорили?

– Плохо, сэр. Они говорили быстро, а я танцевал.

– Понимаете, похоже, эта девушка заметила, что за ними кто-то следит. А вы ничего подобного не заметили?

– Да! Она говорила правилно! Вот!

Джонатан отмотал немного назад и остановил изображение.

– Вот, сэр! – Он показал невзрачных, провинциально одетых мужчину и женщину средних лет, разговаривающих неподалеку. Между ними на асфальте стояла большая дешевая клетчатая сумка.

– Вот! – Роулз ткнул пальцем в сумку. – Вот здесь видео!

– Вы хотите сказать, что в сумке была видеокамера и эти двое снимали встречу?

– Да! Они снимали!

– Операция «Мрак и туман»! – немедленно высказался Немигайло. – Жеймс Бонд отдыхает!

– Пожалуй, – не смог не улыбнуться очень раздраженный после дурацкого срыва так удачно начавшейся операции Колапушин. – И кто же это проворачивал свои собственные делишки параллельно с нами – как считаешь?

На письменном столе Колапушина затрещал местный телефон. Сидевший к нему ближе всех Немигайло поднял трубку:

– Капитан Немигайло слушает!.. Да!.. Есть! Сейчас передам! – Немигайло положил трубку. – Арсений Петрович. Вас опять срочно к генералу вызывают!

– Ах, к генералу? И даже срочно? Надо же, какая неожиданность! – саркастически отозвался Колапушин. – Как это ты там у нас любишь говорить? А ну-ка – угадай с трех раз, кого же это я сейчас у генерала встречу?

– Да и полраза за глаза хватит! – ухмыльнулся Немигайло.

Все время, пока Колапушин шел по длинному коридору к генералу Шугаеву, его раздражение возрастало и возрастало.

Он почти не сомневался, что узнает того, кто это сорвал им так хорошо продуманную и подготовленную операцию, – и не ошибся в своих предположениях: за длинным столом для совещаний в кабинете генерала сидел, конечно же, Смолин.

– Проходи, Арсений Петрович, садись, – пригласил Шугаев. – Вот, Борис Евгеньевич опять к нам. И опять с интересными новостями.

– Догадываюсь с какими! Это ваши люди следили за Ребриковым?! Почему вы опять лезете не в свое дело?! Вы что, не понимаете, что сорвали нам важнейшую операцию?!

Колапушин даже не поздоровался со Смолиным, что было на него совершенно не похоже!

– А вы что, проводили там какую-то операцию? – Смолин поднял брови, откровенно демонстрируя удивление. – Но мы же ничего об этом не знали – вы ведь нас в известность не поставили, согласитесь. И вы что же, правда считаете, что потеря двух миллионов долларов – это не мое дело? А у меня вот очень большие сомнения в том, что игра велась честно, и, судя по всему, я прав.