– До Бориных похорон, конечно, буду в Москве. Потом возьму отгулы и уеду с семьей на несколько дней на дачу. Это около Хотькова, но сотовый там берет. Так что, если я буду вам нужна, звоните в любое время. Разрешите... – Жанна взяла со стола свою визитку и написала на обороте несколько цифр. – Вот. И мужа номер на всякий случай.

– А дома... у вас как... все в порядке? – осторожно спросил Колапушин.

Жанна скорчила понимающую гримаску и уныло покивала:

– Галка-Галка... Натрепалась все-таки...

– Ну почему вы так сразу на Вавилову?

– А кому же еще, Арсений Петрович? Только с ней я об этом говорила, больше ни с кем. Ну и что, лучше вам стало оттого, что вы все это разузнали?

– Мне не лучше. А вот вам лучше. Просто мы узнали, почему вы нервничали с утра. Убийство ведь, Жанна, произошло, поймите. Мы обязаны на все обращать внимание, на любую мелочь. Что же вы сами-то не рассказали?

– Думаете, приятно про это всем рассказывать? Ладно... Знаете и знаете, чего уж теперь?

– Вы нас простите, Жанна, у нас работа такая.

– Я все понимаю. Я пойду, Арсений Петрович?

– Конечно-конечно. Давайте я вам пропуск отмечу. Рад был повидать вас, Жанна.

Взяв отмеченный пропуск, Жанна легко поднялась со стула и, не оборачиваясь, пошла к двери. Колапушин смотрел ей вслед, в душе упрекая себя за то, что своим дурацким вопросом навел эту красивую и умную женщину на такие невеселые мысли.

Зашедший в кабинет Колапушина Немигайло увидел довольно-таки странную картину.

Подполковник, опасно балансируя на самом краю подоконника, зачем-то снимал шторы. То ли крючки были неудобными, то ли Колапушин не понял толком, как именно шторы крепятся к кольцам, но дело шло туго, шторы зацепились, и он рисковал потерять равновесие и упасть с подоконника на пол.

– Осторожнее, Арсений Петрович! – закричал Немигайло, подскакивая к окну и освобождая зацепившуюся за радиатор отопления штору. – Да вы что делаете?! Грохнетесь же так! У вас что, здоровья лишнего много?!

– Спасибо, Егор, – поблагодарил Колапушин, спрыгнув на пол. – Зацепилась, черт бы ее побрал!

– Да на кой шут вам вообще в голову взбрело их снимать? Висят – и пускай висят себе спокойно! Никого же не трогают!

– Надоело, Егор. Грязные они какие-то, мятые. Их же у нас раз в год снимают и стирают вроде бы? Ну и что мы тут пылью дышим! Отнесу домой – постираю, поглажу. Не так уж это и сложно.

– Да что вам, дома больше делать нечего, что ли? Вы их сложите и в пакет какой-нибудь засуньте, я их к себе оттащу, Оксанка постирает.

– Егор, мне твою Оксану еще своими шторами нагружать? Неудобно как-то, не стоит.

– Да бросьте вы, «неудобно»! Сунула в стиральную машину – и всех делов. Автоматическая – кнопку только нажать. А уж гладить-то? Это же не рубашки, за три минуты все выгладит. Что женщинам еще дома делать?

– Ну спасибо, раз предлагаешь. Ты по каким-нибудь делам заглянул или просто так?

– Ирка Фролова звонила. Эксперты вчера вечером, оказывается, закончили, а нас никого не было. Они все материалы в прокуратуру Мишакову отправили, а дубликаты ей с курьером переслали. И сама она вроде что-то интересное надыбала. Пойдемте посмотрим, что там у нее.

– Обязательно. Подожди, шторы сложу – и пойдем.

Экспертно-криминалистический центр ГУВД располагался в нескольких местах, но отдел, где работала Ирина Фролова, находился в самом главном здании, так что Колапушин и Немигайло лифтом и коридорами добрались до криминалистической лаборатории довольно быстро.

Не только Фролова – все эксперты-криминалисты ГУВД вечно ноют, что им не хватает то того, то этого, что для Следственного управления Генпрокуратуры закупили немецкие криминалистические чемоданчики, а им шиш, что появились новые приборы, а им в покупке этих приборов отказывают, ну и так далее...

На самом деле лаборатория, в которой работала Ирина, была оборудована не так уж и плохо. На высоком лабораторном столе стоял хороший гибрид газового хроматографа «Хьюлетт-Паккард» с небольшим квадрупольным масс-спектрометром. Обработка полученных на нем результатов велась на компьютере с помощью специально закупленной для этого программы. Имелись там и неплохой немецкий плазменный спектрофотометр, компактная ультрацентрифуга и другие сложные приборы. Бинокулярные микроскопы МБР и МБС и установка для микроскопического исследования люминесценции образцов в ультрафиолетовом свете «Мир» были, правда, отечественные, но и у отечественной оптики достаточно хорошие характеристики.

На лабораторном столе у другой стенки стояла стеклянная установка, укрепленная на нескольких металлических лабораторных штативах, а на полках над столом выстроились коричневые стеклянные банки с реактивами.

У окна располагался компактный металлический вытяжной шкаф, за стеклом которого виднелись колбочки и пузырьки в эмалированных кюветах и маленькая лабораторная электроплитка. Противоположный угол, у самой двери, занимала громоздкая установка для макрофотосъемки, смонтированная на толстенной металлической штанге высотой с человеческий рост. По всем стенам висели крупные фотографии различных вещественных доказательств. На некоторых из них рядом с предметами или следами были видны клетчатые масштабные линейки.

Тихо и уютно гудели форвакуумный насос масс-спектрометра и вентилятор термостата хроматографа.

Нормальная была лаборатория – не только в каком-нибудь райцентре, во многих областных управлениях обзавидовались бы, но эксперты все равно всегда ныли.

Ирина, одетая в белый лабораторный халат, стояла около хроматографа и готовилась ввести пробу в испаритель миниатюрным микрошприцом, когда в лабораторию вошли Колапушин и Немигайло.

– А, здравствуйте, Арсений Петрович. Привет, Егор. Проходите, садитесь, я сейчас.

Осторожно проколов тонюсенькой иглой термостойкую резиновую пробку испарителя, Ирина нажала на плунжер, впрыскивая пробу, и, вытащив иглу, кнопкой отметила время начала анализа.

– Ну вот, теперь можно спокойно поговорить.

– А мы вам не мешаем, Ира? – с сомнением спросил Колапушин, глядя на экран монитора, на котором почти сразу начали вырисовываться узкие острые зеленые пики.

– Нет, времени на анализ уйдет много. Это по делу о фальсификации бензина на автозаправках. Бензин же – смесь очень большого количества разных углеводородов. Больше двухсот. Вот они этим и пользуются, намешивают черт-те что. Это пока легкие фракции быстро выходят, а потом начнется тягомотина. Даже на капиллярной колонке анализ все равно минут сорок идет. Так что времени для разговоров у нас с вами вполне достаточно.

– Замечательно, Ира! – обрадовался Колапушин. – Егор, садись, вечная у тебя привычка стоять. Садись-садись, поговорим нормально.

Егор с сожалением оторвался от увлекательного рассматривания фотографий на стенах, пододвинул стул и сел рядом с Колапушиным напротив Ирины, которая взгромоздилась на высокий лабораторный табурет.

– Послушайте, Ира. Егор говорит, что у вас есть какие-то интересные новости? – поинтересовался Колапушин.

– Что значит интересные, Арсений Петрович? Обычные материалы экспертных исследований. На их основании можно с полной уверенностью утверждать, что Троекуров был убит именно из найденного пистолета. Вот, посмотрите... – Ирина протянула руку и, взяв со стола черную пластиковую папку, достала из нее несколько больших черно-белых фотографий. – Это развертки макрофотографий поверхности пуль. Под номером один – пули, извлеченные во время вскрытия из тела Троекурова, а под номером два – отстрелянные баллистиками. Там стрелочками с номерами указаны совпадающие фрагменты. Как видите, идентичность абсолютная, видно даже на фотографии пули, попавшей в голову, хотя она сильно повредилась, проходя через затылочную кость.

Внимательно рассмотрев фотографии, Колапушин передал их Егору.

– А какие еще материалы они вам передали?