– Нет, он еще не понимает почему?! Потому! Все!!! Если ты не вышибешь его в шестом туре, то придется тебе проститься с очень и очень многим! Ты меня понял?!

– Я отказываюсь разговаривать в таком тоне! – Троекуров резко повернулся к Гусеву: – Виктор Александрович, скажете мне «в ухо», – он постучал пальцем по наушнику, – когда надо будет идти на площадку, хорошо? – С этими словами Троекуров вышел из аппаратной, громко хлопнув дверью.

– И дальше она тоже продолжала орать? – поинтересовался Немигайло.

– Не то слово! Игоря, компьютерщика, из-за стола чуть ли не силком вытащила и сама села вопросы набивать, которые принесла. На нее смотреть было страшно – растрепанная вся, красная...

– А когда она сказала, что Троекурова убьет?

– Это уже потом, после игры. Она последний вопрос с ответами на клавиатуре набила и сидела как неживая. Потом Виктор Александрович что-то сказал, вот тут она и взорвалась. Прокричала, что Бориса убьет, и убежала.

– И куда убежала, вы не знаете?

– Не знаю... – растерянно ответила Леночка. – Мне же надо было победителя вести на третий этаж – он должен был всякие бумаги заполнить – ну, эти, чтобы деньги перечислить. А потом весь этот тарарам начался. Так что я ее больше не видела.

Колапушин и Немигайло, как и договорились, встретились на третьем этаже в холле.

– Там, внизу, все полностью закончили, Егор? – поинтересовался Колапушин, удобно полуприсев на перила балюстрады, ограждающей лестницу, и, оглядев по привычке огромный квадратный холл с выходящей в него со всех сторон массой красивых дверей.

– С концами, Арсений Петрович. Тело увезли, эксперты уехали. Так они, кроме этих гильз, толком ничего и не нашли. Я там сам распорядился, чтобы декорации начинали разбирать, ничего? А то бригадир монтировщиков пристал с ножом к горлу – им другие декорации к утру срочно надо смонтировать, да и Ечкину пистолет нужно искать. Все, что может понадобиться, там на фотоаппарат засняли.

– Распорядился и распорядился, – равнодушно отозвался Колапушин. – Что мы чинами считаться будем? Мишаков тоже уехал?

– Как же, дождешься от него! Мне эти прокурорские уже во где сидят! – Немигайло сложил пальцы левой руки в кулак и отставленным большим пальцем провел по горлу.

– Убийство. Без следователя прокуратуры не обойдешься, – философски заметил Колапушин. – Мишаков еще ничего – бывают намного хуже. Где он сейчас, не знаешь?

– Черт его знает! Где-то по комнатам шастает. Вроде бы с операторами собирался беседовать. Да ну его! Не стоит искать, а то начнет опять нудить.

– Я и не собирался. Вас вообще сталкивать нельзя – не работа получается, а какая-то сплошная война миров. Ты еще что-нибудь новое не узнал?

– Нового ничего. Три человека в одну дуду дудят – компьютерщики и девочка эта: Аннинская с утра уже почему-то нервничала, потом успокоилась, а на четвертой записи начала психовать, в конце принялась грозить Троекурову, заявила, что его убьет, и куда-то слиняла. И никто не знает, где она все это время была. А потом, когда Троекурова нашли, оказалась в своей комнате. Вроде бы все ясно, а все равно не сходится у меня.

– И мне то же самое рассказали, но я согласен – не сходится. На убийство в состоянии аффекта не похоже абсолютно. Один пистолет с глушителем чего стоит! Его же заранее достать надо было и сегодня сюда принести – какой уж тут аффект? И место, где Троекурова убили... Я вот знаешь, что подумал?

– Что, Арсений Петрович?

– Может быть... кто-нибудь заранее знал, что у нее будет такая реакция?

– Какая?! – Немигайло выпучил в изумлении глаза. – Что она будет кричать при всех, что убьет Троекурова?

– Не обязательно кричать, что убьет. Главное – начнет вести себя не так, как всегда, и этим привлечет к себе общее внимание.

– А что? Очень даже может быть. Все тут говорят, что баба она умная и выдержанная. Если бы задумала убить, то внимания к себе привлекать не стала бы. И вообще... Все было тихо и спокойно, пока этот Ребриков выигрывать не начал. Тогда все и началось.

– Нет, Егор. Тихо, может быть, и было, но не спокойно. И началось, думаю, все гораздо раньше. Похоже, кто-то точно знал, что Ребриков сегодня выиграет. Понимаешь, точно!

– С чего такой вывод?

– А с того, что Троекуров пришел в пустую студию и зачем-то пошел за декорацию. Кому-кому, а уж шоумену, да еще после окончания съемки, делать там совершенно нечего.

– Точно! И эти, монтировщики, тоже говорят, что туда никто не ходит. А его понесло туда! Где он ну совершенно ничего не забыл!

– Вот именно. Зато там очень удобно с кем-нибудь встретиться так, чтобы никто не увидел. Даже случайно. Для чего – пока не знаю. Возможно, поговорить, а возможно, что-то взять или, наоборот, отдать. Но все это возможно только при одном условии.

– Каком?

– Если выигрыш Ребрикова подстроен. Как – не знаю, все тут было сегодня как обычно и вели себя все тоже как обычно. Кроме двоих – Троекурова и Аннинской. Но необычно они вели себя по-разному. Согласен?

– Согласен, Арсений Петрович. Аннинская при всех буянить начала, а Троекуров по-тихому в темный угол заныкался.

– И вот тогда Аннинская во всю эту картину прекрасно вписывается – вела себя не так, как всегда, нервничала, грозила, и к тому же она каждый уголок здесь прекрасно знает. Чем тебе не кандидат в подозреваемые номер один, а?

Немигайло многозначительно поскреб в затылке.

– Хм-м... Думаете, подносят ее нам на блюдечке с голубой каемочкой, Арсений Петрович? А что? Оч-чень даже может быть! В этом базаре, что здесь сегодня после съемки творился, никто теперь толком не знает, где она после записи была и что делала. Все, что угодно, на нее повесить можно. Она там ревела, в кабинете, я ее не трогал пока. Хватит ей сырость разводить, согласны?

– Полностью. Времени вполне достаточно прошло, чтобы успокоиться. Пойдем-ка, Егор, побеседуем с ней.

Сыщики не спеша прошли по красивому серому ковролину холла и подошли к двери, на которой висела табличка: «Программа „Шесть шестых“. Шеф-редактор Жанна Аннинская».

Колапушин на мгновение задержался перед дверью, залюбовавшись изящным большим цветным логотипом программы – «6/6».

– Войдите... – сухим безжизненным голосом откликнулась Жанна, услышав негромкий стук в дверь.

Кабинет шеф-редактора производил очень приятное впечатление – цветы в горшках на подоконнике, красивые шторы, книжные полки с массой книг, огромные цветные фотографии на стенах. В углу стоял на специальной подставке довольно внушительный сейф с цифровыми замками, а неподалеку на тумбочке – большой телевизор «Сони» с видеоплейером.

На рабочем столе располагались компьютер, два телефона и три рамочки с цветными фотографиями маленького мальчика – наверное, Жанниного сына.

Сама она сидела в кресле за небольшим журнальным столиком около окна, безвольно опустив руки на подлокотники, и лишь слегка повернула голову, глядя на вошедших Колапушина и Немигайло.

– Здравствуйте, Жанна Витальевна, – вежливо сказал Колапушин. – Мы из Главного управления внутренних дел. Я подполковник Колапушин Арсений Петрович. А это капитан Егор Фомич Немигайло. Скажите, вы уже успокоились? Мы сможем с вами поговорить?

– Конечно, – все так же безжизненно отозвалась Жанна. – Садитесь. Я давно вас жду, даже удивлялась, почему вы за мной раньше не пришли.

Колапушин, присев в кресло, внимательно посмотрел на нее. Несмотря на припухшие и покрасневшие глаза, полное отсутствие макияжа и гладко зачесанные назад, казалось, даже немного влажные волосы, Жанна Аннинская, несомненно, была красива.

Высокая, стройная, что было видно, даже когда она сидела в кресле, с красивыми русыми волосами и довольно темными густыми бровями, Аннинская смотрела на Колапушина остановившимся взглядом больших серых глаз.