На этажах было оживленнее, чем в холле. Из кабинета в кабинет сновали мужчины и женщины, сверкая белоснежными рубашками и строгими костюмами. Они зажимали в руках кипы документов и, казалось, были увлечены лишь тем, что было напечатано в бумагах. То и дело слышались глухие хлопки закрывающихся дверей, звонкий стук каблуков и целые симфонии из голосов. Работа кипела, как и головы сотрудников. Никто совершенно не обращал внимание на двух девушек, поднимающихся по лестнице, а если их и замечали, то тут же теряли из виду в веретенице бумажек и переплетов.

Ася внутренне содрогалась каждый раз, когда видела у кого-нибудь в руках разноцветные папки с документами. Непрошенные воспоминания тут же дорисовывали перед глазами стены «Истинного пути», покрытые мраком, мраморную лестницу с толстыми перилами и женское тело, окаймленное горячей кровью. Ася боролась со своей памятью ежедневно. Стоило ей оказаться наедине с собой или заметить хоть краем глаза что-то, отдаленно связанное с прошлым, как видения прошедших дней окружали ее, окуная с головой в прорубь стершихся со временем чувств.

Ася не знала, можно ли победить себя. Возможно ли убить ту свою часть, которая с мазохистским наслаждением оживляет в памяти боль и страхи, или человеческая натура навсегда останется внутри, сколько бы не подавлять и не заглушать ее? У всех есть неприятные воспоминания и жизненные эпизоды, которые хочется забыть. Люди уживаются с ними, словно добрые соседи, обоюдно решившие, где заканчиваются их участки. Ася очень хотела научиться у этих людей гармонии с собой, но пока могла лишь жмуриться и штамповать мысли печатями в попытках заглушить воспоминания.

Сто первый кабинет раскинул свои светлые овальные стены в самом сердце третьего этажа. Широкая прозрачная дверь была приглашающе распахнута, а черная табличка слева золотыми буквами вырезала два гордых слова: «Приемная губернатора». За дверью в просторном бело-кремовом кабинете оказалось три стола по разные углы помещения. Широкие пластиковые окна с полукруглыми бледно-розовыми жалюзи подсвечивали черные компьютерные мониторы, глубокие офисные кресла, гудящие принтеры и выставленные на подоконнике коричневые горшки с высокими растениями. В кабинете пахло сладко-фруктовыми духами и растворимым кофе.

— Вы к кому, девушки? — раздался женский строгий голос, и Ася отвлеклась от созерцания приемной.

— Здравствуйте, — Ма уверенно перешагнула дверной проем, совершенно не обращая внимания на скептичную недоверчивость в глазах женщин. — Я звонила утром по поводу интервью для курсовой работы.

— А-а, — женщина в дальнем углу, стол которой расположился под самым окном, рукой подманила девушек к себе. — Подходите ко мне.

Ася последовала за Мартой, принужденно улыбаясь женщинам, зоркие глаза которых внимательно бегали по фигурам посетительниц. По равнодушным лицам нельзя было сказать, о чем они думают, однако ничего близкого к добродушию там явно не было.

— Документы, девушки, — женщина средних лет с черными длинными волосами требовательно поманила пальцами. — Паспорта, студенческие.

Ася с Ма мельком переглянулись. Таисия скинула с плеч синий тканевый портфель, выудила оттуда два документа и аккуратно положила их на стол, под строгий взгляд зеленых широких глаз. Марта же рылась в сумке дольше, при этом очень убедительно изображая волнение. Женщина — ее звали Елизавета Антоновна Ляпцева, судя по черной подставке на столе, — мельком взглянула в Асин паспорт и подняла проницательные глаза на Ма.

— В-вот паспорт, — Ма с откуда-то взявшимся заиканием положила на стол документ и вновь окунулась в сумочку. Ася, не уступая подруге в напряжении, вцепилась холодными пальцами в лямку портфеля.

— Студенческий? — поинтересовалась Елизавета, заломив тонкую черную бровь, явно нарисованную.

— Я-я, кажется, забыла его… — Марта виновато опустила глаза и сжала губы. Она выглядела такой испуганной и огорченной, что, кажется, даже Елизавета на секунду растерялась.

— Ну, как же так? Какие же вы студентки? — спросила она, возвращая в голос стальные нотки. — Единственное, что вам нужно было принести, вы забыли! Никакой организованности.

— Простите… — руки Ма мелко тряслись. — Я очень волновалась и, видимо…

— Ладно-ладно, — небрежно махнула рукой с розовыми ноготками женщина. — Оставьте объяснения для преподавателей.

Елизавета забрала документы, неодобрительно посматривая на студенток. Пока она отвернулась к сканеру, поочереди выкладывая паспорта на стекло, Ма скосилась на Асю, и ее тонкие розовые губки тронула усмешка. От былого напряжения и страха не осталось и следа. А еще где-то в этот момент заплакал от счастья Станиславский.

Женщина крутилась на офисном кресле взад-вперед, выкладывая документы и заполняя какие-то бумажки. Она писала неторопясь, явно не чувствуя никакого напряжения. Ее рука, облаченная в тонкую хлопковую рубашку, умело выводила аккуратные, чуть наклоненные влево буквы.

— Какого рода интервью? — спросила Елизавета, не отвлекаясь от заполнения документов. Ма на мгновение обернулась, и Ася поняла, что теперь переговоры переходят в ее руки.

— О-о сложностях в работе, личной жизни… — неуверенно заговорила девушка. И, кажется, такой ответ секретаршу не устроил.

— Точнее пожалуйста, а то сейчас вы больше походите на желтую прессу.

— Пока нет точного перечня вопросов, лишь общие темы.

— Тема курсовой какая?

— Э-э, — мысленно Ася заплакала. Она совершенно не подумала, что о таком могут спросить, и в голову абсолютно ничего не приходило.

— Такой сложный вопрос? — недовольно хмыкнула женщина и наконец подняла голову. — Девушки, вы что делаете здесь?

Казалось, весь план накрылся медным тазом, так толком и не начавшись. Ася чувствовала себя неподготовившимся к сессии студентом, которого преподаватель завалил на первом же вопросе. Елизавета с явным раздражением осматривала растерянных девушек и наверняка о чем-то догадывалась. Тогда Ма решилась рискнуть. Она наклонилась вперед и, сложив руки на стол, в пол голоса проговорила:

— «Истинный путь».

Елизавета, точно так же как и Ася, ошарашенно замерла. И если секретарша просто задумалась, Ася почти что начала молиться.

— Уточните, пожалуйста, — угрожающий тон в голосе Ма исчез, и девушка мило улыбнулась.

— Секунду, — буркнула женщина и, резко встав со стула, исчезла за соседней дверью, постукивая по линолеуму шпильками.

— Ты что?! — зашептала Ася. — Она же сейчас вышвырнет нас отсюда!

— Если бы захотела — уже бы вышвырнула, — так же тихо ответила Ма. — А что нам остается? Ты, видимо, курсовых еще не писала, раз ничего ответить не смогла? — с укором добавила она.

— Писала! — возразила Ася. — Но они бы не подошли.

Несколько минут девушки стояли в напряженном ожидании. В кабинете сохранялась рабочая тишина, нарушаемая лишь постукиванием клавиш да лязгом старых принтеров. Ася не осмеливалась посмотреть на Марту, потому что боялась увидеть на ее лице страх или сомнения, а значит, совершенно потерять контроль над собственными эмоциями.

Когда Елизавета вышла из кабинета, девушки синхронно обернулись. Ася вдруг с ужасом заметила, что табличка рядом с открывшейся дверью была очень лаконично и строго подписана: «Губернатор. Коновалов Тимофей Викторович». Елизавета же, процокав до своего стола, грузно села в кресло и хмуро взглянула на посетительниц.

— Завтра в три часа дня. Без опозданий. Список вопросов отправить сегодня вечером на эту почту, — небольшой исписанный клочок бумаги проскользил по гладкому столу. — Никаких провокационных или личных вопросов, четко и по делу. У вас будет пятнадцать минут. Все ясно?

— Да, — девушки кивнули.

— Можете идти, — Елизавета тяжело вздохнула и тут же переключилась на монитор своего компьютера, как бы показывая, что разговор окончен.

Девушки поспешили выйти из Правительства. Все здание насквозь было пропитано запахом напыщенной официальности и деловитости. В нем будто не было места искренней вежливости и дружелюбию. Во всех словах и движениях секретарш, с важным видом восседающих в приемной, читалось презрение и крайняя степень серьезности. Тем более, после слов Марты. Но теперь, когда девушки добились желаемого, презрительные взгляды сотрудниц их не волновали.