— Знаешь, о чем я думаю, глядя на тебя? — скользнув к Тине, обреченно ожидающей приговора, спросил я. А когда она отрицательно мотнула головой, ласково прикоснулся к загорелому предплечью: — О том, что тебе уже никогда не будет сорок. А значит, твои вечно-юные и восхитительные шестнадцать позволят мне никогда не испытать той боли, которую вызывает увядающая красота любимых женщин…

… Тина вплыла в большую гостиную с таким счастливым выражением лица, что ее мать не удержалась от соленой шутки. А уже потом, увидев на поясе дочери золотую книжицу, по-мужски присвистнула:

— Юный Эвис, ты продолжаешь меня поражать!

— То ли еще будет! — ухмыльнулся я, оглядел жен и Найту, ничуть не удивленных моим поступком, уселся в свое кресло и поинтересовался, что они обсуждали до моего прихода.

Оказалось, что прием у ар Маггоров, на котором я и моя семья должны будем выйти в свет. Вернее, какие-то, на мой взгляд, несущественные мелочи, связанные с этим мероприятием. Когда я задал пару куда более важных вопросов, выяснилось, что они уже решены, и у арессы Доргетты все давно готово. Мало того, назначена и дата — десятый день пятой десятины первого месяца осени — соответственно, разосланы пригласительные. Кстати, «родственница» не забыла и о Лайвенском Псе с мастером Элмаром — стоило мне прищуриться во время озвучивания списка гостей, как она фыркнула и язвительно сообщила, что провалами в памяти не страдает, поэтому уже пригласила всех друзей рода Эвис.

Потом женщины начали обсуждать наряды, и при этом кидать на меня такие хитрющие взгляды, что я не удержался и попробовал узнать, что же они такого понапридумывали. Увы, без особого толку — любые вопросы на эту тему вызывали лишь загадочные улыбки, а единственная фраза гостьи, которой она «пыталась меня успокоить», лишь разожгла мое любопытство еще сильнее:

— Заявить о себе громче, чем это сделаете вы, ни у кого не получится…

Поняв, что сути приготовленного сюрприза женщины не выдадут даже под пытками, я поинтересовался у арессы Доргетты последними слухами, и тут же получил описание взаимоотношений между самыми сильными Старшими родами Маллора. Причем описание, скрупулезности и обстоятельности которого позавидовали бы даже в Ночном приказе!

Ограничиться простым «прослушиванием» такого количества нужных и полезных знаний я счел неразумным. Поэтому довольно долго терзал гостью наводящими вопросами, старательно укладывая в памяти чуть ли не каждую озвученную ею фразу или жест. И оставил «родственницу» в покое только тогда, когда почувствовал, что беседа превращается в допрос.

Как ни странно, Доргетта не обиделась. Наоборот — закончив рассказ о причинах, которые вознесли Чумную Крысу в кресло главы Разбойного приказа, она вдруг повернулась к заскучавшей Альке и постучала себя пальцем по лбу:

— Учись у мужа задавать правильные вопросы. И не только слушать, но и слышать ответы! А то так и будешь ярким, красивым, но совершенно бесполезным цветком…

— Ваша внучка — умница, каких поискать! — вступился я за мелкую. — Она видит мир настолько своеобразно, что почти каждая беседа с ней доставляет мне нешуточное удовольствие и заставляет пересматривать взгляды на очевидное. Что касается необходимости разбираться в хитросплетениях дворцовых интриг, то могу сказать следующее: она разберется в них тогда, когда почувствует потребность именно в таком времяпрепровождении. А пока копаться в этой грязи буду я, вы и ваша дочь.

— Эвис, ты меня расстраиваешь! — гневно сверкнув глазами, воскликнула старуха, но, не увидев в моих глазах ни страха, ни раскаяния, довольно заулыбалась: — Да-да, именно расстраиваешь: чем лучше я разбираюсь в твоем отношении к этим счастливицам, тем с меньшим удовольствием вспоминаю свою юность!

С последним утверждением я бы, пожалуй, поспорил — после четвертого кубка вина из бутылки, заложенной в винный погреб еще при деде, аресса Доргетта раскраснелась и принялась рассказывать историю за историей из своей молодости. Рассказывать женщина умела, а еще умудрялась мгновенно менять образы большинства участвующих лиц, поэтому эти истории мы не столько слышали, сколько видели. И иногда хохотали так, что сползали с кресел. К сожалению, возраст все-таки постепенно брал свое, поэтому ближе к полуночи аресса Доргетта начала уставать, и Найта, весь вечер ухаживавшая за ней, вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, и вскоре в кубок гостьи попало уже не вино, а его смесь с сонным отваром.

Тина нашего переглядывания не заметила, соответственно, страшно перепугалась, когда ее мать вдруг закрыла глаза и начала медленно клониться вправо. Поэтому, метнувшись к ней, вцепилась пальцами в запястье.

— Спит! — отодвигая ее в сторону и примериваясь, как бы половчее поднять обмякшее тело на руки, объяснил я. — И будет спокойно спать… до утра!

Кем-кем, а дурой моя советница не была, поэтому мгновенно сообразила, для чего мы могли усыпить ее мать. И, коснувшись моего уха губами, еле слышно спросила:

— Чья идея?

Я мотнул головой в сторону Найты. И не удержался от улыбки, увидев, с какой скоростью счастливая женщина влипает в неуверенно улыбающуюся подругу…

[1] Авада — торренский стилет в виде ажурной женской заколки.

Глава 32.

Девятый день третьей десятины первого месяца осени.

По своему обыкновению, Алька принеслась ко мне в спальню за половину стражи до рассвета. Бесшумно пробежала по ковру, забралась на кровать и, мазнув взглядом по изголовью, где, как обычно, лежало оружие, довольно заулыбалась:

— И ключ, и кинжал выглядят восхитительно! А уж на поясе у Майры — так вообще…

— О, Бездна, совсем забыл! — шепотом, чтобы не разбудить сладко спящую старшую жену, взвыл я, выметнулся из постели и рванул в гостиную.

— Держи, это тебе! — вернувшись обратно, я аккуратно положил на простыню один из трех прихваченных с собой ларцов.

Мелкая мгновенно сунула любопытный носик под крышку и торопливо отодвинула подарок от себя:

— Ножны кинжала, предназначенного мне, должны быть деревянными и оправленными в золото…

— Да, глава рода Эвис забрал тебя отдарком… — подала голос Майра, вероятнее всего, проснувшаяся во время моего побега из постели, перекатилась поближе и игриво царапнула ноготками бедро подруги: — Но ты ему настолько понравилась, что он сделал тебя меньшицей!

— Но ведь так нельзя! — возмущенно воскликнула Алька и на всякий случай отодвинулась от ларца подальше.

— Кому нельзя, Нейлу⁈ — «не на шутку обиделась» старшая жена и, рванув девушку на себя, принялась ее щекотать: — Запомни, дуреха, главе Странного рода можно все!

— Но… ведь… дядя Юрген… может… выказать… свое… недовольство! — одновременно отбиваясь и смеясь, предупредила новоявленная меньшица.

— Меч… на поясе мужа… видела? — спросила хозяйка рода Эвис, пытаясь оседлать мелкую.

— Ага!

— Так вот, эта железяка… в его руках… может убедить… кого угодно… в чем угодно! — добившись своей цели, заявила Майра и попыталась прижать руки Альки к простыне. Та поддала тазом, но скинуть с себя старшую жену не смогла. Зато высвободила правую руку. В этот момент дверь в спальню очередной раз распахнулась, и на пороге возникла заспанная, но «страшно возмущенная» Вэйлька:

— А чего это вы развлекаетесь без меня⁈

— Мы… не развлекаемся… а воспитываем… одну мелкую… упрямицу! — сообщила ей Майра, продолжая сражение. — Алька… утверждает… что Нейлу… видите ли… нельзя… назначить… любимого отдарка… меньшицей!

— Главе Странного рода можно все!!! — уверенно заявила Дарующая, и непонимающе посмотрела на меня, когда обе воительницы одновременно расхохотались.

— С утра смешинки проглотили! — «объяснил» я и тут же вложил ей в руки очередной ларец. — Поэтому, пока они хихикают, открой-ка вот это!

— Ах, вот что ты покупал в Мелеке! — воскликнула первая меньшица, вытащив на свет мерной свечи кинжал в серебряных ножнах. А через мгновение метнулась к зеркалу и приложила символ своего статуса к правому бедру: — Ого, какой красивый и хищный! Правда, для того чтобы его носить, придется заказать серебряную серьгу, а то серебро и золото друг к другу не подойдут…