— Если бы я не научилась от него закрываться, давно бы удавилась от отчаяния! — с безумной горечью в голосе сказала Вэйль. — Ведь, там, за стенами этой заимки, в душах людей одна грязь!

— Разве? — не поверил я.

— Увы… — вздохнула она. — Так вот, я слышу всех, поэтому знаю, что ни Майру, ни Тину, ни Альку, ни меня от вас уже не оторвать, ведь жизнь рядом с вами в тысячи раз ярче и счастливее, чем самые безумные мечты. И для того, чтобы оставаться рядом, все мы изменимся так, как захотите вы. Мало того, сочтем правильным и по-настоящему необходимым все, что бы вы ни сделали. И примем это сначала сердцем и душой, а уже потом разумом!

— Звучит красиво. Как в романах. Но в реальной жизни существует соперничество, ревность, зависть…

Как ни странно, это заявление вызвало у девушки улыбку:

— Алиенна вообще не разделяет вас и Майру. Для нее вы — одно целое, и тянет ее к вам обоим. Ваша «правая рука» ее приняла и уже не отпустит. И… знаете, если бы вы могли почувствовать то внутреннее спокойствие и удовольствие от общения, которые царят в их душах, когда младшая ар Лиин ночует у Майры, вы бы не стали задавать этот вопрос…

«Да уж, за возможность так читать души своих вассалов или гостей любой правитель отдаст правую руку…» — неожиданно мелькнуло в голове. А Вэйль, явно уловившая ощущение растерянности, которое я испытал, продолжила, как ни в чем не бывало:

— … Тина до безумия любит свою дочку и до безумия счастлива, что рядом с вами Алиенна снова расцветает душой. Я не знаю, что явилось тому причиной, но в сердце и разуме этой женщины счастье дочери настолько неразрывно связано с вами, что мира, в котором нет вас, для нее просто не существует…

В это утверждение я тоже поверил, так как знал, насколько сильно ар Лиин-старшая любит свою дочь, и на что она готова ради ее счастья. А вот следующее заявление заставило меня потерять дар речи:

— То же самое про мир без вас можно сказать и про меня. Я готова делить вас с кем угодно, лишь бы продолжать чувствовать то, что читаю у вас в душе. И не возвращаться туда, откуда сбежала!

— А-а-а… — начал я и замолчал.

— Я не читаю мыслей, а чувствую ощущения… — улыбнулась девушка. — Так что лучше словами.

— А для того, чтобы лечить, надо обязательно ложиться рядом?

— Вы постеснялись добавить «и без одежды?» — ехидно поддела меня девушка. Но ответила уже без всякого смеха: — Представьте себе груз, скажем, в пару ведер и скажите, как его легче удерживать на весу, на вытянутой руке или прижимая к себе?

— Прижимая к себе, конечно!

— Так же и с лечением: чем больше поверхности тела я одновременно ощущаю, тем лучше чувствую то, что внутри. Что касается одежды — как вам легче работать мечом, держа его за рукоять голой рукой или в трехслойных меховых варежках?

— Но ведь…

— Вы забыли то, что я говорила ночью… — мягко прикрыв мне рот ладонью и не дав договорить, вздохнула она. — Дарующая может лечить только того, к кому испытывает по-настоящему теплые чувства. И одной симпатии нам мало — лучше всего Дар работает по отношению к тем, в кого мы вросли всем сердцем и любим всей душой! Выводы делать будете, или как?

Я сглотнул подступивший к горлу комок, еще раз заглянул в зеленые омуты, почувствовал, что девушка говорит именно то, что чувствует, и попытался уложить в голове все, что она мне наговорила.

— Все, мне пора: Майра с Алиенной вышли из кухни и уже возвращаются… — сообщила она через пару мгновений, тут же оказалась на ногах, выдернула из-под кровати ночной горшок и рванула к двери. А когда толкнула от себя створку, добавила: — Майра уже знает, что я Дарующая. Поэтому будет помогать мне приходить к вам в любое время и дальше…

[1] Отдарок — благородная, в качестве извинения за какую-нибудь серьезную обиду подаренная оскорбленному Роду. Используется в качестве наложницы. Какими-либо правами не обладает.

[2] Гевер Гленн — король Хейзерра.

Глава 17.

Пятый день пятой десятины первого месяца лета.

Что такое Дарующая, да еще сильная, я понял следующей ночью, когда скользнувшая в комнату Вэйлька попрощалась с Майрой, уже собиравшейся уходить, закрыла за ней на засов входную дверь и подошла к моей кровати. В этот момент от нее вдруг потянуло жаром! Но не обжигающим, как от кузнечного горна или дровяной печи, а теплым, мягким и каким-то уютным. Когда она скинула нижнюю рубашку и, оставшись в одних панталонах, без всякого стеснения села на кровать, ощущение стало в разы сильнее. Правда, при этом у меня еще и несильно закружилась голова.

Дав мне привыкнуть к новым ощущениям, девушка забралась под одеяло, попросила меня перевернуться на бок, обняла одной рукой за талию и вжалась в меня и грудью, и животом, и бедрами. В этот момент я вспыхнул берестой, упавшей в костер, и… превратился в Ати, за какое-то мгновение осветив, согрев и возлюбив весь мир, от облаков, парящих в вышине, и до последней травинки. А мир… мир вскоре начал отвечать мне взаимностью! И это ощущение оказалось настолько приятным, что я в нем растворился. Но через вечность безумного счастья, когда душа, купающаяся в потоках обоюдной любви, немного утомилась, где-то далеко-далеко почувствовалось и тело. Легкое, словно перышко, совершенное, как снежинка, и почему-то текучее, как вода. Только приблизиться к нему у меня не получалось очень долго — казалось, что между мною и им находится прозрачный и упругий бычий пузырь, который сопротивляется любым моим усилиям. Впрочем, стоило мне действительно захотеть вернуться обратно и рвануться изо всех сил, как меня закрутил как-то сумасшедший вихрь и выбросил в реальность.

Первые несколько мгновений после возвращения эта самая реальность казалась мне совершенно бесцветной и какой-то чужой. Но вскоре я снова начал в нее врастать — ощутил свое тело целиком, обрел способность видеть цвета и начал чувствовать запахи. А через пару десятков гулких, редких, но удивительно родных ударов сердца услышал хриплый, прерывистый, и почему-то потрясенный шепот Вэйльки:

— Как… вы… Нейл?

— Во рту дикая сушь… Дрожу, как лист на ветру… В руках и ногах слабость… И хочу есть так, что аж желудок сводит… — прислушавшись к себе, перечислил я. — Но при этом уверен, что захоти я взлететь — взлечу!

— Чем быстрее восстанавливается тело, тем больше хочется есть и пить, поэтому кормить вас придется каждые полторы-две стражи, а поить и того чаще… — выдохнула девушка. — Что касается дрожи и слабости — эти ощущения мои.

— Может, не стоило так выкладываться? — виновато спросил я, сообразив, что все это время она отдавала мне свои силы.

— Не стоило⁈ — предложила она с коротким смешком. — Посмотрите мне в глаза, и все вопросы отпадут сами собой!

Я осторожно перевернулся на живот и при этом отметил, что вообще не чувствую ран. Потом повернул голову вправо и, сразу же утонув в ярко-зеленых глазах, на некоторое время снова стал Ати!

С большим трудом сумев вынырнуть из двух бездонных омутов и с трудом начав соображать, я ошарашено уставился на Вэйльку:

— Это были твои чувства⁈ Тогда, во время лечения⁈

Девушка перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и расслабленно растеклась по постели:

— Не мои, а наши… Вы нравитесь мне, я нравлюсь вам, вот мы друг друга и усилили.

— А прошлой ночью было так же? — спросил я, и вдруг понял, что, любуюсь и ее счастливым лицом, и длинной, красивой шеей, и округлыми плечами, и воистину совершенной грудью с небольшими нежно-розовыми сосками!

— Нет, конечно: вчера вы были без сознания, поэтому я только отдавала, ничего не получая взамен. А сегодня получилось так сильно и так… просто, что у меня нет слов! — восторженно объяснила девушка, не открывая глаз, затем нащупала мою ладонь и благодарно провела по ней пальчиками: — И нет слов от тех эмоций, которые вы испытываете сейчас!

А когда я смутился и заставил себя перевести взгляд на мерную свечу, тихо добавила: