— Чудовищем был твой дед, поэтому та смерть, которую ты ему подарила, на мой взгляд, была слишком мягкой! — нисколько не кривя душой, заявил я. — Кроме того, убивала не ты, а мы…

— Нет, я мсти— …

— Можешь закрыть глаза и представить себе маму, Майру, Тину и Альку? — перебил ее я.

— Конечно!

— Представь, и как можно ярче! А теперь допусти, что твой дед жив, и что посылаемые им боевые пятерки могут в любой момент проникнуть в наш дом и убить меня или кого-нибудь из тех, кто тебе дорог.

От рук супруги плеснуло такой безумной стужей, что у меня на мгновение помутилось в глазах. Но мысли я все-таки не потерял:

— Теперь скажи, с чего я начал разговор с твоим дедом и чему уделил основное время?

— Расспросам о тех, кто хоть что-то знает о Дарующих и боевых пятерках! — не задумываясь, ответила она.

— Вот именно! — кивнул я. И тут же подытожил: — Рисковать тобой ради мести я бы не стал: мы приехали в Глевин для того, чтобы у нашей семьи появилось будущее!

Вэйлька сглотнула и вжалась в меня всем телом:

— Я об этом не подумала! И счастлива до безумия, что Пресветлая свела наши пути!

[1] Незабудка — местное название девушек легкого поведения, подрабатывающих на постоялых дворах.

Глава 30.

Седьмой день третьей десятины первого месяца осени.

С десятком наемников, нанятых в Мелеке[1] для сопровождения, дорога стала проще, но скучнее. Образ путешествующего благородного с торренкой-меньшицей, лицо которой постоянно скрывала маска, вызывал осторожное любопытство вместо бесконечных поединков. Поэтому ехали быстро и без приключений, но пребывали в крайне неважном настроении, ведь вечное присутствие рядом посторонних не давало нормально тренироваться. Соответственно, занятиям посвящали всего по половине стражи каждое утро и иногда прихватывали по кольцу-другому перед сном. Хейзеррцев отпустили в Трейме, небольшом городке, стоящем на хейзеррском тракте в дне пути от Лайвена. Переночевали в нем же. А следующим утром, въехав поглубже в лес, стали самими собой. Точнее, я переоделся в дорожный камзол родовых цветов и вернул на палец перстень, а моя меньшица вернула себе внешность той самой инеевой кобылицы, в которую превратилась еще на охотничьей заимке.

Когда мы закончили с преображением, сразу же вернулись к дороге, послали лошадей в свободную рысь и до самого вечера останавливались только по нужде. Знакомые стены увидели чуть менее чем за стражу до заката, полюбовались мощными зубцами и бойницами, а потом устроили небольшой привал прямо на обочине, дабы подъехать к воротам перед самым их закрытием.

Меры предосторожности, предпринятые мною, оказались нелишними — стоило нам проехать через захаб и оказаться на площади перед надвратной башней, как по сознаниям резануло чужим вниманием. Слушать окружающий мир с помощью Дара супруги мне приходилось практически всю дорогу, поэтому направление на наблюдателя я определил без особого труда. А с небольшой помощью Вэйльки выхватил лицо человека, который дожидался именно меня, из толпы торговцев, готовых продать гостям города всякую всячину, подростков, предлагающих за мелкую монетку проводить приезжих куда угодно, нищих и соглядатаев Разбойного приказа. Само собой, демонстрировать встречный интерес я даже не подумал — перекинулся с Вэйлькой парой фраз, усмехнулся, будто услышал что-то веселое, лениво оглядел площадь, мимоходом мазнув взглядом по лицам тех, кто оказывался в поле зрения, и направил Черныша к улице, ведущей к Верхнему городу.

Наблюдатель — мужчина лет тридцати пяти-сорока, очень неплохо изображающий однорукого калеку — двинулся следом чуть погодя, тогда, когда мы отъехали на половину перестрела и приблизились к первому повороту. Дальше следовал приблизительно так же, то есть, держась на расстоянии, которое позволяло за нами следить, но не давало нам даже призрачной возможности случайно обратить на него внимание. Вот мы и «не обращали». Ибо «основательно устали от дороги и жаждали лишь одного — оказаться дома».

Стену, разделяющую Верхний и Нижний город, «нищий» прошел следом за нами и достаточно быстро — видимо, по пути сменил личину на более благообразную. Но расстояние продолжал держать то же самое. Последнее раздражало, поэтому мы с Вэйлькой «вовремя вспомнили о том, что дома совершенно нечего есть» и задержались у первого же попавшегося на пути постоялого двора. Где закупались съестным практически до темноты.

Местонахождение владения Эвисов наблюдатель знал не хуже меня, поэтому спокойно прошел мимо Дарующей, восседавшей на своей лошади ледяной статуей, и остановился где-то в перестреле от нас. По моим ощущениям, в самом начале переулка с говорящим названием Грязный, разделяющего поместья ар Шеллов и ар Вессов. Это его решение мне очень понравилось, поэтому через две трети кольца, сложив покупки в одну из основательно опустевших переметных сумок и на всякий случай выпив зелье кошачьего глаза, я вскочил в седло и направил Черныша вверх по Кленовой.

«Нищий», успевший преобразиться в посыльного какого-то из благородных родов, решил спрятаться в одном из переулков — деловито свернул с улицы, скрылся с глаз и прижался к забору с декоративной башенкой. Соответственно, никак не отреагировал на то, что мы съехали с центра улицы к ее левому краю и вскоре оказались в каких-то пяти шагах от его укрытия. И очень зря: удар «стужей», нанесенный Вэйлькой, приморозил мужчину к месту. А я, вдруг оказавшись рядом, вместе со связками под мышками и коленями перечеркнул ему надежды хоть на какое-нибудь будущее.

Проблему с полым зубом тоже решил сразу, вбив в рот пленнику скрученный в трубочку кусок его собственной куртки. Потом опустил страдальца на землю лицом вниз и распорол на нем одежду от шеи и до поясницы. Татуировка, изображающая цветок с пятью лепестками, нашлась там, где и предполагалось — под правой лопаткой. Поэтому я совершенно спокойно закинул тело поперек своей заводной и забрался в седло Черныша. Чем настолько удивил Дарующую, что заставил ее прервать молчание:

— А городская стража⁈

— У меня есть бляха охотника за головами, выданная в Разбойном приказе… — коротко объяснил я. — А это хейзеррский подсыл, которого я задержал и везу на Псарню, чтобы поменять на десяток полновесных золотых.

Само собой, ни на какую Псарню сдавать хейзеррца я не собирался, поэтому на следующем же перекрестке повернул налево и вскоре выехал на так хорошо знакомую мне Пепельную Пустошь. Там выбрал подходящие развалины, сломал волю воина и вытряс из него все, что считал нужным. А затем свернул шею и вернулся в седло, чтобы буквально через кольцо остановить Черныша у ворот с вздыбленными медведями на створках. Представляться не понадобилось — стражник, наблюдавший за дорогой через смотровую щель, учтиво поздоровался, споро отворил калитку и впустил нас с Вэйлькой на территорию поместья Витсира ар Дирга.

К моему нешуточному облегчению, Лайвенский Пес оказался дома. Да еще и бодрствующим. Поэтому не успели мы доехать до центральной лестницы его особняка и спешиться, как он выбил могучим плечом одну из створок парадной двери и радостно раскинул в стороны ручищи толщиной с мое бедро:

— Нейл, мальчик мой, где тебя носило столько времени⁈

— Где только не носило, дядь Витт! — заулыбался я, взлетел вверх по ступенькам и мужественно перенес несколько попыток переломать мне ребра. А когда первые восторги от встречи слегка поутихли, подхватил хозяина дома под локоть и вместе с ним спустился во двор:

— Дорогая, позволь тебе представить Витсира ар Дирга, друга рода Эвис и человека, которого я с детства считаю вторым отцом!

Дарующая, к этому времени успевшая соскочить со своей кобылки, изобразила самый глубокий поклон, который я видел в ее исполнении, выпрямилась и предельно серьезно сказала:

— Да ниспошлет Торр силы вашей деснице, арр!

Услышав это пожелание, Лайвенский Пес, последние года два жаловавшийся на зрение, подошел чуть поближе и, разглядев в ухе девушки «кольчужное кольцо», жизнерадостно хохотнул: