— О, нет, я с этим завязал, — посмеивается Эдуард. — Последний брак мне слишком дорого обошелся, — бросает на меня взгляд, полный одним нам понятного смысла. — Что ж, не буду мешать. Приятного вечера.

Снова кланяется и отходит, а едва Смолин возвращается к еде, я украдкой пишу сообщение Вале:

«Угадай, кто знаком со Смолиным».

«Черт!», — приходит первым.

«Не психуй, все под контролем. Он контрабандой возит сигары».

«А доказательства-то есть?» — пропускаю тяжелый вздох.

«Понадобится — найдем. Повторяю, не психуй. Ты не одна».

— Нашли еще? — слышу голос Смолина как будто издалека.

— Да, — отвечаю на автопилоте.

«Еще тела?», — пишу Вале.

«Да».

Значит, минимум два. И я не соврала. А шесть лет никуда не делись. Вот оно, доказательство. Сидит в нескольких метрах от меня, буравя насмешливым взглядом. Первый обманутый мной мужчина. Жестокий ублюдок, избивающий собственную жену.

«Проснулась?», — приходит сообщение от Вали, развеивая остатки сна.

Быстро перезваниваю ему и слышу его тихий смех.

— Привет, — немного смущаюсь, радуясь, что меня никто не видит.

— Доброе утро, — отвечает тепло, но устало.

— Ты так и не подремал? — расстраиваюсь.

— Пару часиков, — отвечает уклончиво. Замолкает ненадолго и дает отчет: — Еще две девушки. Одна умерла года четыре назад, еще одна — несколько дней. В связи с последним меня и любят, и ненавидят, а дело держится в строжайшем секрете, чтобы не поднять волну в СМИ.

— Я вчера немножко увлеклась, — бормочу и покаянно вздыхаю. Пересказываю разговор с поисковиком.

— Ничего страшного, что сказала ему. Не думаю, что информация пойдет куда-то дальше. А вот что почистил — печально, могло бы остаться хоть что-нибудь, а так… но, не огорчайся. Ты большая молодец и я чертовски тобой горжусь.

— Есть ли смысл соваться в ломбард? — мямлю уныло. — Только время терять.

— В смысле?! — возмущается. — Это — зацепка! Смысл есть всегда.

— Поняла, шеф! — отвечаю бойко.

— То-то. Учить тебя еще и учить… — ворчит притворно. — Как ты вообще?

— Произошло то, чего мы пытались избежать, — пожимаю плечами, забыв, что он не рядом. — Но это когда-нибудь все равно случилось бы…

— Когда живешь в городе и вращаешься в тех же кругах, да.

— В тех же?

— Богачи, — отвечает легко. — В рамках города все связаны, пусть даже через десятые руки. Не столица. Закончим дело, послежу за ним, найду доказательства, чтобы не дергалась. Хотя, едва ли он позволит себе что-то. Как Смолин тебя представил?

— Как девушку, — снова смущаюсь. Вчера даже значения не придала, так естественно это прозвучало.

— Выдыхай, — смеется Валя. — Мне пора в морг, может, уже есть какие-то результаты.

— А тебя впустят?

— В таких делах лишних рук не бывает. У меня отличные рекомендации, мне не нужны деньги и почет, так что… не грусти. Ты собиралась сегодня блистать, помнишь?

— Что хотела — помню, — бубню себе под нос, а Валя снова приглушенно смеется.

— Ладно, сама напросилась. Спецзадание! — провозглашает торжественно.

— Какое? — воодушевляюсь.

— Они же с Мариной родные брат и сестра. И тусили в одной компании. Попробуй найти близкую подругу Марины или просто болтушку и разузнать, знал ли кто о беременности. Но так, чтоб никто не понял, что ты что-то пытаешься выяснить, это самое сложное.

— Принято, шеф! — отвечаю с готовностью, еще не зная, что задание безнадежно провалю.

— Все будет хорошо. Поверь мне, когда-нибудь все утрясется.

— Верю, Валь, — отвечаю тихо и с улыбкой. Всегда и во всем, безоговорочно. Как всю жизнь брату. — Ну все, не отвлекаю. Пиши, ладно?

— И ты, — отвечает коротко и отключается, а я потягиваюсь и иду в ванную в приподнятом настроении.

Личное общение, конечно, в сравнение не идет, но и разговор по телефону значительно улучшил мое душевное состояние. Наверное, можно и так. Наверное, и этого будет достаточно.

— Ну, что? — бодро осведомляется Смолин, когда я появляюсь в гостиной. — Завтрак и в ломбард?

— Да, только… не очень хочу в ресторан.

— И не получится, — улыбается. — Там уже идут приготовления к банкету. Море цветов и все прочее. Кафе, у меня есть как раз по пути.

Заезжаем в довольно милое заведение. Ничего особенного, но атмосфера приятная, персонал приветливый, а выпечка так вообще божественная.

— Я так растолстею и быстро, — откидываюсь на спинку диванчика, объевшись.

— Я поначалу тоже приналег, — хмыкает Смолин. — Но… все рано или поздно приедается.

Улыбаюсь, но ощущение, будто ножом по сердцу полоснули. А я? Что до меня?

— Поехали? Пока я не взяла с собой.

По дороге пытаюсь нарисовать кулон со слов поисковика, но «круглый с крышкой» — так себе описание. Еще и что-то противно скребется в голове, будто какая-то мысль пытается прогрызть себе путь, аж голова начинает болеть.

Когда заходим, мужчина подскакивает со стула из-за стойки, усмотрев богатых клиентов, громко здоровается, а мы с каменными лицами начинаем разглядывать украшения и часы под стеклом. Господи, каких там только нет… и бижутерия, причем, весьма посредственного качества, и ювелирные, явно не дешевые экспонаты. Но лишь одно притягивает мой взгляд. Душа покрывается коркой льда, а сердце рвется пополам, как тончайший лист бумаги.

— Это, — говорю глухо, с небольшой хрипотцой, тыкая пальцем в стекло.

— О, прекрасный выбор! — потирает ручки продавец. — Антиквариат! Только посмотрите на этот орнамент! Потрясающая филигранная и очень качественная работа!

Он деловито достает кулон и перекладывает его на бархатный коврик.

— Откуда он у Вас? — спрашиваю жестко.

— Что? — бормочет продавец и тянется рукой к цепочке, чтобы убрать украшение, но Смолин хватает его за запястье и прибивает к стеклу.

— Отвечай, — приказывает грубо.

— Ай, да что вы себе позволяете?! Отпустите! Немедленно, я сейчас вызову охрану!

— Отвечай, — шипит Смолин сквозь зубы.

— Это кулон моей бабушки, — нагло вру, глядя продавцу в глаза. — Тот самый, в котором ее похоронили. Поверьте, я узнаю семейную реликвию. Сравнить с фотографиями из семейного архива также не составит труда. Спрашиваю в последний раз и вызываю полицию. Откуда он у Вас?

— Ну, урод, — сквозь зубы цедит продавец. — Принес один! Кладоискатель, что б ему! Чернокопатель он, вот кто! К нему все претензии! Мне что принесли, то и продаю!

— Значит, так, — отпускает его руку Смолин. — Имя, адрес, телефон. Все, что знаешь. И кулон, само собой.

— Понятия не имею, где живет и остальное! Знаю только, что копает! А где — не мое дело вообще!

— А так? — Смолин достает бумажник и бросает рядом с кулоном несколько пятитысячных купюр. Просто бросает, не считая даже. Так… беспечно. И совершенно излишне: информация абсолютно бесполезная.

— Александр, живет через три дома отсюда, — тараторит продавец, забирая деньги. — Там, где клумбы с бегониями с торца, не пропустите. И там спросите копателя, уж точно подскажут.

Я аккуратно беру в руки кулон и выхожу на воздух, сжимая его в кулак и проваливаясь в воспоминания.

— Как тебя зовут? — спрашиваю тихо, когда девушка немного успокаивается.

— Люба, — отвечает через всхлип. — Любовь… — добавляет печально. — У нас на деревне моего возраста через одну либо Любовь, либо Надежда. А Вер нет. Все только любят или надеются.

— На деревне? — переспрашиваю.

Не очень-то она похожа на деревенскую. Черты лица может и простоваты, а вот ее мобильный на тумбочке, явно не свои ресницы и губы говорят об обратном.

— Масловка. Рассказать, почему Любы, да Нади?

— Расскажи.

— Через реку коттеджный поселок. Для богатеньких. Давно уж так соседствуем. Я на обоих берегах побывала. И знаешь, что?

— Что?

— В старом бабкином доме лучше. Всегда лучше там, где тебя искренне любят, а не только делают вид. Где не прикрываются деньгами и связями, где всего этого попросту нет. Я так хочу обратно, но он не отпустит меня… ни за что не отпустит!