— Красиво, но нет. Я хотел причинить тебе боль, потому что больно было мне. Потому что я отпустил, но не смирился. И, наверное, все это время на что-то надеялся. Так что я просто мудак, тут без оправданий, малыш.

Хмыкаю. Костя снимает замок и нагло мне подмигивает.

— Мне похвалить тебя за навыки взломщика? — осуждаю взглядом.

— Эти навыки у меня появились, когда бабушка стала шоколадные конфеты закрывать в серванте. А, между прочим, я таскал их для тебя.

— Так я объедала твою бабушку? — сокрушаюсь, подходя ближе.

— Забота в квадрате. У нее был диабет, — галантно пропускает меня в темноту, а когда я медленно прохожу через дверцу, не зная, что ожидать по ту сторону, жадно втягивает носом воздух у моей головы.

— Почему ты сказал, что знаешь теперь? На счет Васи, — вспоминаю странность.

Смолин молча проходит вслед за мной, находит выключатель и щелкает. Свет на секунду вспыхивает и тут же гаснет, а мы вновь погружаемся в темноту.

— Открою ворота, — глухо произносит Смолин.

— Ты не ответил, — замечаю тихо.

— Я не хочу об этом говорить. Просто имей ввиду, что он подлый ублюдок, только прикидывающийся другом.

— Вы не общаетесь?

— Общаемся. Хочу стоять к нему лицом, когда он занесет надо мной очередной нож.

— Тебе придется мне рассказать, — ставлю перед фактом. — Иначе мы то и дело будем возвращаться к этой теме. И будем ругаться.

— Хорошо, — соглашается, подумав. И тут же предлагает очередной компромисс: — Но давай позже? Когда ты переваришь то, что я уже сказал. Не хочу сваливать все в одну кучу.

— Ладно, — принимаю, но конкретизирую: — Он о твоих выводах на свой счет не знает?

— Нет. Официально мы старые-добрые приятели. Но, уверен, он ненавидит меня не меньше.

— Почему?

— Потому что у меня пусть и недолго, но была ты. — Он приоткрывает ворота и окидывает взглядом залежи разного хлама. — Теперь нужно понять, что из этого выносить.

— Я думала, мы будем смотреть тут.

— Ты совсем продрогла, — мягко улыбается. — Командуй.

Осматриваю все, показываю на те коробки, в которые собирала вещи Андрея, а пока Костя таскает все в багажник, по его настоянию устраиваюсь в машине.

На самом деле, особого смысла терзать его вопросами о Васе нет: понятно, что презрение уходит корнями в тот день, когда я увидела его с другой. Наверняка злится и за то, что привез в неудачный момент, и за то, что попали в аварию и чуть не погибли. А может даже за то, что именно Вася меня спас, в то время как сам он развлекался с другой. Или от того, что Вася смог выплыть сам и вытащить меня, тогда как Андрей погиб.

Предстоящая эксгумация меня не сильно тревожит: теория Кости не смогла разжечь во мне даже искру надежды. Я ни раз просматривала отчеты криминалистов, фотографии искореженного мотоцикла, предполагаемую траекторию и скорость падения, и шанс выжить при тех условиях был один к миллиону. Точнее, как выяснилось, к двадцати шести. А вот чего я ни разу не делала, так это не интересовалась аварией, в которой потеряла своего малыша. И сейчас, размышляя о нечеловеческом героизме, который проявил Вася, в оном возникают большие сомнения.

Не теряя мысль набираю Невзгодову, пользуясь тем, что Смолин занят закрытием гаража.

— Вы где? Я уже в квартире. Точнее, по ощущениям, на летном поле, — весело отзывается Валя.

— Найди все, что сможешь об аварии с моим участием. Все.

— Данные об авариях хранятся пять лет, Вик.

— Черт, — бурчу и морщусь.

— Но я знал, что когда-нибудь ты проявишь интерес. Все есть. В электронном виде в моей почте. Дело номер семнадцать, можешь зайти и посмотреть хоть сейчас.

— Пока неудобно, — кошусь на Смолина, заканчивающего возиться с замком. — Почему семнадцать?

— По дате, когда ты рассказала мне все. Я рядом. Всегда.

— Валь, что там? — тараторю осипло, краем глаза видя, как Смолин приближается.

— Ничего криминального, как будто бы. Но совсем не так, как думаешь ты.

В машине вполне можно было украдкой просмотреть все материалы по делу, но я не рискую: неизвестно, какой будет моя реакция, а Смолин слишком хорошо меня знает, чтобы не почувствовать перемену. Когда подъезжаем к дому, я прошу его подождать в машине, спокойно дохожу до подъезда, но едва скрываюсь с его глаз, на пятый этаж буквально взлетаю. Быстро открываю два замка, скидываю туфли и закрываюсь в ванной.

Мне хватает фотографий с места аварии, чтобы разразиться громким истеричным хохотом. Смешного в них не было ничего, а вот скорбное лицо Васи, навестившего меня в палате, так и стоит перед глазами. Его скромный взгляд в пол, когда я, переступая через себя, скупо благодарила за спасение. Его глубокомысленное «гиблое место», прибивающее бетонной плитой воспоминаний о брате поверх личной потери. Как, оказывается, легко исказить восприятие, когда внушаемый в глубокой эмоциональной яме.

А вот как дело было на самом деле.

Мы в самом деле проломили ограждение моста, но случилось это за пять метров до берега. Машина пролетела над рекой, приземлилась на землю, но только передними колесами. Затем мы сползли по довольно крутому склону в воду. Поэтому одежда, в которой меня привезли, промокла. И да, он в самом деле вытащил меня из машины, но с небольшой такой оговоркой — в двух метрах от берега. Что вообще-то зря, потому что знать, что у меня нет тех же закрытых переломов, ему было неоткуда, раз уж я была без сознания. Просто захотелось погеройствовать, вынести спасенную на руках. Придурок.

И все бы ничего. Плевать на это. Но есть два нюанса.

Первый — столкновения с другим транспортным средством не было. Василий написал в показаниях, что встречный автомобиль резко изменил траекторию, и он интуитивно ушел от прямого столкновения лоб в лоб, но подтверждения его словам так и не нашли. На его машине нет следов краски другой, регистратора не было, свидетелей ДТП в том числе.

Второй — какого черта мы вообще делали на том мосту? Я допускала мысль, что он просто гнал, куда глаза глядят, пока я ревела, зарывшись лицом в свои ладони, но теперь все выглядит в совершенно ином свете. Что, если он сделал это специально? Шанс погибнуть был минимален. Он был пристегнут, скорость, судя по отчетам, в рамках допустимой, плюс подушки безопасности.

Шанс погибнуть был минимален. В отличии от риска потерять ребенка.

Только Школьников знал о моей беременности, больше мне попросту не с кем было поделиться. Я боялась реакции Смолина и тянула с тем, чтобы рассказать, но, когда решилась, именно Васю попросила выяснить, где его найти: Костя сменил и место жительства, и номер телефона, обрубив все контакты. Тогда он покаялся, что Смолин временно живет в квартире его бабушки (они ее сдавали). Придумал хитроумную схему, чтобы точно застать его — позвонил и попросил прислать фотографии счетчиков. И как только Смолин это сделал, мы выехали. Вася открыл дверь своими ключами, чтобы у Кости уже не осталось возможности избежать разговора. Мы прошли. А он там с другой. Как по нотам.

— Вика, — слышу голос Смолина и быстро поднимаюсь с коврика. — Малыш, открой, — он стучит, а я хватаю полотенце и вытираю слезы. Открываю и бурчу:

— Да я просто умывалась.

— Слезами? — вздыхает и ненавязчиво притягивает к себе, положив ладонь на спину. — Раковина сухая.

— Свои навыки детектива направь в полезное русло, — бубню и выкручиваюсь, не допуская столкновения тел. — Я же попросила подождать в машине.

— А я не послушался. Я понимаю, как тебе тяжело…

— Нет, — прерываю грубо. — Не понимаешь.

Выхожу из ванной и иду в комнату, где все мои вещи собраны в пакеты. Брезгливо осматриваю кучи и с отвращением пинаю один из пакетов, вспоминая, сколько раз его мыла и приклеивала на кафель в ванной сохнуть. Экономила каждую копейку. Даже на коробки не было денег. На обычные картонные коробки, чтобы собрать свои обноски!

— Только тебе было сложно, — зло выталкивает Смолин мне в спину. — Ах, меня мальчик бросил! Ах, какая потеря!