— Странная отмазка, — бурчу и делаю шаг назад, когда он, сцепив зубы, идет на меня. Останавливается. Выдувает.

— Не выводи меня.

— Поясни по-человечески, — предлагаю миролюбиво, но у самой внутренности дрожат. — И начни с того, что у тебя не было выбора.

— За ужином, сказал же.

— Нет, сейчас.

— Заноза, — рычит сквозь зубы и быстро подходит. Пропускает руку под пиджаком, опуская огненную ладонь на мою спину, дергает на себя и наклоняется, без промедления целуя. — Моя заноза, — шепчет в губы. — Моя.

Запускает руку в мои волосы, сжимает шею, снова целует. Жадно, по-взрослому, горячо.

Я совершенно не была готова. Такой ураган из эмоций внутри, что организм от бессилия выплескивает их в слезах. Губы дрожат, я даже ответить ему не могу, только на ногах держусь на честном слове и плачу.

Смолин останавливается и отстраняется. Гладит ладонью по спине, снимает руку с шеи и вытирает мои слезы.

— И окончательно дошло до меня в тот момент, когда ты своей гривой тряхнула, — добавляет тихо. — Все еще моя. Я так скучал, малыш. Жизнь меня раком поставила, но все, чего я всегда хотел — всю жизнь ставить раком тебя. — Прыскаю над глупой шуточкой, а он снова вытирает мои слезы. — Я злился и ревновал, — продолжает серьезно. — И сейчас злюсь и ревную. Адски, Вик. И не собирался приезжать, это правда. Боялся, что не сдержусь и просто грохну его. А ты ведь не просто так с ним, какой-то же смысл должен быть? Не знаю, любовь. Так же бывает. Влюбилась и плевать, жена, не жена. И тут я, мудак, из-за которого ты чуть не погибла… Даже вспоминать это не хочу. В таком случае вообще ни в чем смысла уже не было бы. А так… надежда. Вдруг когда-нибудь…

— Ты опять говоришь загадками, — ворчу тихонько.

— Потому что я запланировал разговор на ужин, — отвечает недовольно. — При свидетелях, где ты не стала бы швыряться посудой и орать.

— Хватит уже надо мной измываться. Выкладывай свой большой темный секрет.

— У меня был идеальный план, — начинает через полминуты, собравшись. — Беру взаймы, поднимаю дело, снимаю со своей шеи поводок и оставляю только твою задницу. Непросто, тебе пришлось бы пострадать-поплакать, пока я пашу, как проклятый, но это меньшее из зол. А Школьников поставил свое условие. Денег дам, но только если я оставлю тебя. От этой девки у тебя мозги в кашу, не потянешь, — цитирует зло. — И я знаю даже, что за птичка ему это напела, теперь знаю, но тогда делать было нечего. Окей, но я занимаюсь только этим. Зачем распаляться? — хмыкает. — Херовый, но компромисс. Не учел только, что ты можешь обидеться настолько, что просто уедешь. Думал, расплачусь с долгами, расскажу, простишь, куда ты денешься… не вышло. Хотел найти, много раз порывался, но останавливала мысль — ты уехала, чтобы жить. Кто я такой, чтобы выламывать дверь с ноги и топтать то, что ты успела создать?

— Ты меня бросил, чтобы вернуть мой же долг? — уточняю через дрожащие губы. — Смолин, ты дебил? Ты совсем дебил?! — ору и толкаю его в грудь.

— Понеслась, — вздыхает и сует руки в карманы.

— Ты… ты… да зачем ты вообще на себя это повесил?! Что бы он мне сделал?! Что взял?! Квартиру? Да черт с ней!

— Тебя, Вик, — отвечает хмуро. — Он бы взял тебя. И продал бы как кусок мяса какому-нибудь ублюдку.

— Что за бред ты несешь, — нервно смеюсь.

— Звучит дико, согласен. Но ты понятия не имеешь, что это за человек. Он бы взял свое. И каким именно образом тебе бы точно не понравилось. Мне и подавно. Так что можешь орать на меня сколько угодно, но из всех возможных альтернатив расстаться на время — самая безопасная.

— А мне ты рассказать не мог? Как сейчас, Кость. Не мог, да?

— Мог, — грустно улыбается. — И что бы из этого вышло? Рано или поздно мы бы начали встречаться тайно. И все мои мысли были бы направлены не на дело, а на то, как безопасно для здоровья тебя трахнуть. Итог — провал с рестораном и долг, от которого можно только зарыться в самую глубокую нору. Выплатить нереально. Такую мне тебе жизнь надо было предложить? Ну, нахер, малыш.

— Почему мы просто не уехали? Ничего же не было. Никого не осталось. У меня был только ты… — снова начинаю плакать.

— Бесконечные переезды, всю жизнь на чемоданах, без денег, — перечисляет сдержанно, но видно, что это спокойствие дается ему с трудом. — Мы бы даже на работу официально не смогли устроиться, чуть только мелькнул паспорт, все, хана. Чем бы я начал заниматься, чтобы обеспечить нас, тебе бы тоже не понравилось.

— И что? И что?! Зато вместе! Вместе, бесчувственный ты чурбан! Ты меня растоптал! Уничтожил, сволочь! Ты во мне жизнь убил! — Смолин закрывает глаза, а я ладонью себе рот, приказывая остановиться.

— Все-таки ненавидишь, — констатирует печально и стоит, опустив голову. Чертов манипулятор! Но такой трогательный…

— Нет, — моментально теряю запал и злюсь от того, с какой легкостью он меня осадил. — Но с твоим решением не согласна.

— Я так и понял, — хмыкает. — Но я бы своего зайца бегать никогда не вынудил. Что хочешь говори. Никогда. Ни за что.

«Знал бы ты…», — вздыхаю мысленно.

Смолин медленно подходит.

— Даже не думай, — выставляю ладонь. — Я так зла на тебя, не подходи.

— И что ты сделаешь? — надменно хмыкает и продолжает наступать.

— Не успею переварить и это аукнется в самый неподходящий момент.

— Моя малышка повзрослела?

— Заразилась мудростью, — иезуитски улыбаюсь, — половым путем.

Смолин прячет ухмылку и начинает закипать.

— Еще хоть раз, — шипит с угрозой, — я за себя не отвечаю.

— Только тронь его. И ты меня больше вообще никогда не увидишь, — отвечаю спокойно.

— Вот как?

— Вот так.

— Интересно. Ты же не думаешь, что я буду делить тебя с ним?

— Ты же не думаешь, что, если нашел оправдание своему мудачеству, я резко вернусь к тебе? — приподнимаю брови. — Хочешь обратно? Придется попыхтеть.

Костя не выдерживает и широко улыбается, но быстро справляется с собой.

— Это понятно, — медленно моргает, стирая озорство из взгляда. — Но и ты меня, надеюсь, поняла.

— Я никогда не спала с женатым, — сдаю позиции и отмахиваюсь от него. — Открой уже чертов гараж.

— Как это понимать? — хмурится и остается стоять на месте.

— Кость, открой гараж. Я замерзла. Хочу забрать Андрюшкины вещи и поехать домой.

— Я — открываю, ты — поясняешь.

— Чтоб тебя твои компромиссы слопали, — бубню раздраженно. — Ладно! Мы были любовниками в промежутке между его браками. Конец рассказа.

— Почему его овца уверена в обратном?

— Потому что овца, — отрезаю.

— Детали. Она уверяла меня лично и была абсолютно уверена сама. И я видел, как он тебя лапает. Своими собственными глазами.

— Не лапает, а обнимает. Безо всякого там… мы друзья, Кость. И именно он вытащил меня из той выгребной ямы, в которую столкнул ты. Так что знаешь, что? Буду обниматься с ним столько, сколько захочу. А ты — открывай.

— Я подумаю над твоими словами, — произносит высокомерно, садясь на корточки спиной ко мне, — но совершенно точно приду к выводу, что хрен тебе на постном масле. Можешь начать переваривать и это.

Закутываюсь в его пиджак и прокручиваю в голове разговор. Так странно… и жутко. Я совсем юной была, ничего не видела, ничего не замечала. Столько всего от меня скрывали, оберегали, заботились. Столько глупостей делали. Нашли легкий способ зарабатывать, вместо того чтобы подумать о будущем. Все от этой чертовой нищеты. Все от нее. А ему так идет рубашка. Брюки, стрижка, часы, дорогая тачка и парфюм, от которого у меня кружится голова.

— Значит, ты решил, что я его люблю? — утрясаю в голове нюансы.

— Да. Любовь или бабки. Всегда и во всем, — отвечает сдержанно.

— Как видишь, нет.

— Ты его любишь. Просто не так, как я предполагал. Иначе, по-своему, но любишь. И мне с этим придется жить.

— Я не буду за это извиняться.

— Я этого не жду. Тебе извиняться не за что.

— Сейчас обижал, чтобы не показывать, как больно самому?