Ваша мысль прерывается на полуслове, когда вы чётко и вместе с тем безжалостно осознаёте: закончится история с Агнессой — закончится и ваша дружба. Чудик интересуется вами лишь потому, что вы живёте в доме на Г-нской, где обитает привидение.

Исчезнет Агнесса — исчезнет и связующее звено между вами.

В тот самый день и час, когда это произойдёт, вы враз станете блеклой, неинтересной и скучной одноклассницей без какого-либо намёка на изюминку. Серость будней захватит вас с головой, стерев любые намёки на относительно весёлую школьную жизнь, которой вы жили до сих пор. А самое главное — стерев чудика.

— Короче говоря, я тут думал, думал и, кажись, придумал, — чудик пристраивается на маты рядом с вами и выдерживает драматическую паузу, но вы не спешите с расспросами и ему приходится продолжить: — Твоё призрачное послание с последовательно проявляющимися надписями — ключ ко всему.

— Хочешь сказать, нам достаточно проанализировать всё написанное, чтобы найти ответы на вопросы «Зачем?» и «Почему?», — вы скептически приподнимаете бровь. — Или, быть может, там сокрыт некий тайный шифр? Извини, но я не думаю, что…

— Да нет же! — перебивает вас чудик и в возбуждении кладёт руки вам на плечи: — Само явление — и есть наша подсказка. Когда я карабкался вверх по канату, то внутри что-то словно бы щёлкнуло, и я понял, что мы всё усложняем. Агнесса действительно хочет с нами общаться, но по-своему, по-привиденчески.

— Это как? — ваша бровь окончательно скрывается за густой чёлкой, выражая недоверие к высказанному чудику предположению. — В смысле, мы должны будем взять иголку с ниткой, поставить её на бумагу и ждать… не знаю, отклика?..

— Единственное, чего нам стоит ждать, так это непроизвольных движений твоей руки, направляемой духом Агнессы, — торжественно говорит чудик, наконец-то оставляя в покое ваши плечи. — Мы прибегнем к автоматическому письму.

«Двадцатое января одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Сегодня мы переехали».

Всё тело потряхивает от предвкушения, голубые глаза горят неподдельным восторгом. Хочется очертя голову броситься исследовать окрестности, знакомясь с каждым кустом, каждой кошкой и каждым соседом.

Новое, будоражащее воображение и такое неизвестное будущее выглядит столь захватывающим, каким вообще может быть будущее, когда тебе двенадцать лет.

Стоящая рядом мама ласково улыбается и треплет по светловолосой макушке: она тоже полна надежд, но уже по-взрослому. Ей хочется обжиться в Т., как и вам, но она понимает, что это не так-то просто.

«Двадцать первое января одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Надеюсь, маме станет полегче».

Главная причина вашего переезда заключается в том, что маму одолел зловещий недуг, вылечить который не смогли и лучшие врачи большой М. Кто-то упомянул целебный климат в Т., и вы вместе с ней решили переехать, обменяв светские развлечения столицы на относительно спокойную жизнь в её предместьях.

Оставив позади всех лучших друзей, вы с головой окунулись в предпереездную суматоху, гадая, какие приключения принесёт вам новый город и скольких друзей вам предстоит обрести. Хочется всего и сразу, но вы понимаете, что это невозможно.

Мама слегка покашливает, иногда с кровью, и вы всё больше беспокоитесь за её здоровье, но глубоко внутри по-прежнему верите в «целебный климат», упомянутый лучшими докторами М. Она поправится, обязательно поправится, ведь иначе и быть не может.

«Двадцать второе января одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Привезли рояль, уже не терпится поиграть».

Этот рояль перекочевал вместе с вами из М. в Т. Настоящий рояль-путешественник, прямо как вы сами.

Маме очень нравится слушать вашу игру на рояле. Она говорит, что музыка прогоняет все её тёмные думы и даже недуг словно бы отходит на второй план, оставляя «ничем не замутнённое наслаждение музыкой».

Вы слабо представляете себе, что это за «муть» такая, но на всякий случай соглашаетесь играть всякий раз, когда мама просит. Пускай музыка и не в силах насовсем прогнать её недуг, но вот облегчить ненадолго облегчить — вполне.

«Двадцать третье января одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Белым-бело, сделаю-ка снеговика».

Из-за плотной белой пелены ваши глаза слипаются, и вы не всегда видите, куда идёте, но вы отважно бредёте по двору, причём так, чтобы вас обязательно было видно из окна. Наконец, определившись с местом, вы начинаете катать снежные шарики.

Сосредоточенно пыхтя, вы водружаете один на одного с тем, чтобы вылепить одного-единственного снеговика. Получается… плохо. Зачастую шарики просто скатываются или размокают, но вы упорно идёте к своей цели.

Мама всегда говорила, что «дорогу осилит идущий», вот и вы успешно забороли снеговика, представив его на «суд общественности» в мамином и соседских лицах. Да-да, лица маленьких соседей виднеются сквозь дырку в заборе. Вы улыбаетесь, но те в смущении прячутся.

Ничего-ничего, у вас ещё будет возможность познакомиться с ними. И подружиться, и поиграть, и сделать много всего прочего!..

«Пятое февраля одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Буря мглою небо кроет… совсем как Пушкин написал. Ничего интересного, совсем ничего».

Хорошо, что вы с мамой озаботились насчёт «припасов» и вам не нужно и носа наружу высовывать. Всего в достатке: и каш, и консервов, и конфет… правда, конфеты выдаются по одной в день, но зато точно в срок.

Эдакая каждодневная радость, которую не в силах отменить никто и ничто.

Второй радостью для вас служат мамины сказки. Да-да, именно что мамины сказки, сочинённые и записанные специально для вас в большую клетчатую тетрадь!

Однажды маму даже опубликовали в газете, и вы гордо храните вырезку из неё в своём альбоме. Иногда вы рассматриваете его и перед вами, будто на ладони, разворачиваются все те двенадцать лет, что вы прожили на этом свете. А ведь столько ещё предстоит пережить, столько интересного разузнать!..

«Десятое марта одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Вроде бы свежо, а вроде бы не очень. Катя с Колей говорят, что по весне обычно совсем не так, иначе».

Катя с Колей Моисеевы — ваши новые закадычные друзья, живущие по другую сторону забора. Они старше на целый год и, соответственно, всё про всех знают.

Например, они знают, что такая весна предвещает засуху. Засуха предвещает неурожай. Неурожай — или голод, или такие цены на хлеб, что о-го-го. И ничего с этим не поделать.

Вы с мамой ещё ни разу не сталкивались с неурожаем, но вы и в таких городишках как Т. до того не жили. На всякий случай вы предупреждаете маму о грядущем неурожае и говорите, чтобы она закупилась хлебом.

«Пятнадцатое апреля одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Очень солнечно. Мама говорит, чтобы я не забывала надевать шляпку и пила как можно больше воды. Говорит, только солнечного удара ей не хватало».

Теперь о грядущем неурожае судачат во всём городе. Все опасаются того, что придётся голодать… или, по крайней мере, завозить зерно из других городов, что тоже почти что голод. Потому что цены на привезённое зерно будут просто «ой-ой-ой», как говорят Катя с Колей.

Некоторые косятся на вас с мамой и вполголоса говорят, что «может быть… всё из-за клятых приезжих, раньше-то такого не было». Смешные люди, как будто бы вы с мамой можете влиять на погоду или ещё чего.

Катя с Колей говорят, что таких людей, умеющих влиять на погоду и других кличут «ведьмами» и они завсегда женского пола. Вы с мамой — девочки, может, потому о вас и сплетничают?

«Первое июля одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Жарко, жарко, жарко. Всему и всем жарко! И кошкам, и собачкам, и травинкам, и людям… всем. Говорят, такого лет десять, а то и двадцать не бывало».

Соседи перестали с вами здороваться, а Колю с Катей больше не отпускают к вам поиграть, но вы всё равно продолжаете тайком общаться через дырку в заборе. Они утверждают, что взрослые уверены — это вы с мамой во всём виноваты.