Г-нский дом будто бы затаил дыхание, ожидая, когда вы приблизитесь к разгадке, с тем чтобы явить себя во всём своём ужасном великолепии. Тоненькая ледяная корочка, покрывающая и наружную, и внутреннюю часть окон служит тому лишним подтверждением.

Вдобавок, в самом доме отчего-то стоит дикий холод, невозбранно намекающий на капитальные перебои с отоплением. Зябко поведя плечами, вы отправляетесь в топочную, где не без удивления обнаруживаете, что электрокотёл в полном порядке.

Откуда же тогда взялся этот невообразимый, пробирающий до костей холод?

— Ну что теперь-то тебе надо… — в сердцах бормочете вы, поднимаясь вверх по лестнице и ощущая как невидимый ветер шевелит волосы на затылке. — Да, мы оказались в логическом тупике. Да, городская библиотека сгорела и с ней все архивы «Вестника Т.», но это вовсе не означает, что мы с чудиком не сможем тебе помочь…

Оказавшись перед вновь замкнутой комнатой, вы немного медлите. Всё-таки столкновение с неведомым или «хрономиражом», как это обозначил ваш одноклассник, не прошло бесследно. Теперь вы слегка побаиваетесь запертых помещений, в которых может быть сокрыто невесть что.

— Смелее, смелее, — повторяете вы, с силой нажимая на дверную ручку и заставляя ту со скрежетом пустить вас внутрь. — И что же тут такого может нахо… Ох-х!

За плотно прикрытой дверью находится большая и светлая детская комната, усыпанная нетронутым снежным. Лёгкие занавески весело развеваются на ветру, в такт движениям воздуха же покачивается резная лошадка-качалка, а припорошенная снежком кровать со странным бугорком сверху выглядит до странного заманчиво.

Спи, усни, навеки засни. Будешь ты спать — и горя не знать. Спи, усни, навеки засни. Время всем спать, глаза смежевать. Спи, усни, навеки засни. Знай: горя нет, кругом белый цвет. Спи, усни, навеки засни. Ляг на кровать — нельзя моченьки ждать…

Колыбельная звучит будто бы изо всех четырёх углов комнаты разом, уговаривая вас прилечь на устланную снежным покровом кровать и… навеки уснуть. Отчаянно замотав головой, чтобы сбросить сонные чары, вы пробираетесь к кровати и дрожащими руками разгребаете одинокий снежный холмик посредине, обнаруживая там…

Фреди.

Несчастное животное едва живо, мохнатая грудка слабо поднимается и опадает в такт сулящей относительно безболезненную смерть песне. Кое-как поднимая Фреди одной рукой и протирая сонные глаза другой, вы видите у окна полупрозрачную фигурку Агнессы.

Она выглядит разозлённой: губы сжаты в тонкую линию, руки сжаты в кулачки, волосы развеваются. Ваше вмешательство привидению ни капли не нравится: по её замыслу и вы, и ваша кошка, а со временем и мама должны были оказаться в ледяной постели, тихо-мирно скончавшись во сне.

— Так нельзя… — бормочете вы, с трудом разгибаясь и шагая к двери, но на полпути оборачиваясь к Агнессе. — Так нельзя… ты же сама понимаешь, верно? Мы — живые и должны прожить отведённую нам жизнь. И… разве тебе самой не хочется, чтобы мы раскрыли причину твоей смерти?

Дверь за вашей спиной яростно захлопывается, едва не прищемив пальцы, после чего вы слышите, как дважды проворачивается невидимый ключ. Агнесса с вами не согласна, но в то же время не стала мешать покинуть зловещую комнату.

— Спасибо и на этом, — устало вздыхаете вы, спускаясь вниз и слегка покачивая холодное тельце кошки. — Итак, Фреди, давай попробуем привести тебя в чувство…

Однако не успеваете вы сделать и шагу, как слышите гневное восклицание, а затем видите материнскую фигуру, загородившую собой дверной проём. Пакеты с продуктами выпадают у неё из рук, нижняя губа подрагивает, а взгляд устремляется на почти что бездыханное кошачье тельце в ваших руках.

— Что. Это. Значит, — чеканя каждое слово произносит мама, стремительно приближаясь к вам и выдирая Фреди из ваших мерзких — наверняка мерзких, без вариантов — лап. — Что. Ты. С. Ней. Сделала?

— Мам, это вовсе не то, что ты ду… — начинаете оправдываться вы, но мощная оплеуха прерывает любые попытки объясниться.

Затем, явно довольная расправой, мама уходит вместе со своей драгоценной кошкодочерью на кухню, оставив второсортную человекодочь в недоумении потирать щёку.

Несправедливость произошедшего обжигает нутро почище удара, но вы заставляете себя стерпеть, напоминая, что мама делает всё возможное и невозможное для того, чтобы вы прижились в Т. Поэтому вы молча подхватываете пакеты с продуктами и присоединяетесь к ней на кухне, где вас не ожидает ничего, кроме очередной порции упрёков.

— У тебя была одна задача, одна-единственная задача, — с порога набрасывается на вас мать, тыча в грудь пальцем. — Следить за Фреди! И что я вижу, когда уставшая прихожу с работы? Едва живую кошку! Ты что, выпускала её погулять на улицу? Совсем мозгов нет?!

«Если бы всё дело было только в улице», мрачно думаете вы, раскладывая часть продуктов по шкафчикам, а вторую часть кладя в холодильник. «Не подоспей я вовремя, Фреди стала бы жертвой «спи, усни, скоро там будешь и ты…»

— Ах, да что с тобой разговаривать! — в отчаянии всплескивает руками мать. — Тебе вон хорошо, сразу и парня себе нашла, и занятие… А у меня, по-твоему, одно предназначение — вкалывать, как ломовая лошадь, чтобы тебе хорошо жилось и кушалось. Подай горячее полотенце!

Вспышки гнева приключались с матерью и раньше: когда она была усталой, чем-то расстроенной или же происходило нечто из ряда вон выходящее, как с Фреди. Тем не менее пощёчину вы схлопотали впервые, но и её можно было списать на высокий уровень стресса.

Нагрев полотенце и плотно укутав в него Фреди, мама принимается укачивать её, проявляя к кошке столько заботы, сколько вы за весь свой короткий век не видывали. Мама и раньше была добра к животным, на последние деньги покупая дорогущий корм, но только сейчас вы осознаёте, что находитесь для неё где-то на уровне простейших организмов, на которые и обращать-то внимания необязательно.

— С Фреди всё будет хорошо, — утвердительно произносите вы скорее для себя, нежели для матери.

«А вот со мной — нет», хочется добавить вам, но вы молчите, не желая провоцировать ссору. «Со мной тоже не всегда всё хорошо, но ты этого никогда не замечаешь. Для тебя кошка всегда будет на ступень выше родной дочери».

— Подогрей молока, — новая команда не заставляет себя долго ждать, и вы молча исполняете приказ. — Так, теперь насыпь в миску корма и… о, боже, что это такое?

Ваши нехитрые колюще-режущие столовые приборы неожиданно проявляются самостоятельность и задумчиво повисают в воздухе, направив острие на маму. Она глупо приоткрывает рот, не в силах осознать происходящее и лишь судорожно прижимает к себе обожаемую Фреди.

Животные всегда будут для неё на первом месте. Всегда.

— Ос… останови это, — ломающимся голосом просит мама, словно бы от вас что-то зависит. — Убери! Убери, я сказала! Быстро убрала!

Просвистевший в воздухе нож вонзается рядом с матерью, прочертив на её щеке алую полосу. Мама судорожно ощупывает царапину и начинает тоненько скулить, бросая в вашу сторону затравленные взгляды. Наверное, ищет повод обвинить вас и, к своему изумлению, не находит.

Второй мать атакует вилка, отчаянно пытаясь впиться в костяшки её пальцев. Мама вскрикивает и трясёт пальцами, после чего дует на них, чтобы уменьшить боль. Только теперь вы замечаете, что все атаки взбесившейся кухонной утвари — чётко направленные.

Ни вилки, ни ножи, ни ложки, ни тем более топорик для рубки мяса, в глубокой задумчивости зависший над головой матери, не нападают на вас. Для них вас словно бы и не существует, и вся агрессия выплескивается исключительно на незаслуженно ударившую вас маму, стократно возвращая причинённую вам боль.

— Агнесса, — едва слышно шепчете вы, следя глазами за готовым обрушиться на темечко матери топориком. — Агнесса, всё в порядке. У нас так… постоянно. Нет, спасибо, что заступаешься, но не стоит, я справлюсь.

«Это неправильно», шепчет в ответ девичий голосок у самого вашего уха, и вы ощущаете лёгкое прикосновение к плечу. «Это неправильно. Ты не виновата, не виновата. Почему она раскричалась?»