Отринув этот вопрос как непервостепенный, я присел на корточки в безопасном отдалении от неё. Благоразумные люди не подходят к ещё живой акуле, даже если ту выволокли на берег и лишили сил.

— Почему?.. — прошептала наяда, спустя некоторое время, что я следил за ней.

Стоило вытащить серебряную подвеску из тела, как тёмные прожилки на шее начали исчезать, а ожог — медленно затягиваться. И всё это — на моих глазах.

Я уже ничему не удивлялся, в противном случае грозил двинуться рассудком. А мне хватило ярких впечатлений за вечер. Увольте.

— Потому что я не такой, как ты, — выдохнул, выпрямившись и сжимая в кулаке окровавленный мечик-крест.

Да я и сам не знал почему.

Пожалел, как полный кретин, хотя жизнь научила меня, что так делать не следует, — жёстко и вполне доходчиво. Слишком она была… Человечна. Но, видимо, только когда уязвима. Открыв шкаф, я выудил с верхней полки чёрный хлопковый шарф. Вернувшись к пленнице, прижал её коленом к полу и развязал руки.

— Дёрнешься — всажу ту же серебряную зубочистку тебе в глаз, — предупредил я.

Голос вышел не угрожающим, а каким-то усталым, однако Николь решила не совершать опрометчивых поступков. Видать, силёнок для выполнения громких обещаний ещё не хватало.

Вот и славно!

Я перетянул изуродованные запястья шарфом, сведя их вместе, и поверх обмотал цепочкой. Для начала сойдёт.

Закончив с актом милосердия, обрушился на диван и, склонив голову, сжал виски кончиками пальцев. Земля малость уходила из-под ног, и я не знал, сколько продержусь. Надо решать, что делать с незадачливой вампиршей.

Вышвырнуть на улицу? Так ведь кого-нибудь покалечит. Может, и тот долговязый был вовсе не ублюдком, а жертвой чужого вероломства. Впрочем, на жертву он не очень-то похож, сам сойдёт за упыря.

Сдать полиции? Те же сомнения, что и прежде.

Истинную суть не покажет, а ожоги свалит на какую-нибудь редкую аллергию на металл. Эти болваны наверняка поверят. Да и выглядит всё, словно это она похищенная заложница, обернуться не успею, как окажусь вмазанным в стену с руками за спиной.

Твою мать, как болит башка…

— Дурацкая ты вампирша, свалилась на мою голову! — сам не заметил, что сетую вслух.

Николь подняла лицо, но я не видел, так как сидел, не разгибаясь. Голова и правда раскалывалась, мешая собрать оставшиеся мысли в кучу. Мне бы выспаться, да попробуй засни с непредсказуемой кровопийцей под одной крышей.

— Вообще говоря… — послышался нежный голосок, на удивление спокойный.

Её переменчивость и невозмутимость спровоцировали вспышку раздражения. Чуть не убила, проклинала, угрожала, а теперь общается, как ни в чём не бывало!

— Замолкни! — огрызнулся я, разомкнув ладони и бросив на упырицу яростный взгляд. Она сидела на полу с руками за спиной и не сводила с меня трезвого взора.

А вот мне трезвости порядком не хватало.

Пришло в голову, что раз она так быстро оправилась, связанные запястья не помешают ей вскочить на ноги и напасть снова, чтобы закончить с тем, что с первого раза не удалось.

Страх скрутил внутренности. Я попытался запереть его в груди, но подозревал, что бледное лицо и горящие глаза выдавали меня. Однако вампирша оставалась на месте.

— Глупый заносчивый смертный, — бросила она тоном уже более жёстким и презрительным. Кукольное личико стало непреклонным.

С видом, что делаю самое большое в её жизни одолжение, я скрестил руки на груди и приподнял голову, словно говорил: «Валяй!» Всё равно я так и не решил, как поступлю, а мысли окончательно расползлись на задворки сознания.

— Я не хотела нападать на тебя. Голод взял верх. Я оказалась очень истощена после перехода и начала впадать в летаргию. Испугалась. Внутренний зверь воспользовался слабостью и вырвался наружу.

— Что за чушь ты несёшь? — с лёгким раздражением поинтересовался я, потому что всё это было какой-то бессмыслицей.

Переход, летаргия, внутренний зверь… О чём она вообще? Что за язык такой?

Голова заболела назойливее. Я с трудом поднялся с дивана, чтобы налить себе вторую чашку кофе. Знаю, что фикция, но самовнушение решает. Не спуская глаз с собеседницы, обошёл стойку с противоположной стороны.

— Полагаю, я должна извиниться, — с завидной невозмутимостью продолжала Николь. Тон был холоден, как лёд, глаза смотрели свысока, но гордячка пересилила себя.

Я так удивился, что замер с кружкой в руке, позабыв, для чего достал её.

— Ты выручил меня из беды, ввёл в свой дом, а я напала на тебя, пусть и не собиралась убивать…

— Ну да! — перебил и поставил чашку перед собой, плеснул в неё кипятка.

Почувствовал, как губы скривились в презрительную ухмылку. Не собиралась она убивать, как же! А вот мне показалось, что очень даже собиралась, и только счастливый случай спас мою шкуру.

— Не заблуждайся, смертный, — голос девушки оставался спокойным, хотя в нём промелькнули стальные нотки. Я поднял на неё глаза.

Сидя на полу, она задрала нос до таких небес, что стала казаться выше меня ростом. Это новоприобретённое высокомерие в ней начинало подбешивать. Да и что за обращение такое — смертный? Звучало так, словно человек не стоит и выеденного яйца.

— Стоило промахнуться и задеть одну из жизненно важных артерий, и ты бы лежал у моих стоп хладным телом. То, что ты стоишь на ногах, вовсе не везение.

— Премного благодарен, вампирша, — решил отплатить ей той же монетой и постарался сделать тон как можно более пренебрежительным. — Век не забуду твоей доброты!

Ухмыльнулся, добавляя в кружку сахар. Подумав, вместо одной ложки положил две. Как правило, предпочитаю кофе без него, однако в сложившихся обстоятельствах… Глюкоза не помешала бы.

— Правильно говорить «вампиресса», — поправила гостья, и я испытал жгучее желание выплеснуть ей горячий напиток в лицо и посмотреть, к чему помимо серебра уязвимы особи её вида.

Словно ощутив исходящую от меня угрозу, девушка смягчилась:

— Я понимаю твоё негодование, но пойми и ты. Мне тоже хочется жить. Так же, как и тебе. Я не в обиде за воткнутую в шею побрякушку. Это было… Ловко. И за сожжённые запястья. Это моя звериная суть готова растерзать тебя.

— Да мне плевать, как вы называетесь! — сорвался я.

Благо голос подскочил всего на один тон, и я сумел с ним вовремя совладать. Сделав рожу кирпичом, отвернулся, сжал губы и выдохнул через нос.

— Они заживут? — буркнул, пряча лицо в кружке.

— Заживут, — кивнула Николь. — Я надеюсь, ты попытаешься понять. Ведь понял, что смерть страшит меня так же, как и тебя. Как любого из смертных… Поэтому ты освободил меня, не так ли?

Я не ответил, ибо в тот миг был занят другими мыслями.

Плеснуть в кофе коньяка, что ли? Всё равно веду на кухне задушевные разговоры с вампиршей посреди ночи. Что мне терять?

— С чего бы тебе умирать? Разве такие, как ты, не должны быть бессмертны? — для приличия спросил я, когда понял, что пауза затянулась, а чуткие ясные глаза изучают моё лицо в ожидании ответа.

Хотя вопрос с коньяком волновал сильнее. Циник был за, прагматик — против.

— Не думаю, что смертные много знают о таких, как я, — хмыкнула девушка.

Я пожал плечами и отхлебнул из кружки. Прагматик на сей раз победил.

— Мы пьём кровь, потому что природа не оставила нам иного выбора. А если долгое время голодаем, то впадаем в летаргический сон, из которого можно не вернуться. Я отключилась, правда ведь? Резко и надолго. Для вампира это первый шаг к смерти в вашем понимании…

— Не рассчитывай, что я тебе поверю, — отрезал, допив бодрящий напиток и поставив кружку перед собой. — Ты должна уйти, — наконец, решил я и, шагнув к собеседнице, подхватил её за плечо и вынудил подняться на ноги.

Вопреки ожиданиям, Николь не пришла в замешательство, а смотрела льдистыми глазами, словно чего-то такого и ожидала от смертного. Её долгий сдержанный взгляд задел самолюбие. Я остановился у порога, глядя на неё и позабыв, что в полуметре от меня не миловидная девица, а загадочная кровопийца.