Привалившись к дивану, ставшему моим временным фортом, выглянул в стан врага. Плотоядная (а может, сумасшедшая?) ундина сидела на полу, опёршись плечом о кухонную стойку. Запачканное кровью лицо перекосило то ли болью, то ли яростью.

К своему удивлению, я не заметил на нём черт монстра или маньяка.

Несмотря на произошедшее, она оставалась так же человечна, как в первый миг встречи. Я уже было поверил, что она просто сбежала из психушки (это объяснило бы, кстати, тонкое белое одеяние в октябре), и вампир из массовой культуры мне только привиделся, когда девушка подняла взгляд.

Светлые серо-голубые радужки стали совсем другими: тёмно-карими, почти алыми. Я протёр бы глаза, однако обе руки были заняты: одной я упирался в пол, другой — зажимал рану на шее. Которая, кстати, снова похолодела, рождая противные колкие мурашки в области затылка.

Я так обалдел, что забыл и про боль, и про осторожность.

Николь схватилась за маленький серебряный кулон — как ни странно, он так и впивался в её шею — и тут же с глухим шипением отдёрнула обожжённые пальцы.

Вокруг миниатюрного меча тоже ширился страшного вида ожог, от центра которого расползались во все стороны чёрные дорожки вен, словно у какого-нибудь прокажённого или не знаю кого.

Ощущение, что очутился в чёртовом хорроре, вновь обрушилось тяжёлой волной, придавило. Серебро… Её жгло и ослабляло серебро…

Твою мать, не может быть! Это же сказки для юной инквизиции!

Я и сам не понимал в тот миг, до чего же я везучий сукин сын! Окажись подарок безделицей из какого-нибудь дешёвого сплава, и я бы сейчас не рассуждал бы и не удивлялся… Вообще говоря, времени, чтобы рассуждать и удивляться, у меня не было.

Приняв происходящее как данность и отложив логические вопросы на потом, я понял две вещи: во-первых, если могу думать и двигаться, да и не вырубился, значит, я везучий сукин сын вдвойне и никаких решающих сосудов не задето.

И, во-вторых, на моей стороне преимущество.

Вампирша не ожидала от жертвы такой прыти, так что надо продолжать действовать на опережение. Если найдётся в квартире ещё что-нибудь из серебра, то в моих руках окажется хоть какое-нибудь оружие против затаившейся акулы.

Серебро, вопреки ожиданиям, нашлось!

Причём там, где я меньше всего ожидал его встретить: у себя на боку.

В экстренной ситуации память обострилась, и я вспомнил, как недавно реанимировал почерневшую цепь на пояс джинсов. А что из металлов чернеет? Серебро!

Может, и другие, конечно, но в тот миг я ни минуты не сомневался, что серебро и только оно, родименькое. Мозг деловито сложил два и два, получил четыре, а дрожащие от радостного возбуждения пальцы в это время уже отстёгивали её.

Лотерейный билет, что ли, купить?..

Воодушевлённый неожиданной находкой, я выстроил в мыслях короткую тактику.

Шаг один: срываемся с места и при этом не теряем сознания и ориентации в пространстве.

Шаг два: набрасываемся на оторопевшую от такой наглости вампиршу и связываем ей руки серебряной цепочкой. Подпункт два: цепочка не ахти как завязывается, но, раз благородный металл жжёт кожу, сильно рыпаться девица не должна, так что сориентируемся по ситуации.

Шаг три: валим загнанного зверя на пол и решаем, что делать дальше.

Идеально! Пришёл, увидел, победил! Доминируй, властвуй, унижай!

Движимый всеми идиотскими лозунгами, которые мой воспалённый мозг сумел припомнить, я вырвался из своего убежища и напал на Николь.

План сработал почти без запинок: не ожидая нападения бойкой жертвы, девушка лишь отпрянула и закрыла лицо руками. Вампирские глаза медленно светлели, становились прежними.

В тот момент, признаться, мне стало не по себе: несмотря ни на что, я почувствовал, что не защищаюсь, а скорее атакую. Отогнать назойливые укоры дурной совести помогла сама Николь:

— Убью! — прошипела девушка, и острые клыки клацнули у самого лица.

Рефлексы сработали быстрее, чем я успел испугаться, так что я припечатал злополучную гостью щекой об пол и, как сумел, связал руки за спиной серебряной цепью.

Вампирша сопротивлялась и извивалась, словно змея — на удивление сильная и выносливая змея — так что пришлось оседлать её, навалиться на спину всем весом, чтобы хоть как-то удержать её на месте.

— Ненавижу! — взвыла упырица нечеловеческим голосом — таким грозным, что у меня волосы зашевелились на загривке, однако я не выпустил добычи из рук. — Молись, чтобы я не высвободилась, смертный! Я разорву тебя на части!

Страстное обещание придало уверенности в собственной правоте, и я стянул цепочку вокруг её запястий. Николь закричала — испуганно и отчаянно, и я опять почувствовал себя последней мразью.

Да что со мной такое?!

Эта нечисть ходячая обещает мне мучительную смерть, а я считаю себя неправым?

Стиснув зубы, отшатнулся, осмотрел своё творение придирчивым взглядом.

Вампирша шипела, и выражение боли и ненависти сливалось с таким же шипением обгоравшей кожи на запястьях. Как бекон на сковороде — и смешно, и жутко. Решив, что я конченый урод, и тем самым облегчив себе муки совести, двинулся в ванную.

Короткий осмотр у зеркала показал, что у страха глаза велики: выглядело место укуса, конечно, мерзко, но вовсе не походило на разорванные глотки, которые люди привыкли видеть в кино.

По сравнению с ними две припухшие и посиневшие дырочки казались сущей мелочью.

Достав из зеркального шкафчика аптечку, обработал повреждённое место и заклеил его широким квадратным пластырем. Легко отделался. То ли вампирша промахнулась, то ли не слишком старалась меня убить.

Что ж, после проделанных с ней махинаций во второй раз она точно постарается! А потому лучше не давать ей такой возможности.

Когда я вернулся в общий зал, ундина слабо извивалась на полу и выглядела не лучшим образом. Видно, силы покидали её, а вместе с ними иссякал и гнев. Наконец, она уронила голову на пол. На щеках блестели слёзы.

Я осмелел до того, что нагло переступил через неё и открыл холодильник.

Сам удивился собственному безразличию, но я ощущал такую дьявольскую слабость, что хотелось одного: завалиться спать. В связи с распластавшейся на полу хищницей я не мог позволить себе такой роскоши, а значит, следовало поесть, чтобы восстановить силы.

В микроволновку отправились остатки вчерашнего ужина — куриная грудка и стручковая фасоль. Рассудив, что не помешало бы немного углеводов, я также кинул на стол шоколадный батончик. Зачем-то налил себе кофе.

Пока я разбирался с поздней трапезой, вампирша перестала шевелиться.

«Неужто померла? — рассеянно подумал я, пережёвывая орехи с нугой, не спуская с неё пристального взгляда, словно в любой момент коварная девица могла исчезнуть. — Это что, думать, как избавиться от тела?»

Для меня подобное не являлось привычной практикой, однако мысли в ту минуту текли так лениво, что, казалось, меня мало что могло взволновать или удивить.

Впрочем, Николь это удалось. Дрогнув и повернув голову в мою сторону, гостья изрекла слабым голосом:

— Умирать страшно… — я аж подавился и закашлялся.

Конечно, страшно, дьявольское ты отродье!

Сам помнил в подробностях недавний ужас, сковавший по рукам и ногам.

Ледяное понимание, что ты не в силах что-либо изменить, что время выходит, а ты можешь только наблюдать и вдыхать последние мгновения жизни. Я видел то же предчувствие в светлых, полных слёз глазах опасной незнакомки.

Таких обманчивых и в то же время искренних…

Грохнув кружкой по стойке, служившей столом, отчего ложка в возмущении звякнула, я поднялся, приблизился к ней и, зажав двумя пальцами почерневшую кожу вокруг меча, выдернул его из шеи девушки.

Николь вдохнула и захрипела, распахнув пепельные ресницы. Должен признаться, что её повреждение выглядело куда более жутко, нежели моё собственное. Можно было видеть, как через полупрозрачную кожу пульсирует кровь в почерневших жилах.

Хм, разве у таких, как она, бьётся сердце?