— Или, вернее, очень рано завтракать. — вздохнул я, разворачиваясь к двери.

Оказывается, Тора и насчет лошадей договорилась тоже — здесь был даже специально обученный уходу за ними человек. Нам оставалось только забрать с них седельные сумки с вещами и сдать животных на руки смотрителю.

Что с ними будем делать дальше, пока еще не придумали.

Когда мы вернулись в трактир, улыбчивая девушка снова была за стойкой, а на одном из столов нас уже ждала еда — небольшой чугунный казан, накрытый тяжелой крышкой, керамический чайник с двумя перевернутыми высокими чашками на железном подносе, две глубоких пустых тарелки, еще две — с какой-то прозрачной жидкостью, и две каких-то то ли плюшки, то ли маленьких лаваша.

И никаких приборов.

Я вздохнул:

— Так… А руки-то хоть помыть где?

— Прямо тут. — ответила Тора, плюхая свою стройную задницу на одну из подушек и пододвигая к себе мисочку с жидкостью. — Вот.

— А мыло? — не сдавался я, садясь рядом.

— Считай, что оно уже там. — усмехнулась Тора. — Это специальная… Жидкость. Называется «даба». Смывает любую грязь и убивает любые болезни.

— Спирт, что ли? — хохотнул я, и понюхал жидкость, ожидая, что мне сейчас деранет носоглотку.

Но спиртом не пахло.

— Нет же, по сути это вода. — объяснила Тора. — Просто немного магическая.

— Энчин?

— Не совсем. — терпеливо объясняла Тора. — Энчины делают людьми, а эта вода течет сама собой.

Я вытаращил глаза:

— Откуда⁈

— Да много откуда. — Тора взяла чайничек и налила в одну из чашек темного, почти черного, исходящего паром, чая, подвинула ко мне. — В Шалихаде много таких родников. Есть мнение, что они все текут из одного места, но растекаются так далеко, что захватывают собой почти всю страну.

— Нормально! — удивился я, беря чашку в руки. — Просто течет из-под земли! Да это же золотая жила! В моем мире придумывают десятки всяких средств, одно другого дороже, чтобы инфекции разные убивать, а тут… из-под земли течет!

— Ну, не совсем из-под земли. — Тора улыбнулась, и отпила из своей чашки. — Даба течет на глубине, так что до ее источников еще надо докопаться. Но большинство городов Шалихада стоят как раз на тех местах, где в свое время были обнаружены источники даба.

— Да все равно! — я взмахнул руками, едва не облившись при этом чаем. — У нас где только и что только не бурят, а тут такая… Панацея! Прямо самотеком! Счастливые люди!

— Расскажи им, что они счастливые, они бы тебе в лицо посмеялись. — улыбнулась Тора и отхлебнула снова. — Все-таки Шалихад — не самое приветливое место для жизни.

— Да наплевать! — никак не успокаивался я. — Если у них тут есть такая… Даба, то они на одной только торговле ею могут купить вообще все, что пожелают!

— Так они и делают. — кивнула Тора. — Даба это один из основных товаров Шалихада. У тебя сейчас чай остынет, пей.

— Я лучше поем сначала. — я потянулся к казану.

— Нет, погоди. — Тора перехватила мою руку на половине пути. — Сначала выпей чашку чая. Потом принимайся за еду. Этот чай помогает пищеварению, если выпить его на пустой живот.

— Тоже какой-то особенный? — усмехнулся я, поднося к губам чашку. — На дабе сваренный, да?

— Даба. — поправила меня Тора. — Язык другой, не совсем подчиняется андрадским правилам, и это слово не меняется. И нет, чай не на даба. Если бы он был на даба приготовлен, ты бы после еды, запитой им, с вонючего ящика целый день бы не слез.

«Вонючий ящик» это, надо думать, туалет. А не слез бы я, надо думать, потому, что даба убивает не только всякую заразу, но вообще все бактерии без разбора, в том числе те, что живут внутри организма.

Все равно потрясающая штука. Как спирт, но, сука, не спирт. Да еще и природный.

Я отхлебнул из чашки, глядя на Тору. Чай оказался горячим, очень крепким и с совершенно умопомрачительным вкусом. Казалось, я отхлебнул из котла, в котором несколько дней подряд варится сандаловое полено, приправленное бергамотом, корицей, мандариновыми шкурками и черт пойми чем еще. Будто бы взял в супермаркете одну из тех упаковок чаев, которые обещают тебе двадцать пять вкусов в одном пакетике, а в итоге оказывается, что имелся в виду только аромат.

А здесь был именно вкус. Многогранный и меняющийся от любого внешнего фактора. Покатал глоток рту, спустил на корень языка — почувствовал что-то одно. Согнал к щекам — что-то другое. На кончике языка — что-то третье. А когда от всех действий чай подостыл — раскрылось и что-то четвертое. И даже не всегда было понятно, что именно за оттенок вкуса сейчас чувствуешь, но это не мешало наслаждаться ими. Даже глотать не хотелось это произведение чайного искусства, но — пришлось.

Под довольным взглядом Торы я сделал новый глоток и снова принялся задумчиво катать его во рту.

— Проникся. — резюмировала она и наконец сняла крышку с казана, выпуская наружу изумительный дух. — Ничего, сейчас проникнешься еще больше.

В казане оказался, конечно же, плов. Ну что еще там могло оказаться? Точно такой же, каким я привык видеть его на фотографиях из всяких восточных стран моего мира — сложенный горочкой рис с морковью, из которого выглядывают серьезные шматки мяса. Даже целая головка чеснока на самой вершине рисовой пирамиды присутствовала.

Наверное, я как-то странно смотрел на плов, потому что Тора осторожно спросила:

— Тебе что-то пояснить?

— Нет. — я мотнул головой. — Вот как раз здесь мне ничего пояснять не надо. Давай есть.

Кровать, как я и думал, в номере оказалась одна — зато какая! Огромная, не на двоих, а на всех четверых, особенно с учетом габаритов Торы, застеленная несколькими слоями одеял — от тончайшей простынки, которая скорее охлаждает, а не согревает, до толстого пухового — не иначе, для стариков, у которых вечно кости ломит. Подушки были настолько большими и мягкими, что я скинул одну из них на пол, едва завидев — я слишком хорошо знал, чем заканчивается сон на этом зефире. Потом шею два дня не повернуть. Уж лучше вообще без подушки спать.

Помимо кровати, в комнате еще был небольшой шкаф из мореного дерева, два глубоких плетеных кресла-качалки, стоящих на круглом мохнатом коврике, невысокий тоже круглый столик возле них, и дверь, ведущая в крошечный санузел. Там ютились уже привычный «вонючий ящик» да каменная раковина, над которой — садовый умывальник с гвоздиком в качестве запорного механизма. Интересно, здесь они тоже даба заливают вместо воды? Судя по тому, что душ предполагалось принимать из стоящего прямо здесь же ведра, полного до краев, — так оно и было. Конечно, о горячей воде тут тоже речи даже не шло, но при шалихадской температуре окружающего воздуха это было и не нужно.

Кстати, в комнате было удивительно прохладно — намного прохладнее, чем на улице. Или это просто так казалось, потому что мы наконец-то выбрались из той лютой толпы?

— Нет, это дома так построены. — ответила Тора, когда я задал ей этот вопрос. — В домах всегда прохладнее, чем на улице. Если бы это было не так, днем в них невозможно было бы спать. Да и вообще находиться.

— Кстати, об этом. — прервал волшебницу я. — Если мы сейчас ляжем спать, то проснемся… Ну, когда… Ну, скажем, к полудню. Весь город же еще будет спать, правильно?

— Правильно.

— И… Нас это устроит?

— А почему нет? — Тора повела плечом. — Для наших планов все равно пока что никто не нужен…

— Кстати, об этом. — я поднял палец, заостряя внимание на вопросе. — А какие вообще у нас дальнейшие планы?

— Искать копье. — наигранно-уверенно ответила Тора, зачем-то становясь на четвереньки и залезая в самый угол комнаты.

— Это понятно. — сказал я, наблюдая, как она лезет в другой угол. — А как и где?

— Где-нибудь. — беспечно ответила Тора, сунув нос в последний угол. — Слушай, я не знаю, ясно? И от того, что ты будешь заваливать меня вопросами, мои знания не увеличатся.