Но среди знакомых частенько попадались и те, кого молодой витязь видел впервые.

– Обер-фискал генеральства генерал-фельдмаршала Шереметева Петухов, – представился молодой мужчина, первым подойдя к Прохору, сразу же после того как майор закончил здороваться со своими старыми товарищами.

На вид ему можно было дать лет тридцать с хвостиком. На лице его застыли над губами маленькие аккуратненькие усики, забавно шевелящиеся во время разговора, словно у таракана. В целом же ничем примечательным внешность обер-фискала не отличалась, разве что едва видимая полоска шрама на правом виске выделяла его среди других.

– Командир полка Русских витязей полковник Митюха, – не растерялся Прохор, отвечая на приветствие обер-фискала.

– Как вам марш до Смоленска, господин полковник? – спросил с улыбкой фискал.

– Довольно мило, если бы не весенняя грязь и холодные ночи, – ответил Прохор, не понимающий, что от него потребовалось военной полиции.

– Ха, а вы, оказывается, шутник, – тепло улыбнулся фискал.

– Почему же? – спокойно поинтересовался Прохор.

– Ну, природа частенько балует нас без нашего на то ведома, а уж чтобы преподнести сюрприз, так это вообще за ради бога, поэтому я и удивляюсь вашему терпению. Ведь все же марш по весне – то еще «приятное» занятие, – пояснил фискал Петухов.

– Тогда понятно.

– Что ж, приятно было с вами познакомиться, господин полковник. Если вы не против, я хотел бы продолжить наше знакомство, – сказал Прохору фискал, намереваясь уйти по делам.

– Взаимно, господин обер-фискал. Я тоже хотел бы продолжить нашу беседу, – ответил витязь, провожая его взглядом.

– Что хотел от тебя этот сын барсука и лисицы, полковник? – спросил кто-то за спиной у Прохора.

Повернувшись, витязь увидел одного из тех людей, с которыми его свела судьба в его первый поход – полковника Шестакова, сорокалетнего мужчину в полном расцвете сил.

– Ничего, просто про природу рассказывал, – улыбнулся Прохор.

– Да? – недоверчиво хмыкнул полковник, глядя на витязя.

– Да, именно о ней, родимой, – ответил Прохор.

Но не успел полковник спросить что-то еще, как из шатра командующего вышел адъютант и пригласил всех войти.

– Добрый день, господа офицеры, – первым делом поприветствовал вошедших боярин.

– Добрый день, господин бригадир, – ответили вошедшие командиры.

– Не буду вас долго задерживать. Скажу только то, что действительно важно и нужно. Может, кто-то из вас не знает, но этим летом наш государь, да хранит его Бог, предполагает преподать урок шведам. И для этого уже собираются войска, но, к сожалению, они не могут быстро подойти к нам в силу непредвиденных обстоятельств. Именно поэтому царь-батюшка приказал нашей бригаде выдвигаться как можно скорее и сдержать Карла на границе, не допуская его вглубь наших территорий.

– Нас посылают на убой, – грустно улыбаясь, сказал Олег Владимирович Шестаков.

– Не буду ничего скрывать от вас. Да, нам предстоит тяжелое испытание, – ответил на реплику командующий. – И возможно, что вернуться предстоит не всем…

– Господин бригадир, разрешите вопрос? – спросил барон Бернер.

– Конечно, господин полковник.

– А как скоро подойдут основные силы?

– К середине июня, – ответил боярин барону, вызвав вздох облегчения.

– Что ж, я думаю, мы вполне сможем продержаться месяц, сдерживая шведа в какой-нибудь крепости, – улыбнулся барон Бернер.

– Не в какой-то крепости, барон. Государь приказывает нам выдвигаться навстречу Карлу, к Полтаве, – сказал граф Троицкий.

– Все равно, я думаю, что мы сможем продержаться нужное время, – ответил барон.

– Конечно, продержимся! – поддержали полковника его соратники.

– Тогда попрошу вас, господа полковники, идти к своим войскам и готовить их к маршу на Полтаву. Завтра с утра мы должны выдвинуться, – отпустил командиров командующий бригадой.

– Есть! – ответили полковники и развернулись к выходу из шатра.

– А вас, господин полковник, я попросил бы ненадолго задержаться, – в последний момент сказал уходящему Прохору бригадир.

Все командиры вышли из шатра командующего, косясь на молодого полковника Русских витязей. Прохор подошел к столу, пододвинул стоящий возле стены шатра стул, присел на него, после чего вопросительно посмотрел на боярина Третьяка.

Бригадир же, не замечая взгляда Прохора, встал со своего места и достал из небольшого сундука, мирно стоящего в углу, небольшую стеклянную бутылку. Не спрашивая о желании витязя, командующий достал из стола пару бокалов и наполнил их на треть.

– За здоровье нашего государя Петра Алексеевича! – поднял свой бокал боярин и, продлевая момент, немного отпил из него, наблюдая за реакцией витязя, так же, как и он, немного отпившего из бокала.

– Превосходный вкус! – восхищенно сказал Прохор, ни капельки не преувеличивая. Чему-чему, а умению ценить качество витязь у своих друзей научился.

– Я рад, что вам понравилось это вино, господин полковник, оно и мне очень нравится, так сильно, что порой плачу за него чуть ли не тройную цену, лишь бы бутылочка-другая всегда была в моем погребе, – признался командующий, поднося бокал к губам.

– Но ведь вы не для этого меня оставили? – тихо спросил Прохор боярина, продолжающего наслаждаться чудесным ароматом и вкусом вина.

– Не для этого, – с сожалением сказал тот, ставя бокал на стол. – У меня к вам разговор немного на другую тему. Наш государь-батюшка очень внимательно наблюдает за нашим общим другом, господин майор, – без какого-либо вступления начал говорить боярин.

– И зачем вы мне все это говорите? – нахмурился Прохор, не до конца понимая подоплеку скользкой темы разговора.

– Я знаю, что вы находитесь в прекрасных отношениях с наследником, и скажу даже больше – вы преданы ему как никто другой. Не спрашивайте, откуда я это знаю, и не говорите, что это не так, просто имейте в виду. Да я и сам, если честно, сильно привязался к царевичу, хотя виделся с ним совсем мало времени.

– Да, это он умеет, – сказал Прохор. – Я про то, что он завлекает, околдовывает своим отношением к человеку. С ним легко и просто, и скажу вам даже больше: я и правда готов для него на все.

– Я так и думал, господин полковник, поэтому слушайте меня внимательно, – посерьезнел Третьяк, глядя в глаза витязю. – Многие в окружении царя считают (или делают вид, что считают), что царевич готовит переворот, а все действия наследника рассматривают только как ширму, скрывающую его истинные намерения…

– Царевич ничего такого никогда не хотел! – воскликнул Прохор, возмущенный до глубины души.

– Наш государь-батюшка слишком долго не видит царевича Алексея Петровича, а слух царя, увы, часто подвержен отнюдь не сладостным речам о лояльности сына. Есть много людей, которые не хотели бы возвышения его высочества. Светлейший князь, к примеру, не горит желанием видеть рядом с собой молодого царевича, – добавил боярин.

– Как же так получается? Не может же государь спокойно слушать наветы на сына своего! – продолжал недоумевать майор.

– Вы еще молоды, Прохор Николаевич, и много еще не понимаете, хотя, может быть, это и к лучшему. Ваш мир делится на два лагеря – свои и чужие, – а в мире, к сожалению, уже почти не осталось таких стран, да и людей, которых можно было бы легко записать в один из лагерей. Да и вспомните… Хотя что это я, в самом деле, заставляю вас вспоминать то, о чем вы и знать не знаете, – покачал головой бригадир, садясь в кресло. – Еще каких-то два года назад царевич был не таким, как сейчас, многие его действия огорчали царя, сильно огорчали. Государь не может забыть прошлое так быстро, он поневоле вынужден прислушиваться к тем словам, что вырываются из уст его советников и соратников, большинство из которых возвышены с самых низов…

– Зачем вы рассказываете мне обо всем этом? Чтобы я скорее написал царевичу о том, что вы такой хороший и рьяно спешите помогать ему? – неожиданно спросил Прохор.