Кем мог быть человек, давший отрокам все это? Отцом, повелителем, хозяином, богом – всем сразу, была бы на то его воля. Но он выбрал для себя тяжкую участь наставника, хотя сам нуждался в помощи и наставлениях. И сейчас он лежал, истекая кровью, едва не умерев из-за прихоти местных подонков, возомнивших себя хозяевами жизни, причем не только своей жизни, но и чужих!

Многие из витязей в прошлом были беспризорниками, гонимыми обществом бродягами, частенько попадавшими под влияние уличных банд и главарей шаек. Они помнили вкус гнили на губах, запах миазмов по утрам и ноющую боль в спине после ежедневных побоев. Это время хаоса, время, когда молодые мальчишки чуть было не опустились до уровня зверей, на всю жизнь отпечаталось в их молодом юношеском воображении, вытравив чувство вседозволенности, сменившееся новым чувством преданности одному человеку. Тому человеку, который помог им выбраться со дна, показав лучшую жизнь – с идеалами, будущим и смыслом.

Преданность – как желанна и прекрасна она, но вот обрести ее с каждым годом становится все сложней, поскольку с развитием цивилизации в общество приходят людские пороки, возводимые в ранг нормы. Да, это неизбежно, кое-кто понимает это, кто-то просто готов мириться с происходящим, довольствуясь благами этой самой цивилизации. Но не все такие, кому-то не нужна жизнь животного. И именно эти люди оставляют след в истории, вписывая в нее целые главы золотыми или кровавоалыми буквами – цвет неважен, главное, что они вершители судеб, а уж какие вершители, плохие или хорошие, могут оценить потомки, но никак не современники. Такова жизнь…

Таким человеком может стать каждый из витязей, но они давно определили для себя собственные ценности, о которых столь много говорили им отец Варфоломей, наставники, учителя. Мало кто знает, каких усилий стоило всей команде корпуса поменять мировоззрение отроков-максималистов. Однако теперь витязи обладали характером воинов, воспитанных в жестких условиях, уверенных в том, что плечо друга и товарища всегда поддержит их в нужную минуту, будь то тренировка или очередная зубодробительная задача учителя Логинова. Братство дало им то, о чем мечтал каждый из них, а вместе с этим появилось и общее чувство родства, когда беда молодого собрата воспринимается как своя собственная.

При этом внушаемая Старшим братом через отца Варфоломея мысль о почетности смерти на поле боя дала поразительный результат воинской смекалки и дисциплины. Здесь нет глупого геройства, как, впрочем, и трусости. Одним из девизов корпуса с успехом мог бы стать «Русские не сдаются!», но даже он не мог отразить всей сути столь странных воинов, из рядов которых выходили полицейские, мастеровые, инженеры и даже пара младших наблюдателей Первого банка России.

И вот сейчас корпус был в шаге от своего падения, ведь мог умереть не просто основатель, а тот, чья жизнь является одновременно и сердцем и мозгом всего организма Русских витязей. Можно ли простить это? Каждый из витязей ответит «Нет!» и правильно сделает, ведь преступники, какими бы высокими идеалами они ни прикрывались, остаются преступниками. Будь то разбойник в лесу, «прикармливающий» местных крестьян сотой долей награбленного, или купцы-евреи, наживающиеся на горе людей, всем им положено одно – наказание! Пускай не равноценное, но оно обязательно должно быть.

Воевать против своих же русских людей у Прохора желания не было, ему требовались истинные виновники, однако это не значит, что он не сможет переступить через десяток-другой жизней «невинно» убиенных. Опыт противодействия своим же соотечественникам у витязей, конечно, был, но ведь тогда они воевали по всем канонам военной доктрины, против мятежников, а теперь предстояло вести пускай небольшую, но все-таки войну в городе, не применяя артиллерии и в заведомо меньшем количестве, чем возможный противник.

Эти мысли пробегали в голове полковника Митюхи, пока они шли к Старому городу. Мысленно прикидывая, как лучше воспользоваться ситуацией, Прохор вспомнил висящие по обочинам дороги на Воронеж трупы бунтовщиков-булавинцев. Да, карательный отряд князя Долгорукова, мстящего за гибель своего брата, не знал жалости, продемонстрировав всем, как расправляются с предателями Отечества. Конечно, репутация князя сильно подмокла, но был приказ государя, да и чувство мести пока еще свято в этом времени, европеизация еще не коснулась родственных отношениях и кровной связи, заменяя их выгодой и наслаждением.

Вот только репутация заботила Прохора меньше всего, главная цель – это выполнение задачи, а путь к ней… Можно использовать разные способы, было бы желание.

В последний раз проверив боезапас для обреза и вытащив на четверть клинок из ножен, главный витязь, ускоряя шаг, на ходу махнул рукой:

– Вперед.

Граница Старого города осталась позади. Выстроившиеся в четыре колонны, повзводно, роты шли одна за другой, витязи на ходу меняли факелы, откидывая черные обгорелые головешки в снежные сугробы возле стен домов. Две колонны, шедшие в центре, держали наготове фузеи, глядя по сторонам и успевая подмечать шевеление в проулках и щелях между домами. Хотя солнце давным-давно село, жизнь в этом районе города продолжала бурлить, несмотря ни на какие события.

Неровный желтый свет факелов падал на деревянные стены; оконные ставни домов были давно закрыты, а сами дворовые людишки успели спрятаться в свои норы, боясь высунуться наружу.

Вскоре полк уперся в живой тупик: из-за того, что здесь не было четкого разделения на улицы как таковые, навигация слегка подвела Прохора, поздно заметившего толпы оборванцев, окружающих его полк. Циркуляр застройки столицы сыграл злую шутку с молодым витязем.

Зайдя в тупик, витязи заняли круговую оборону, используя третью схему обороны, только с небольшими изменениями. Выстроившись в квадрат по три шеренги с торца и тыла и по две шеренги с боков, полк приготовился к бою, нацеливая фузеи на толпу, часть которой успела подойти с тыла. Две роты, не занятые обороной, встав на колено за спинами братьев, подняли оружие вверх, высматривая мелькающие силуэты на крыше.

Между тем единственный проход загородила толпа оборванцев. Перед ней замер крепкий мужик, на поясе его болталась шпага, ножны которой были усыпаны каменьями, на плечах как влитой сидел тулуп, а на голове немного криво натянута была подбитая лисьим мехом шапка стрельца.

Весело оглядев стоящих перед ним юнцов, вырядившихся в темно-зеленую форму, неизвестный ватажник презрительно сплюнул в сторону, продолжая осмотр полка.

– Неужто нас почтили присутствием царские холопы? – нагло осклабился он.

– Прочь с дороги, пес! – презрительно бросил Прохор, доставая обрез. Тут же щелкнули затворы фузей остальных витязей. – Или сейчас же все здесь ляжете!

– А силенок-то хватит всех положить? – все так же нагло поинтересовался тать, бросая взгляд за спину витязям.

Прохор заметил, как из окон высунулись дула старых фузей, на крышах появились темные силуэты, в руках которых едва заметно тлели какие-то искорки. У всех в толпе непонятно откуда в руках появилось оружие: кто-то держал пистоли, кто-то – старые бердыши, некоторые особо именитые вовсе стояли со шпагами.

– Шли бы вы, солдатики, обратно, не доводили нас до греха, у нас этих грехов и так уже порядком набралось, – нагло хмыкнув, предложил стоящим перед ним воинам главарь местного сброда. – Лишнее убийство мальчишек нам, конечно, грешков не сбавит и ничего хорошего тоже не даст, да и вам, молодым, жить да жить еще.

– Ответь мне, бандит: зачем вы на государя нашего с наследником напали? Неужели не понимаете, что вас теперь с лица земли сотрут вместе с вашими халупами и даже смотреть не будут, кто в них обретается? – прикусив от злости губу, спросил полковник, оглядывая диспозицию противника.

Голытьба успела подготовиться, вон даже на крышах людей посадить умудрились, или, быть может, у них всегда так гостей встречают: мол, не балуй, иначе и пулю схлопотать можешь. Конечно, в меткости местных стрелков Прохор сильно сомневался, но когда с расстояния десяти шагов на тебя смотрит пара стволов, на везение рассчитывать не приходится.