Сбоку от меня радостно закричал Алехандро, тряся кулаками в чистое небо, неотрывно глядя в подзорную трубу, взятую у капитана «Санта-Лючии». Проследив за взглядом испанского офицера, я озадаченно погладил подбородок. К порту Мессины приближалась пара корветов с полосатыми, желто-красными флагами. Странно, но, кажется, вчера граф говорил о том, что в городе не хватает войск: тех пяти сотен солдат, что расквартированы в казармах города, не хватает даже на поддержание порядка в ближайших землях, не говоря уже о полноценном контроле всей подвластной территории. А что говорить о кораблях? Комендант только горестно вздохнул, стоило мне упомянуть о них.

Фрегат оказался здесь чисто случайно, а тут получается, что в Мессину шли сразу два корвета. И пусть эти корабли предназначены в большей мере для крейсерской деятельности против неприятеля и для выслеживания оного, но ведь в решающий момент их тридцать две пушки могут сыграть важную роль в сражении. Даже в таком, когда каждый бортовой залп уменьшает количество нападающих на десятки человек. Все-таки странно, право слово, видеть в захолустном городе на отшибе империи, нуждающейся во всех наличествующих силах как никогда ранее, сразу два военных корабля.

– Что они делают?! Они… они… О нет, Святая Мария!

Алехандро ухватился за борт шнявы, крепко сжимая дрожащими пальцами ни в чем не повинное дерево.

Вновь перевожу взгляд на пару корветов и вижу, что команда обоих кораблей суетится сверх меры. Не понимая, в чем дело, гляжу на капитана Гомеза, вновь перевожу взгляд на корветы и только теперь замечаю причину исступленного состояния Алехандро. Испанский флаг на обоих кораблях пропал, вместо него на мачтах корветов трепыхался по ветру его английский собрат. Каперы!

– Полный вперед, капитан, нам надо уходить как можно скорее! – ору что есть мочи на замершего у штурвала капитана Кастанеду.

Однако он и без моего приказа прекрасно разобрался в ситуации и тут же начал отдавать приказы суетящимся на палубе матросам. Между тем я продолжал наблюдать за разворачивающимся на берегу действом. Австрийцы, неся большие потери под ливнем пуль и картечи, сумели пробиться к образовавшемуся пролому и теперь ожесточенно бились с испанским заслоном, держащимся из последних сил против многократно превосходящего врага. Испанцы таяли, словно снег под лучами весеннего солнца, но и с собой на тот свет забирали немало врагов. Вот только слишком мало их было, подданных Филиппа Испанского. Даже ополченцы и те насмерть стояли за каждую пядь земли города, то и дело, вскидывая руки, падая на каменную брусчатку городских улиц.

Легкая дымка развеялась над проломом в стене, открывая печальное зрелище героической защиты города горсткой солдат против многократно превосходящих сил противника. Давно замолкли крепостные орудия, артиллерийская обслуга спустилась вниз, сражаясь плечом к плечу со своими собратьями, зубами вгрызаясь в родную землю.

Новый залп подошедших мушкетеров – и целая шеренга испанцев падает лицом вниз, на серые камни мостовой, орошая ее своей кровью. Минута – и сражение становится обычным избиением, выстрелы доносились даже до нас, отплывших уже на порядочное расстояние от порта города.

– Мессина пала, – с болью в голосе сказал Алехандро, поворачиваясь спиной к чадящему дымом городу, из которого то и дело слышались животные крики боли и слитные залпы десятков мушкетов.

Капитан фрегата не смог помочь своим собратьям, подвергшись атаке английских каперов. Подняв паруса, испанец двинулся им навстречу, готовя к бою собственные орудия, пока еще оставшиеся пустыми после последнего залпа. Но корветы, действуя на удивление слаженно и четко, не желая вступать в открытое противостояние с более сильным противником, аккуратно разошлись в стороны, разворачиваясь бортами к плывущему на них фрегату.

Секунда – и первые дымные облачка взвились над палубами англичан, посылая в испанца оставляющие за собой дымный хвост бомбы. Все бы ничего, но капитаны корветов, действуя слаженно, допустили небольшую ошибку в наводке, из-за чего из пары десятков бомб фрегат задели только десятая часть, да и то вскользь, срикошетив в воду.

Между тем англичане спешно разворачивались другими бортами, стараясь выжать из своего положения максимальную выгоду, но им не хватило каких-то пары минут. Фрегат подплыл к ним вплотную, минута – и уже над бортами фрегата взмыли маленькие облачка белесого дыма, тут же развеянные налетевшим ветром. Борта одного из корветов неожиданно вздулись горбом и лопнули, выпуская наружу красные языки пламени, сразу же охватившего всю палубу англичанина. На втором же корвете разрушений, как я успел заметить, почти не было, большая часть снарядов с левого борта испанца оказалась картечью. Вся палуба второго корвета оказалась пустой: попавшая под обстрел обслуга осталась лежать недвижимыми телами рядом со своими орудиями.

Однако, как оказалось, у англичанина еще был порох в пороховницах: треть пушек таки выплюнули горящие снаряды в сторону фрегата. Чуть погодя уже на испанском корабле стал заметен поднимающийся над кормой черный дым, где до этого громыхнула пара взрывов.

Словно мелкий раненый шакал, английский корвет, подняв паруса, лег по ветру, уходя от фрегата в открытое море, спасать тонущих моряков с взорвавшегося английского корабля никто не собирался. Испанец на всех парусах мчался обратно в порт, чадя в лазурное небо черным дымом. Оставшихся защитников города дожимали австрийские солдаты, планомерно, как механические часы, отстреливая облаченных в кирасы поверх алых пышных рубах воинов.

Ополчение – чуть больше трех сотен человек вместе с сотней выживших солдат – из последних сил отбивалось от наседающих австрийцев, упорно идущих вперед. Длинные пики с легкостью пропарывали беззащитную плоть людей, буквально насаживая их на четырехметровые оглобли. Испанцы до последнего не сдавались, держались на последнем издыхании.

Но вот, наконец, в порт заходит фрегат; недолгое мельтешение – и левый борт корабля поворачивается в сторону основной массы австрийцев…

Что было дальше, я не смог увидеть: шнява «Санта-Лючия» сменила курс, и теперь Мессина осталась за небольшим перелеском, надежно скрывающим от наблюдателя все происходящие там события; одни только темные клубы дыма по-прежнему уносились ввысь, никакие звуки городского боя или выстрелов пушек фрегата больше не были слышны.

– Мне жаль, Алехандро, но мы не могли ничего сделать, – искренне говорю графу, надеясь, что боль все же не окончательно затуманила его разум.

– Я знаю, светлейший князь, но видеть, как твой город гибнет от рук врага… Это мерзко, унизительно, особенно когда ты сам уплываешь… словно трус!

Покрасневшие глаза испанца с холодной отрешенностью наблюдали за суетящейся командой шнявы.

– Нет, ты не прав, уважаемый граф, далеко не прав. Ты не трус. Вот скажи мне: если бы на поле боя тебе был отдан приказ стоять в засаде с твоей ротой, ожидая команды для благоприятной атаки, ты стал бы ждать, видя, как погибают твои соотечественники? – с легким прищуром глаз спрашиваю испанского офицера.

– Если бы был такой приказ, то конечно, – не думая, отвечает он.

– Так почему же ты тогда говоришь о трусости, когда речь идет о нашем отплытии? – строго спрашиваю его. – Ведь для нас главное – добраться до Мадрида, на аудиенцию к твоему королю Филиппу Испанскому, где я смогу от имени своей страны говорить о государственных делах, ты же сможешь сразу же по прибытии оповестить власти Барселоны о нападении на Мессину. Разве это не лучше, чем бесславно погибнуть на улицах пылающего города? Стать его освободителем, пускай не личным, но ведь вовремя принесенная новость помогает порой лучше любой армии за спиной.

– Вы правда так думаете, сеньор? – с надеждой спрашивает меня испанец.

– Конечно, иначе я бы не стал говорить вам об этом, сеньор Алехандро…

– Алехандро. Для вас я просто Алехандро, – улыбнулся граф.

– Конечно… Алехандро, – согласился я, пробуя на звук имя испанца без дополнительных слов. – Тогда и ты можешь обращаться ко мне на «ты», так будет много удобней. Тебе так не кажется?