— Я ничего не понимаю, — жалобно тяну, рассчитывая получить хоть какое-то объяснение своей дальнейшей судьбы.

— Не притворяйся. Мы оба знаем кто ты.

— Этот обруч, — подцепляю пальцами холодный металл и стараюсь снять его, хотя заранее знаю, что ничего не получится. — Его надо снять, отец не обрадуется, увидев его на мне.

— Твой отец мертв. Хватит врать. А ты, — Аарон отпускает меня и встает, смотрит сверху вниз, — прекрасно знаешь, почему он на тебе. В твоих интересах рассказать все, что меня заинтересует. Ведь ты понимаешь, как проходят допросы.

— Вы ошиблись, — лепечу неуверенно, обхватываю себя руками и отвожу взгляд.

— Очевидное не отрицай, — обрывает одаренный и морщится от неприязни ко мне. — Ведь ты сразу разрыдалась, едва блокатор оказался на тебе. Слишком яркая реакция. И не забывай, с кем говоришь. Я стал дознавателем не просто так.

Закрываю лицо ладонями, размазываю нанесенную на глаза сурьму, совершенно не заботясь о своем внешнем виде. Все закончилось. Я попалась в руки одаренным.

— Вставай неженка, — Аарон берет меня под локоть и тянет вверх. — Давай без истерик, — трясет меня за плечи, пытаясь привести в чувство, а я не могу сдерживать поток слез и всхлипов. — Ну и рева, — недовольно вздыхает он и подхватывает меня под колени, взваливая себе на плечо.

К голове приливает кровь, мне становится настолько дурно, что я начинаю выть от безысходности и бить кулаками спину мужчины.

— Успокойся! — рявкает он и опускает мне ладонь на ягодицы. — Раньше думать надо было!

На боль не обращаю внимания, продолжаю брыкаться. Представляю, что меня ждет и сопротивляюсь изо всех сил.

— Свяжи ей руки, меня утомило ее поведение, — слышу громкое восклицание Аарона и верчу головой, стараясь найти, кому была озвучена просьба.

— Вел же ее по-хорошему, — отвечает ему мужчина, которого я ранее видела в постоялом дворе, и обхватывает мои запястья.

— Она догадалась, ударила бы даром.

Притихаю, слушая их разговор. Глотаю горечь во рту и всхлипываю.

— Разговорил?

— Узнал мало.

— Я могу заплатить за свой выкуп, я же такая как вы, — пробую вклиниться в их разговор.

— Так много наворовала? — недовольно спрашивает Аарон.

— Нет.

— Снова врешь, — грозно припечатывает он и спускается по ступенькам на улицу.

Я понимаю, что если окажусь в карете, шансов освободиться больше не будет. Если не казнят и не замучают, мне придется всю оставшуюся жизнь прожить за решеткой. Меня лишат рук и солнца, я буду вдыхать спертый влажный воздух, а моими соседями будут лишь крысы, которые будут соревноваться со мной за право есть похлебку, небрежно просунутую между прутьями камеры.

Со всей силы впиваюсь зубами в спину мужчины, заваливаюсь в сторону, чтобы упасть.

— Дурная девчонка! — рявкает Аарон и ставит меня на ноги. — Эдгар! Завязывай рот! Он ей сейчас ни к чему!

— Нет! Я не буду! — кричу испуганно, увидев, как мужчина готовит кляп. — Больше не буду! — добавляю тише сквозь слезы.

Наклоняю голову, опускаю плечи, боюсь вдохнуть лишний раз.

— Я задохнусь, — жалобно цежу сквозь зубы.

— Не усугубляй. Ты ничего не сможешь изменить, — встряхивает меня Аарон. — Оставлю без кляпа и мешка на голове, если пойдешь сама.

— Куда?

— В карету!

— А потом?

— У тебя много вариантов?

Качаю головой и всхлипываю. Спрашивать дознавателя, куда он везет пойманных преступников глупо. В лучшем случае сразу в камеру, минуя пыточную.

Мои ноги подгибаются и дрожат, идти сложно. Мужчины рядом нервничают, переглядываются, стараются меня ускорить, и тянут по обе стороны за локти. Огонь внутри меня бурлит, рвется наружу, но каждый раз натыкается на невидимую преграду и сжимает сердце.

— Что со мной будет? — упираюсь каблучками в гравий возле кареты и поднимаю взгляд на Аарона.

— Будь умницей и все пойдет гладко.

Оглядываюсь на Эдгара, ищу в нем поддержки или хотя бы пояснений, что значат слова дознавателя, но он кивает на карету, задавая нужное направление. Я упрямлюсь, хочу больше узнать о том, что меня ждет.

— Болтать позже будешь, — обрывает едва не сорвавшийся вопрос Аарон и заталкивает меня в карету.

Он садится напротив меня, достает из моей сумки, которую я оставила в постоялом дворе, мешочек с монетами и подкидывает его на ладони.

— Не многовато взяла для одной себя?

Не знаю, что ответить, сглатываю и вжимаюсь в спинку сиденья. Сбоку от меня устраивается Эдгар и приподнимает бровь, будто тоже интересуется, куда мне столько золота.

— Хорошо, продолжим, — он вновь запускает руку в мою сумочку и достает исписанные мелким подчерком пожелтевшие листы.

Приглядываюсь к ним и узнаю свой дневник. С шумом набираю воздух и дергаюсь. От ухмылки на лице дознавателя перед глазами темнеет, слышу его голос как будто со стороны.

— Я устала! Мне кажется, что я одна на весь мир, всеми проклятая и забытая, никому ненужная выброшенная туда, где мне нет места ни среди людей, ни среди одаренных, — читает Аарон и выразительно поглядывает в мою сторону. — От всех нужно держаться подальше! Одно меня согревает, вера в то, что все могу изменить, оставить прошлое за своей спиной, найти выгодную партию, чтоб дети мои ни в чем не нуждались, и не волочили свое существование, промышляя воровством, чтобы выжить. Я еще не поняла, как стереть свои поступки, чтоб они никогда не всплыли, чтоб никто не узнал о моем низком происхождении, чтоб правда никогда не открылась, а дети мои не переняли отравляющий тело дар.

Он прищуривает глаза, пытается поймать мой взгляд, подается телом вперед, а я подтягиваю ноги к груди и прикрываю лицо руками, чтобы избежать удара.

— Весьма занимательно, не так ли? — Аарон обращается не то ко мне не то к Эдгару. — Ровные строчки в начале под конец поползут вниз, чернила кое-где плывут, размазывают ровный подчерк с закорючками, попавшими на них слезами. Ты так переживаешь, но ты сама выбрала свой путь. К чему это — он трясет листами передо мной и хмурится. — Воров не любят нигде. Если одаренный найдет для себя дом, то вор — никогда, — мужчина замолкает, ждет от меня ответа и, вздохнув, задает конкретные вопросы: — Где выросла? Кто твой отец?

— Разве это может повлиять на мою судьбу? — смотрю на него через щелочки пальцев, не отнимая ладоней от лица.

— Торгуешься? Я не тот с кем ты сможешь договориться. Либо говори все сама сейчас, либо, — Аарон замолкает, красноречиво играет бровями, оставляя меня додумывать, что он способен сделать с такой, как я. — Выпрямись уже, — он откидывается на спинку сиденья и запрокидывает голову. — Сжалась, будто я тебя уже пытаю.

— А будете?

— А есть варианты иначе тебя разговорить?

— Вы и так все знаете, — немного сдвигаю колени в сторону, чтобы лишний раз не злить мужчин. — А родителей не помню, умерли, позже проснулся дар. Ничего об одаренных, кроме людских рассказов не знала. Идти к вам страшно было.

— Врешь! — раздраженно бросает Аарон и берет исписанные листы моего дневника.

Он демонстративно листает мои записи, хмыкает, посматривает на уснувшего Эдгара с пониманием. На каждое мое движение реагирует недовольным взглядом. В его глазах помимо холода явно читается предупреждение не делать глупости. Я понимаю, что не смогу выскочить из кареты и далеко убежать со связанными руками, поэтому стараюсь не злить одаренного. Лихорадочно пытаюсь вспомнить, упоминала ли когда в дневнике о даре огня. Он настолько противен мне, что никаких определений кроме «проклятый дар» я вряд ли давала.

От долгой дороги волнение только растет. Из-за того, что окна завешены плотной тканью я не понимаю, где мы. Протянуть руку и отодвинуть плотную ткань не решаюсь. А вскоре это становится и вовсе бесполезно от наступившей темноты. Осмелев, я ерзаю, проверяю, насколько пристально за мной следят, и стараюсь незаметно положить руку на ручку двери. Набираю побольше воздуха, готовясь сорваться с места в любое мгновение.