Легче поверить в вину другого, чем признать свою, и он теперь в ней захлебывался и лихорадочно перебирал варианты, как можно исправить ситуацию. Но ответ был прост: Яра его уже никогда не простит ни за те ужасные слова, ни за то, что он убежал от нее, ни за поцелуй с Витой. Не будет больше чертят в глазах, лепешек ночью, тепла её тела под одеялом, громкого раскатистого смеха и умопомрачительных поцелуев.

Эля недоуменно смотрела то на Юру, то на экран своего телефона, не понимая, что происходит. А он спрятал лицо в руках, чтобы скрыться от света, что пролился на него, все еще не веря, помотал головой и выдохнул:

— Эля, я такой дурак.

А потом достал телефон и отправил Савелию короткое сообщение: “Выезжаю”.

Ярослава сидела на кухне загородного дома Макаровых и разводила себе кофе. Раньше они часто проводили здесь время: собирались на шашлыки, отмечали все праздники, просто отдыхали или находились в звукоизоляционной комнате, где Вова воссоздал свою группу и репетировал.

Вот и теперь они отмечали два радостных события: день рождения Миши и приезд Стаса с Кристиной.

Стас изменился: кожа приобрела золотистый оттенок, волосы еще больше выгорели на солнце и стали песочными, отрастил свои кудри до плеч и периодически их собирал, постоянно улыбался и выглядел счастливым. В Кристине испанские корни взыграли больше чем русские, поэтому на голове у нее царила копна мелких золотистых кудряшек, доходящих до пояса. Она постоянно их пыталась убрать, но какая-нибудь непослушная прядь так и норовила выбиться. Кожа загорелая, глаза оливковые, и от нее пахло чем-то приторно-заграничным, таким запахом, что в России не найдешь. Как-то в телефонном разговоре Стас ей сказал, что она пахла солнцем. Когда Яра попросила объяснить, что это значит, он не смог, но теперь она и сама поняла, что тот имел в виду. Крис была невысокая, ниже Яры, но при этом имела шикарную фигуру “песочные часы”. Одним словом: сошла с обложки журнала Playboy.

Как бы ни старалась Ярослава веселиться, не получалось. Прошло полтора месяца: боль притупилась, однако рана не затягивалась. Каждый раз, когда она переставала смеяться, на ее лицо находила печаль, которая грызла ее изнутри и требовала Юру.

Пока она размешивала кофе, на кухню заглянула Крис. Она говорила с милым акцентом и всеми силами старалась влиться в их тусовку, за что Яра ею восхищалась.

— Я присяду?

— Конечно, хочешь кофе?

Она покачала головой и подперла подбородок кулачком.

Яра отхлебнула горячий напиток и расслабилась, когда кипяток немного помог согреться внутри.

— Как тебе здесь? В России?

— Я уехала отсюда в десять лет, а кажется, будто и не уезжала. Все также, как и было. Кассирши ворчат, на улице холодно, пахнет выпечкой и снег. Я скучала. Стас мне так много про тебя рассказывал, — внезапно произнесла Кристина. Яра не смогла распознать интонацию: то ли это просто была констатация факта, то ли это было что-то ревностное.

— Надеюсь, только хорошее? — попыталась свести в шутку.

— Ты ему очень нравилась.

Яра после этих слов напряглась.

— Почему у вас ничего не получилось?

— Я его не любила. Зачем мне надо было мучить его и себя?

— Как его можно не любить, — это был не вопрос, а просто утверждение, которое Кристина сказала с такой нежностью и милой улыбкой, что Ярослава поняла: все переживания Стаса насчет того, что она может вернуться в бывшему — это просто небылица.

— Можно, если в мыслях другой человек.

— Почему ты не попробовала с ним связаться? — раздался за спиной голос Стаса, отчего Яра подпрыгнула и разлила половину кофе по столу.

— Ты что, шпион? Кто так тихо подкрадывается? — возмутилась она, оглядываясь на дверной проем, в котором стоял Стас, подперев косяк плечом.

— Кажется, вам стоит поговорить, а я пошла пока в гостиную, — быстро произнесла Крис, вскочив с барного стула. Она оставила мимолетный поцелуй у него на щеке, привстав на цыпочки, и упорхнула на лестницу.

Он сел и помог промокнуть лужу салфеткой. Кухню наполнил терпкий горьковатый запах кофейных зерен.

— Ты мне нравилась, но я всегда мог здраво мыслить, поэтому все замечал, даже если тебе казалось, что ты все хорошо скрывала.

— И когда же ты все понял?

— В новый год и понял, когда мне сказали, что ты с ним ушла, — он улыбался, это помогло разбить возникшую между ними неловкость. — Ну, так что? Хочешь я попрошу знакомых, чтобы его нашли?

— Все намного прозаичнее, Стас, — горечь просквозила в словах, она не смогла ее сдержать. — Он сам меня нашел. Чисто случайно. Иии… теперь все еще хуже. Сейчас единственное, чего я хочу, это забыть его как страшный сон.

— Слушай, не мне тебе говорить, что плохих моментов бывает ровно столько же, сколько и хороших. Ты, главное, не падай духом, и скоро все наладится.

Яра благодарно обняла его, грозясь снова опрокинуть чашку, но уже на него самого. Он приобнял ее за плечи.

— Я обязательно буду счастливой, но иногда надо и погрустить. Хочешь я сделаю тебе кофе? Вместе выпьем за мое разбитое сердце. — Она встала, включила чайник, который успел остыть, и потянулась за банкой с растворимым кофе. — Знаешь, а я даже была уверена, что ему не безразлична.

— Он тебе сам об этом сказал?

— Нет, просто… — Ярослава пожала плечами и улыбнулась. — Казалось, я это точно знаю, как таблицу умножения.

— Тогда прислушайся к себе. Не просто же так ты это решила. Человек может кричать о том, что любит, и не любить, а другой может молчать, но показывать действиями. Простой пример — мой папа, причем в обоих случаях, — Стас вздохнул и уставился на чашку, которую она поставила перед ним. — Я так и не могу простить его.

Яра задумалась и стала перебирать в голове все моменты, которые так тщательно берегла в самом сердце, какую бы боль они не причиняли. Она пыталась поймать то мгновение, когда почувствовала его.

Юра подбежал к ней, когда она упала, но так поступил бы любой на его месте. В новогоднюю ночь не оставил одну, принес медовый тортик в знак примирения, опять же пустил ночевать к себе, готовил для них, согревал и обнимал ночью. Целовал так, как не целуют того, кого не любят. Прибежал к ней в гримерную, чтобы ей не было страшно…

Черный крепкий кофе напоминал цвет его глаз, завораживал и не отпускал, пока она, погрязнув в мыслях, водила по нему ложечкой. Ее взгляд зацепился за черное колечко, которое она так и не снимала, аккуратно погладила его большим пальцем.

— Стас, а ты замечал, что я боюсь темноты?

Он удивленно вскинул брови:

— Что? Ты боишься темноты? Ты не говорила.

— Да, не говорила… вообще никому.

“А он сам это заметил”.

Сердце учащенно забилось, а на глаза выступили непрошеные слезы. Яра немного отвернулась, чтобы скрыть их и поспешила перевести тему разговора, всё еще взволнованная своим открытием.

— Как у вас с Кристиной дела? Сразу скажу, что мы с Сашей ее одобряем. Что ты так на меня смотришь? Правду про другую девушку могут сказать только девушки.

— Мы все еще не обсуждали наш статус. Не знаю даже… каждое утро я просыпаюсь и боюсь, что ее не окажется рядом, потому что она вернулась к бывшему, а потом радуюсь, когда она каждый вечер возвращается ко мне.

— Ты правда думаешь, что она может так поступить?

— Он снова появился на горизонте: ловит ее около дома, университета, проходу не дает, угрожает. Она даже сюда решила ехать, только чтобы его не видеть.

— Крис тебя любит. Если бы не любила, она бы сейчас ко мне не пришла. Мне кажется, у нее даже ревность проскользнула, так что все в твоих руках, — она поставила перед ним чашку, источающую приятный аромат.

— А зачем мы пьем кофе на ночь?

— Наши собираются устроить марафон новогодних мультиков, а заодно и конкурс, кто последний уснет. А я, знаешь ли, не привыкла проигрывать.

На улице разыгралась такая вьюга, что не видно ничего на метр вперед. Декабрь выдался на удивление снежным.