Ей показалось, что он немного выдохнул и расслабился. Подал тапочки розовые с заячьими ушами.

— Сестры, — зачем-то пояснил, будто она могла подумать, что его. Принял у нее куртку и пошел на кухню ставить чайник. — Ты сильно голодная?

— Я перед концертом поела в буфете, — отчего он сморщился, будто она сказала, что попила из лужи, и заглянул в холодильник. — Но от еды я никогда не откажусь. Дома никого? — спросила Яра, разглядывая небольшую, но уютную кухню.

Гарнитур был старым и деревянным, недавно выкрашенным в зеленый цвет, чайник грелся на газовой плите и скоро собирался засвистеть, на столе лежала скатерть в цветочек.

— Нет, мама в ночную, сестра у подруги осталась ночевать.

— А папа? — вопрос вылетел быстрее, чем она подумала. Его плечи напряглись, но он тут же вернул их в исходное положение, вздохнул и закрыл холодильник. Видимо, еды так и не раздобыл.

— Я за него, — как можно безразлично произнес, чем выдал себя еще больше. Яра уже поняла свою ошибку и пыталась придумать, куда же перевести диалог, но Юра принял ее молчание за ожидание, поэтому пояснил: — Его не стало, когда мне было тринадцать, несчастный случай. Пришлось быстро повзрослеть.

Он отвернулся к чайнику, который издал пронзительный свист. Ярослава не знала, куда себя деть и что надо говорить в таком случае.

“Мне жаль” не могло выразить всю ее поддержку, а другие слова были пустыми словами, от которых он бы лишь отмахнулся. Поэтому она подошла и обняла его сзади, пока он переставлял чайник. От неожиданности Юра вздрогнул и чуть не пролил кипяток.

— Хочешь, кисель сварю? Не зря же я его нам раздобыла, — проговорила она, уткнувшись ему в лопатку.

— Давай, а я лепешки сделаю, будешь?

— Еще спрашиваешь. Если ты меня голодной спать уложишь, то я ночью тебя съем.

— Мне нравится твой аппетит, — Юра наконец к ней развернулся, но был все еще серьезен, а тень грусти не покинула темных глаз.

Ярослава расхохоталась, запрокинув голову, эта привычка передалась ей от Влады.

— Вот за аппетит меня еще никто не хвалил. А как же слова про то, что мне стоит поменьше налегать на пирожки, м? — она ткнула ему пальчиком в грудь и вопросительно изогнула бровь.

— Я иногда несу фигню, но ничего такого не имел в виду. Мне нравилась твоя фигура, ну то есть… и сейчас нравится. И вообще ешь сколько хочешь, — рассердился он на себя за то, что растерялся.

Она удовлетворенно хмыкнула и пошла за киселем, который так и остался в куртке. В коридоре было темно, Юра успел выключить свет. Яра не видела выключателя, поэтому глубоко вдохнула: она справится, справится ведь? И быстро пересекла пространство до шкафа, открыла, нашарила свою куртку и бегом рванула на кухню. Ее маленькая пробежка не осталась незамеченной.

— Черт, я и забыл, ты могла бы попросить включить свет.

— Все нормально, — сердце немного прыгало, но она справилась, почти целую минуту в темноте!

— Что с тобой произошло? Ведь есть причина, из-за чего ты стала бояться, — с интересом спросил Юра, а Ярослава поняла, что раз он ей открылся, то и она может, тем более так хочется. Хочется его близости не только в физическом плане, но и духовном.

— Это случилось, когда мне было семь лет. В деревне у бабушки. До этого момента я очень редко контактировала с чужими людьми, все время проводила с Владой — моей старшей сестрой. Ей тогда было девять. И тут Влада слегла с воспалением почек, ее положили в больницу. Мама, конечно же, находилась с ней, тем более она плохо переносила третью беременность. И вот папа взял меня к бабушке, где в то время гостил мой дядя. У него два сына, они старше меня. На тот момент им было лет одиннадцать-тринадцать. Меня просто спихнули им на руки и сказали, чтобы они за мной присматривали. Я, конечно же, обрадовалась, приставала к ним с дурацкими играми, бегала, как привязанная. А они бесились.

Это сейчас я могу их понять, тогда я не понимала, почему от меня пытаются отделаться. И вот, когда я, видимо, их допекла окончательно, они согласились на прятки, и как только я спряталась в маленькую кладовку размером со шкаф, заперли меня в ней. Я думала, они так шутят, сначала сидела тихо, потом начала их звать, а они не откликались, просто убежали на задний двор играть с мальчишками. Моей бабушке что-то нагородили, папа с дядей уехали на рыбалку, поэтому меня долго никто не искал, а они вообще забыли.

Я… до сих пор помню сладковатый запах сырости, плесени, холод от стен, грязный пол… брр — она передернуло плечиками. — А потом моя детская фантазия разыгралась и полезли чудовища. Мне казалось, что из рукавов старых курток тянутся ко мне руки, что они шевелятся, словно живые. — На лицо набежала тень, будто она снова оказалась там. — Половины времени я просто не помню. Нашли меня через несколько часов, всю окоченевшую от холода, около двери. Я ее еще всю исцарапала… у меня была истерика, никому на руки не давалась, здорово всех перепугала. И с тех самых пор боюсь, что монстры снова вернутся. Я понимаю, что все это глупости, но перебороть себя не могу, — судорожно вздохнула.

— Это не глупости, Яра.

Она пожала плечами и положила пакетик с киселем, который, пока рассказывала, без конца мяла в руках, так, что из плотного кирпичика он стал обычным порошком.

— А что с твоими братьями?

— Они извинялись, но тогда от их извинений было ни тепло, ни холодно, а сейчас… я до сих пор с ними не общалась. Просто не езжу, как, например, сегодня. У бабушки день рождения, и я, зная, что там будут все родственники, не поехала. Тем более в ее дом. Приеду на выходных к ее соседке. Просто… — она замолчала, будто боялась открыть самый страшный секрет на свете: — Я от этого так на базе испугалась за Сашу. Она оказалась очень сильной, а я — трусиха. Не представляю, что было бы, если бы Олеся закрыла меня. Мне кажется, я либо сошла бы с ума, либо сразу же, не думая, в окно сиганула. Я даже Саше предлагала этот вариант — вылезти по простыне, потому что на тот момент, мне казалось, это намного разумнее, чем оставаться одной в замкнутом пространстве. Его я тоже теперь не люблю.

— Я бы не оставил тебя одну, — вдруг произнес он. Ярослава ему благодарно улыбнулась. Говорил ли Юра правду или таким образом хотел ее поддержать, но она поняла, что он хотел до нее донести.

— Шлем к черту грустные мысли, надо готовить!

Следующий час они провели за приготовлением. Кисель был сварен и теперь остывал на широком подоконнике, Яра сидела на нем же и наблюдала, как Юра жарит лепешки на масле. Он просто сделал тесто для пирожков, раскатал кругляшки, и теперь они вкусно пахли на всю кухню. Изделия были неровной формы, совершенно разные, как кляксы, оставленные кистью художника, отчего напоминали их самих. Таких двух неидеальных, со своими тараканами в голове, но внезапно оказавшихся вместе на одной кухне.

— Пахнет божественно! — поделилась она, весело болтая в воздухе ногами взад-вперед.

— Ты их еще не пробовала, вот попробуешь… — самодовольно заявил Юра.

Яра даже затаила дыхание. Он в этот момент казался ей нереальным, будто старую его версию заменили на новую, отчего тянуло к нему с еще большей силой. Он был хмурым, серьезным, ворчливым, хранившим целый ворох своих секретов, недосягаемым. Но, как оказалось, мог быть заботливым и домашним, улыбаться и даже изредка смеяться. Ей нравилось его разгадывать, узнавать с разных сторон, и чем больше она видела, тем сильнее влюблялась. Яра вспомнила вопрос мамы прошлым утром и свои мысли, что ей нравится в нем все, такой, какой он есть. Теперь она убедилась в этом на все миллионы процентов.

Юра Богданов однозначно являлся героем всех ее романов.

Настойчивая мысль больно стукнула в висок, словно выбивая из мира грез и мечтаний, вернула с небес на землю: “Но они только друзья. Ему не нужны отношения”. Несколько раз она ее повторила, чтобы лучше врезалась в память.

А в голове прозвучали слова Саши, чтобы она попробовала его переубедить.