— Мне она нравится, — еле различила она.

— Мне вас поздравить? Совет да любовь.

— Перестань ерничать, ведешь себя, как подросток. Мне нравится, что она такая простая и не старается мне понравиться.

— Зато, кажется, ты стараешься, — послышался звон собираемой посуды.

— А что в этом плохого? — дальше было неразборчиво. — Я хочу лишь одного, чтобы ты и твоя сестра были счастливы. Хочешь услышать мой материнский совет? Если она тебе нравится, не упусти ее и дров не наломай, — послышались шаги, и Ярослава юркнула в комнату Юры. Вот теперь щеки пылали так, что ими можно вместо запрещающего сигнала светофора регулировать дороги. Она приложила к ним ледяные ладони, чтобы немного остудить.

— Яра, пошли! На репетиции пора, — Юра окликнул ее в коридоре. — Савелий меня уже ждет.

— Я как раз проверяла, ничего ли я не оставила, — подала голос, оглядывая комнату грустным взглядом.

“Сердце оставила”.

Дорога их прошла в неловком молчании и перекидывании парой фраз. Юра стоял слишком близко к ней в автобусе, заботливо закрывая от злого утреннего народа, который заполнял весь общественный транспорт. Яра не смела посмотреть на него, в то время как он не сводил с нее глаз.

Проснувшись утром, почувствовав ее запах на своей подушке, а затем и аромат из кухни, он окончательно убедился в своем выборе. Было страшно, до белых пятен перед глазами, до оглушающего сердцебиения, но она нужна ему во всех планах. Оставалось лишь убедить в этом ее. Поговорить утром им не удалось, в дороге заговорить Юра не решался, потому что тогда, вероятно, до концертного зала они просто не дошли бы.

Мокрая листва чавкала под ногами, плавала в лужах, с козырьков капала вода, напоминая о затяжном ливне, который шел все эти дни.

Концертный зал встретил шумом и криками, несмотря на ранний час. К ним сразу же подлетел Герман, как всегда на энтузиазме и полон энергии. Может быть, он реально черпал ее из космоса, иначе пожизненный полный заряд его батареи сложно объяснить иначе.

— Ярослава, — поприветствовал Гера. — Выглядишь бодренько, а я думал, что наш тигр-р-р не даст тебе спать, — коротко хохотнул он.

Юра резко выдохнул и залепил ему дружеский подзатыльник.

— Да блин, интересно же, чем вы занимались!

— Магазин грабили, — соврала и глазом не моргнув. Ну хорошо. Почти сказала правду с убийственным спокойствием.

— Ха-ха, а ты — шутница, — но потом он все же заметил всю серьезность их выражений и замолчал, подозрительно разглядывая эту парочку. — Сегодня в малом зале репетируем до шести, после можем на площадку выйти, — сообщил он. — Места катастрофически не хватает. Савелий там за каждую минуту борется с Лерой, так что поспеши, а то он нас обоих съест.

Юра вздохнул, потому что их ждали два самых тяжелых бессонных дня, а Савелий становился совсем невыносимым. Он посмотрел на Яру, которая все еще почему-то топталась рядом, не спеша уходить.

— Воронцова! Я как раз тебя и ищу, — послышался оклик, и девушка, которая была хореографом юрфака, схватила ее за руку и потащила в сторону малого зала. Яра лишь напоследок оглянулась, а затем он услышал, — У нас одна из танцовщиц заболела, заменишь.

Юра даже сквозь толпу почувствовал ее страх, и у самого волнение подкралось к самому горлу, словно считывал ее эмоции, как детектор.

В малом зале было не протолкнуться — людей на один квадратный метр не сосчитать. Администраторы и руководители своих команд спорили насчет очередности, голова шла кругом, а мысли находились не здесь, а рядами выше, где сидела Ярослава и пыталась доказать той самой девушке, что не сможет выступить. Та ей не уступала и даже слушать не хотела, не понимая, как можно танцевать при коллективе или на этаже и не бояться, а на сцене испугаться. А он понимал.

Первые его игры на диджейской установке всегда заканчивались провалом из-за дрожащих рук. Не упасть духом позволяла лишь любовь к этому делу. А на первом курсе перед выступлением, где у него была одна из главных ролей, его вообще стошнило от страха. Одно дело быть среди массы, где если на тебя и обратят внимание, то мельком, да ты этого можешь и не заметить. Другое — когда ты стоишь на сцене, кругом темно и софиты светят лишь на тебя, будто выставили на публичную казнь. Глаза трехсот незнакомых человек следят за каждым твоим движением, чтобы подловить, как ты облажаешься, и рассказывать эту занимательную историю другим.

— Иди сходи за реквизитами в гримерные и позвони Руслану, а то не понятно, куда он пропал, — донеслось до него, а когда он оглянулся, увидел, как темная макушка Яры скрылась за дверью. Юра уже закрыл ноутбук, чтобы пойти за ней и успокоить, как пришел Савелий и сел на соседнее кресло, перекрывая путь и вытягивая ноги. Навряд ли бы он смог повторить то, что тот ему говорил, а взгляд, кидаемый на постоянно открываемые-закрываемые двери, выдавал его невнимательность.

— Богданов, что с тобой? Я не справляюсь, ты мне нужен тут, на земле, а не в облаках, где ты сейчас летаешь, — он несколько раз смачно выругался и встал, чтобы уйти.

Юра встал за ним, но в этот момент весь мир погрузился в темноту. Сразу навалилась давящая, звенящая от напряжения тишина. Не видно даже собственных рук.

Где-то раздался звук открываемой двери и крик:

— Пробки выбило, света нет во всем здании.

— Черт! — Юра выругался, бросил все свои вещи, оттолкнул Савелия, который до сих пор закрывал проход, пару раз наступил кому-то на ноги, запинался, но бежал в ту сторону, где должна находиться дверь.

“Она одна в темной гримерной, в подвале, где нет окон” — стучала в голове мысль.

Он с трудом вырвался из душного зала в более-менее светлый коридор и помчался к лестнице. Этаж ниже, еще одна лестница, еще ниже, наконец коридор с одинаковыми дверьми.

Юра светил себе фонариком и распахивал все подряд. Свет выхватил её силуэт. Она сидела на коленях и закрывала глаза руками, напоминая маленький испуганный комочек.

— Яра, Ярослава, я здесь. Эй, слышишь, посмотри на меня, это я.

Она сначала его отталкивала. Недалеко от нее на полу лежал телефон, видимо, выронила и как раз пыталась найти, когда страх окончательно забрал ее в свои объятия. Руки дрожали, плечи были напряжены.

Юра крепко прижимал Яру к груди, гладил по волосам, потом смог поднять и вывести в коридор, где было больше свежего воздуха, а не тот мерзкий и сырой, что царил в этих неприятных помещениях. Через несколько секунд загорелся свет.

Ярослава наконец отняла руки от лица и посмотрела на него. Глаза на удивление были сухими. Она не плакала, не кричала, просто смотрела глазами-блюдцами, в которых плескалась немая паника и ужас. Юра снова прижал ее к себе и прислонился щекой к макушке. Он так был рад, что она цела и невредима, словно спас от самого настоящего монстра, а не того, который сидел в ее голове.

— Завтра будет также, — произнесла она глухо и немного в нос. — Они просят выйти на сцену. Что мне делать, Юра?

Он отпустил ее и задумчиво уставился в потолок.

— Прости, я достала тебя своими проблемами…

— Не выдумывай, — оборвал, доставая из кармана джинсов колечко из черного бисера. Неровное и потертое. Было видно, что его часто надевают. — Сестренка его сплела, когда мне было страшно выступать на первом курсе. Где-то прочла, что надо что-то в руках держать и все волнение туда вкладывать. Мне помогало, а может это и самовнушение.

— А как же ты? — она смешно шмыгнула носом, осторожно разглядывая украшение, словно это сокровище, к которому нельзя прикасаться руками.

— Тебе нужнее.

Яра снова близко, так близко, что можно разглядеть каждую прожилку в ее радужке. Она была рядом уже несколько часов подряд, и Юра не мог понять, как так быстро привязался к ней и ее присутствию. Как он жил все эти долгие десять месяцев без Ярославы Воронцовой?

Он погладил ее по щеке, а потом наклонился и поцеловал. Не стал ждать, как утром, потому что тогда увидел, что она не против, а сейчас драгоценно каждое мгновение.