— Приведи сюда Дверона, ладно?

Девочка продолжает смотреть.

— Чего стоишь? — спрашиваю. — А-ну пошла! Кыш!

Она тут же исчезает и вскоре на краю деревни появляется Дверон. Двигается к нам, мрачный и насупившийся. С тех пор, как мы выиграли в битве и объявили всех жителей Фаргара рабами, всё местное население одолевают подобные настроения: неприятно чувствовать потерю свободы, осознавать себя рабом. Это слово мы используем, поскольку оно самое понятное для людей. Фактически, мы никого не стали обращать в рабство, а лишь навязали свою власть.

Я называю Дверона своим рабом, но он скорее вассал. Человек, который должен во всём подчиняться сюзерену — Дарграгу, Сарготу и мне.

Но Дверон по-прежнему воспринимает себя как свободного и ведёт себя так, будто происходящее — нелепица, которая пройдёт сама собой. Не хочет видеть во мне вышестоящего и подчиняется только потому, что я прихожу с армией.

— Как он меня бесит, — произносит Хоб. — Мы пощадили его жалкую жизнь, а он ещё и недоволен. Будь я на твоём месте, Гарн, заставил бы его выбегать к нам на полусогнутых, припадать к земле и пресмыкаться. Это именно то, что следовало сделать со всеми этими уродами.

— Я человек взрослый, — говорю. — И не обязываю всех вокруг любить меня. До тех пор, пока он ведёт себя правильно, всё идёт как надо.

Дверон приближается неторопливо, будто надеется, что мы его не дождёмся и повернём обратно, откуда пришли. Кажется, он стал даже более хмурым, чем в прошлый наш визит. Зарос, совсем перестал мыться, единственный глаз заплыл, словно кто-то совсем недавно надавал ему по морде. К тому же напился.

— В прошлый раз, — говорит. — Вы хотя бы пришли ко мне в дом, а не вызывали к себе, как прислугу.

— Ты пьян, — говорю.

От мужчины разит на несколько метров, стоять рядом невозможно. Любое насекомое, которое захочет на него приземлиться — подохнет от нестерпимой вони.

— Простите, совсем забыл, что Дарграг теперь запрещает нам пить.

— Никто тебе ничего не запрещает, — говорю. — Просто я недоволен, что староста соседней деревни выглядит вот так.

— Правда? — спрашивает. — Так привыкай. Это мой новый образ.

Отхожу от своих соплеменников и подхожу к Дверону очень близко, чтобы никто не услышал наш разговор.

— Мне очень жаль, что твоя жена погибла, — говорю. — Поверь мне, я знаю, каково это.

Я всю жизнь был в браке, и жены не стало, когда мне исполнился шестьдесят один год. Мы несколько месяцев боролись с раком желудка и победили: наступила ремиссия, целый год мы радовались каждому дню, жили как счастливейшие люди на свете, а потом он вернулся. Два дня меня не пускали в палату, сидел дома и не мог уснуть. На третий день мне позвонил незнакомый номер… Я смотрел в телефон и не мог ответить. Заранее знал, что скажут.

Лишь здесь, в этом мире, у меня получилось отойти от полученного удара. Этот мир меня исцелил и я неимоверно благодарен ему за это.

— Горькое чувство утраты, — говорю. — Но оно пройдёт, нужно лишь время.

— Знаешь что? — шипит Дверон. — Иди в задницу. Ты ничего не знаешь, ты — лишь жалкий сопляк, что возомнил себя умнее всех.

— Дверон. Ты мне не поверишь, но я на самом деле намного старше и мудрее тебя. И если я говорю, что однажды тебе станет лучше, то можешь смело идти в банк и ставить на это свой дом, потому что это действительно произойдёт. Однажды ты проснёшься, посмотришь на солнце за окном, и решишь, что сегодня будет чертовски хороший денёк. И тогда ты вспомнишь меня и подумаешь, что этот жалкий сопляк был прав.

Дверон пытается что-то ответить, но изо рта вырывается лишь вонючая отрыжка. Я сказал ему то, что он и так знает, но порой какие-то вещи нужно услышать со стороны.

— А теперь, — говорю. — Я хочу, чтобы ты выполнил свои обязанности и побыл старостой деревни. Несмотря на твоё состояние.

— Чего вам надо? — рявкает.

Слышу, как позади недовольно сопит Хоб. Парень ненавидит Дверона, ненавидит Фаргар и всех его обитателей. Он — живое олицетворение вражды между деревнями.

— Я хочу, чтобы ты снова собрал своё войско и отправился вместе с нами в новый поход.

— Ты хочешь, чтобы мои люди снова умирали за тебя? — ревёт староста и размахивает огромными ручищами. — В прошлый раз погибло четырнадцать человек! Четырнадцать блядских человек!

— Это нужно было сделать, — говорю. — Это намного меньше, чем количество похищенных Гумендом людей за всё время существования ваших деревень. К тому же, в этот раз не погибнет ни одного.

Дверон продолжает покачиваться с пьяным оскалом.

— Иди сюда, — говорю.

Соплеменники расходятся в стороны и я веду Дверона к куче мешков, лежащих на земле.

— Это — наш вам подарок, — говорю. — Жители Дарграга неделями топили печи ради этого, месяцами пряли льняные нити, сшивали одежду и всё это ради того, чтобы результат отнести к вам.

На земле лежит сотня комплектов ламеллярных доспехов и сотня стальных мечей в ножнах.

— Ты хоть знаешь, сколько стоит этот подарок? Я бы не сильно ошибся, если бы сказал, что они дороже всей вашей деревни. Но мы принесли всё это вам, в благодарность. Чтобы вы могли сражаться на нашей стороне, не рискуя жизнями как в предыдущий раз.

— Это… ваша броня? — спрашивает.

Фаргар настолько отсталый, что они даже стёганой брони не изобрели. Теперь же мы принесли им доспехи со стальными пластинами, которые защитят от прямого попадания копья или стрелы.

— Взгляни на нас, — говорю.

Четыре шеренги человек в самурайских доспехах, с мечами на поясе, копьями и щитами в руках, с ужасающими шлемами из скорпионьих хвостов. Ни одна армия дикарей не сможет нам противостоять. Они будут сломлены ещё до того, как вступят в схватку.

— Нас не так много, мы не настолько сильны и свирепы, как люди в Фаргаре. Но мы умны и наш ум даёт нам большое преимущество. Поэтому я хочу, чтобы Фаргар стоял рядом с нами. Объединим наши качества и получим нечто невероятно грозное.

Дверон наклоняется к одному из наших мечей, поднимает его с земли и недоверчиво достаёт из ножен. В дневном свете клинок блестит отполированным лезвием. Мужчина касается его подушечкой большого пальца, словно не верит в его остроту.

— Это всё — нам? — спрашивает.

— Собирай воинов и пусть примеряют доспехи. Мы постарались сделать их универсальными, чтобы подошли на человека со средним телосложением, но каждый из них придётся подшить в будущем.

Дверон уходит в деревню, по-прежнему держа меч в руке — такой большой кусок металла не часто встретишь в этой части мира. Постепенно из домов начинают выходить люди, скапливаются напротив нас, чешут головы, переговариваются. Прямо сборище бездомных котов, которые боятся подойти к миске с едой.

Я уже столько времени пытаюсь помирить деревни, но единственное, что у меня вышло — холодное напряжение. Они всё ещё хотят друг друга поубивать за былые обиды, но сдерживаются поскольку никакой пользы им это не принесёт.

Толпа Фаргара по одну сторону, воины Дарграга по другую.

— Смелее! — кричу. — Подходите, забирайте.

Постепенно впереди скапливается войско из более чем трёхсот человек. Все в повседневной одежде. Мечей на каждого не хватит, поэтому их успеет забрать лишь первая сотня.

Сначала они подходят нерешительно. Подбирают с земли ножны, взвешивают в руках мешки, пока задние стоят и ждут какого-то подвоха, будто мы сейчас накинемся на них и начнём рубить каждого, кто под руку попадёт. Затем первые уходят со снаряжением и интерес задних усиливается. Когда же они понимают, что два человека из трёх останутся в пролёте, начинается настоящая давка.

Чёрная пятница с бесплатными мечами.

Приди сейчас и получи скидку в сто процентов. Спешите! Предложение ограничено!

Фаргаровцы слетаются на мечи, пихаются боками и локтями, отбирают друг у друга, кому-то достаётся меч, кому-то пустые ножны. Оружие разбирают мгновенно, а у мешков с доспехами устраивают свалку. Хожу вокруг беснующихся людей и слежу, чтобы ничего не порвали. Не для того люди в нашей деревне тратили столько времени, чтобы толпа каких-то дикарей уничтожила нашу броню.