Рядом стоит женщина, одетая в платье цвета мяты, с короткими песочными волосами и широко расставленными глазами. Мать Хилари. Она заламывает руки, на лице – тревога.
– Добрый день, Сью, – говорит Дженн. – Все в порядке?
– Вообще-то нет.
– Что такое?
– Хилари, – отвечает Сью. – Она отказывается одеваться.
Дженн хмурится:
– Но я только что ее видела. Они с подружками как раз заканчивали макияж.
Сью качает головой:
– Она попросила всех уйти.
Какого черта?
– Ладно, – произносит Дженн, касаясь руки Сью. – Пойду поговорю с ней.
– Ты думаешь, у тебя получится? – с надеждой и облегчением спрашивает Сью. – Просто не понимаю, что на нее нашло. Ее отец сойдет с ума, если узнает.
– Все будет хорошо. – Дженн ободряюще улыбается.
Через пару минут мы поднимаемся на лифте. Она так близко, что это кажется странным. Если я что-то скажу, она услышит. Если коснусь – почувствует. Вроде бы все легко и просто. Но нет. Сейчас нельзя рисковать, нужно все сделать правильно. Это вопрос ее жизни и смерти.
И неважно, чего хочу я.
Лифт останавливается, двери разъезжаются в разные стороны, и мы вместе выходим. Шагая по роскошному коридору, я слышу знакомый смех «другого» Робби. Дженн на мгновение замирает перед закрытой дверью. Он там. Они с Марти сейчас пьют виски, готовятся к церемонии.
Как же, блин, мне все это устроить? Получится ли ее убедить, что он разговаривает с ней из-за двери?
Включи свои глупые мозги. Зачем ему это делать?
Дженн вздыхает и идет дальше, в другое крыло.
Срочно нужен новый план.
Мы сворачиваем за угол. Что тут происходит? У комнаты невесты вдоль стены стоит толпа взволнованных девушек: две подружки невесты в одинаковых шелковых платьях и еще две с расческами и косметикой в руках.
Мама Хилари была права. Марти, разумеется, ничего мне не сказал. А знал ли он вообще?
Теперь мне становится понятно, почему он тогда в баре вдруг резко побледнел. У них с Хилари были проблемы.
А я ничего не заметил. Я был слишком поглощен собственным дерьмом, как обычно.
Как только Дженн подходит ближе, подружки невесты набрасываются на нее со всех сторон.
– Мы не знаем, что делать, – говорит Дипа.
– Она не выходит, – добавляет Пиппа.
– Я разберусь, – спокойно произносит Дженн и стучит в дверь. – Хилари! – зовет она. – Это я.
Долгая пауза. Наконец я слышу шаги по ковру, скрежет металла. Дверь открывается, Дженн проскальзывает внутрь, и я успеваю просочиться вслед за ней.
Хилари выглядит как безумная. На ней белый махровый халат, волосы торчат в разные стороны. Накрашен только один глаз, и под ним черные подтеки, как будто она только что плакала.
– Что случилось? – мягко произносит Дженн и берет ее за руки.
Хилари хватает со стола бутылку шампанского, делает большой глоток и мотает головой, отказываясь отвечать.
Я вспоминаю вечер накануне. Хилари была в полном порядке. Или нет? Конечно, я уже не в первый раз пропускаю что-то важное. Прокручиваю события в обратном порядке. Вечеринка перед свадьбой в дорогом итальянском ресторане, так. Брат Марти перебрал с алкоголем и начал шуметь, отец Хилари вообще и не приехал. Ладно, пожалуй, вечеринка получилась не из лучших.
Я весь вечер внимательно наблюдал за Дженн: как она чуть наклоняет голову, когда разговаривает; как у нее на щеке появляется ямочка, когда она смеется; как ее взгляд постоянно встречается с моим. Но после ее бегства из ресторана пару дней назад я уже сомневался: не показалось ли мне все это. Я не знал, что делать. Не успел я опомниться, как ужин закончился и Дженн с Хилари ушли, чтобы пораньше лечь спать.
– Я не знаю, – выдавливает из себя Хилари в конце концов и качает головой.
– Чего ты не знаешь? – спрашивает Дженн.
– Не знаю, смогу ли я все это выдержать.
– Что – «все это»? – уточняет Дженн, широко раскрыв глаза. – Свадьбу?
– И свадьбу, и семейную жизнь, – бормочет Хилари. – Сплошная головная боль для всех. И зачем я вообще в это ввязалась?
Ее глаза ищут ответ у Дженн.
– Затем, что ты любишь Марти, – уверенно произносит Дженн.
Хилари начинает мерить шагами комнату, то и дело отхлебывая из бутылки.
– Нет, правда, зачем вообще жениться? Многие ведь живут вместе и без этого, и все у них прекрасно. Вот ты, например, – добавляет она, резко поворачиваясь к Дженн.
– Я?
– Да, ты. Ты просто отправилась путешествовать сама по себе, и знаешь, я думаю, что это на самом деле было здорово. Может, я тоже хочу попутешествовать. – Хилари говорит все это чуть ли не с отчаянием, срывающимся голосом. – Я бы тоже поехала в Колумбию. Улетела бы хоть сейчас, – говорит она, размахивая белым рукавом, словно чайка крылом.
– А как же Марти?
– А что Марти? – говорит она, и в ее взгляде появляется жесткость. – В конце концов, в мире полно женщин. Я же не обязана становиться какой-то женой управляющего фондом? И ради него попрощаться со всеми своими мечтами.
– Не обязана, – с расстановкой произносит Дженн. – Но он знает, что ты врач. И он поддерживает тебя в карьерном росте.
– Да, сейчас поддерживает, – говорит Хилари, ковыряя пол пальцем ноги. – А если у нас будут дети?
– Слушай, если ты не хочешь выходить за него замуж, никто тебя не заставит, – отвечает Дженн.
– Попробуй объяснить это моим родителям.
– Они переживут.
Но Хилари это не убедило.
– Садись, – говорит Дженн после паузы, присаживаясь на край огромной кровати.
Хилари медленно подходит и садится рядом.
– Скажи, что произошло на самом деле? – спрашивает Дженн. – Ведь ты боготворила Марти, когда я уезжала, и все у вас было прекрасно.
Хилари по-прежнему смотрит в пол.
– Да, я знаю, – говорит она. – Но в том-то и дело…
– В чем?
Хилари глубоко вздыхает.
И поднимает наконец глаза:
– В том, что ты уехала… И я начала задумываться…
– О чем?
Хилари сникла:
– Что у нас тоже все может испортиться.
– Испортиться? Но вы с Марти – идеальная пара.
Хилари грустно улыбается:
– Сейчас да. А вдруг через несколько лет все рухнет? Вдруг он меня бросит, как все мои бывшие? Если уж у вас с Робби не получилось, несмотря на все искры между вами, то почему должно получиться у нас?
По лицу Дженн проскальзывает тень грусти.
– Черт, прости меня, – бормочет Хилари, качая головой. – Не надо было о нем упоминать, просто…
– Все в порядке, – быстро говорит Дженн.
– Наверное, поэтому я и ссорюсь с ним постоянно, типа проверяю его. – Хилари вздыхает.
Дженн вытягивает руки, как будто хочет полюбоваться своим маникюром. Но я знаю, что дело не в этом. Сейчас она скажет какие-то очень мудрые слова, – такова Дженн: она видит, в чем нуждаются люди.
– Понимаешь, – начинает она, – какое-то время у нас с Робби все было замечательно. Но любовь – гораздо больше, чем то, что было у нас. И у вас с Марти это есть. А для долгих и серьезных отношений это самое важное. – Она переводит взгляд на Хилари. – Очевидно, что он очень сильно тебя любит. Это проявляется в мелочах. Например, в том, что он каждую пятницу покупает тебе твое любимое мороженое с карамелью и целый месяц причесывал тебя, когда ты сломала запястье.
– О боже мой, да. – Хилари смеется. Ее глаза засияли.
– Так вот, – говорит Дженн, – мне кажется, ваша любовь преодолеет любые трудности.
Когда я услышал ее слова, мне вдруг многое стало ясно. Между нами действительно летали искры, как показывают в фильмах. Но эти искры значили больше, чем я способен был понять. Возможно, в начале я поступал правильно и все у нас было хорошо, но в начале у всех все хорошо – вы веселитесь, узнаете друг друга, и у вас нет никакой ответственности друг перед другом. Но время идет, все меняется, начинаются сложности – и вот над этим нужно работать.
Любовь требует непрерывного труда, как тот недостроенный собор Гауди, который Дженн хотела мне показать.