— Рен… О боже, — всхлипывает Скарлет, но я чувствую, как напрягаются ее мышцы, и знаю, что она близко.

Я двигаюсь быстрее, мои яйца сильнее ударяются о ее клитор. Я не подхожу ей и уж точно не достоин её, но она никогда не останется без оргазма, когда я в ней. Сдерживая собственное удовольствие, я продолжаю свой изматывающий темп.

— Я…. — Слова обрываются, когда я вдавливаю ее лицо в матрас и опустошаюсь в нее, а ее тугое влагалище сжимается и разжимается вокруг меня. Она втягивает меня глубже, выдаивая каждую каплю спермы, которую я так жажду доставить, и мы взрываемся вместе.

Моя хватка крепче сжимает ее бедра, и через собственный оргазм я изливаю в нее все. Всю свою ярость, негодование и одержимость. Зная, что она может это принять. Зная, что она мой дар, мое спасение.

— Моя.

Теперь это шепот, мягкий, уверенный.

Я отпускаю ее волосы вместо того, чтобы обхватить руками ее дрожащее тело, мой член все еще внутри нее, когда я ложусь, прижимая ее к себе, как тогда, когда я проснулся.

— Ты вся моя, Ангел.

Она вздрагивает, все еще тихо поскуливая, пока я провожу губами линию от ее плеча до уха. Такая невероятно драгоценная.

— Никто и никогда не заберет тебя у меня. Никто никогда не причинит тебе боли, — говорю я ей, нежность наполняет мое сердце и разгоняет затянувшуюся тьму, пока я не обретаю покой.

Только ей под силу делать это со мной.

— Я люблю тебя, — шепчу, прижимая ее крепче.

Я едва слышу ее прошептанный ответ «Я люблю тебя, Рен» прежде чем закрываю глаза и погружаюсь в блаженное забытье без сновидений.

26

СКАРЛЕТ

Просыпаться с улыбкой становится все легче. Как только я просыпаюсь и прихожу в себя, первое, о чем я думаю, — это Рен.

Еще один день, проведенный с Реном.

Потому что сейчас он тот, кого я хочу видеть.

Он был прежним Рэном больше недели. Рэном, который заставляет меня смеяться, который меня слушает, с которым я чувствую себя желанной и защищенной. Собственнический, может быть, даже властный, но мне это нравится. Мне всегда нравилось. Думаю, это оттого, что я выросла среди чрезвычайно заботливых людей.

Почему-то комната кажется больше.

Воздух пахнет свежее. Солнце светит ярче.

Мое воображение? Конечно. Ну и что?

Я счастлива. Полна надежд. Что еще важно?

Моя улыбка становится шире, когда я прижимаюсь носом к его подушке, вдыхая его запах, обхватываю ее руками и притягиваю ближе. Он обещал, что мы сегодня прогуляемся. Я и представить не могла, что что-то настолько простое принесет мне такое счастье, но меня волнует не сама прогулка. Быть с ним и чувствовать связь — все, что имеет значение. Нам нужно наверстать упущенное.

К тому же, немного свежего воздуха не повредит. Ему нужно чаще бывать на улице, нежиться на солнце и поправлять здоровье. Он слишком долго был без присмотра. Когда он находится в таком мягком, знакомом настроении, намного легче убедить его позаботиться о себе.

Он уже встал, что неудивительно. Хотя я не могу притворяться, что не надеялась, что он будет в постели, хотя бы для того, чтобы мы могли немного насладиться друг другом.

Я жажду нашей связи, как и всегда, и ищу любую возможность укрепить ее.

Кого я пытаюсь обмануть? Я хочу его. Я хочу его знакомых прикосновений, обжигающих поцелуев и даже того, как он иногда раздвигает мои границы, пока я не оказываюсь на грани страха, который только усиливает удовольствие. Чувство собственности, то, как он берет мое тело и делает, что хочет. Возможно, это должно пугать меня или злить.

Но нет. Мне это слишком нравится. Это похоже на возвращение домой.

Отдаться ему, мужчине, которому я всегда принадлежала.

И, кажется, это его успокаивает. На самом деле, когда я думаю об этом, в ту ночь, когда он взял меня жестко и грубо, он изменился.

С тех пор он стал мягким. Еще одна причина, по которой мне хочется, чтобы он был сейчас рядом, чтобы я могла прикоснуться к нему, приласкать и поцеловать.

Я начинаю понимать, что ему не нужно столько сна, сколько мне. Я изучаю его ритмы — еще одна невообразимая радость, нечто столь же обыденное, как это. Он уже приготовил кофе, насыщенного аромата достаточно, чтобы заставить меня сесть и потянуться. Есть одна хорошая вещь в пробуждении в одиночестве: кофе уже ждет.

— Нет. Я этого не говорил.

Мои глаза закрываются, и я вздрагиваю от звука его голоса.

Не то чтобы мне не нравилось его слышать, но я ненавижу просыпаться и обнаруживать, что он уже разговаривает с Ривером. Легче поддерживать в нем настроение, когда я единственный человек, с которым он общается. Эгоистка? Может быть, немного, но, в конце концов, он — то, что меня волнует больше всего.

Его здоровье, его счастье.

Ему не нужны гнев и интриги Ривера, чтобы проникнуть в нашу жизнь. В последнее время между ними все было хорошо. Счастливы. Однажды ночью я подслушала, как Рен вспоминал со своим братом о том, что произошло в маленьком домике в лесу. Он думал, что я сплю, иначе не стал бы вдаваться в подробности.

Я взяла за правило закрывать уши подушкой. Не хочу этого слышать. Я уже видела и слышала достаточно. Не то чтобы мне нужны были подробности, чтобы почувствовать холод от противного, бурлящего удовлетворения в его голосе.

Кем бы ни был этот человек, он, должно быть, был воплощением чистого зла.

Настолько злой, что люди радуются его насильственной, мучительной смерти.

— Это была твоя идея, — продолжает он, его голос едва громче шепота. — Это я предложил отправиться туда и использовать коды, которые получил от Кристиана… Что ты имеешь в виду? Чего, по-моему, я собираюсь достичь? Что, черт возьми, ты думаешь?

Мурашки бегут по моей коже, и я вздрагиваю от них.

О чем он говорит? Куда отправиться? В Рино?

— Я спрашивал его об этом, помнишь? Он сказал, что они строят один, но он еще недостаточно укомплектован.

У меня в горле встает комок. Что он мог иметь в виду?

Я уже поняла, насколько опасно приближаться к его планам и деятельности. Разумнее всего было бы притвориться, что я ничего не слышала.

Как я могу это сделать, когда мне все больше и больше начинает казаться, что Ривер ведет Рена по опасному пути? Мы словно сражаемся, боремся за душу Рена, хотя никогда не встречались.

И не думаю, что хочу с ним встречаться.

— Знаешь, я бы вряд ли назвал горстку дробовиков арсеналом.

Целый арсенал?

Страх обволакивает меня, как стальные обручи, сдавливая грудь, делая почти невозможным дышать. Они говорят так, будто эти люди из культа вооружены. И он хочет пойти туда и убить их?

Один человек против небольшой армии?

Это беспокойство и тот ужасный, всепоглощающий страх, который выталкивает меня из спальни на цыпочках. Он сидит за столом, как обычно, в темной футболке и джинсах, наклонившись поближе к экрану.

Та же история, но другой день. Я вижу только половину лица Рена, но уже по одному его профилю понятно, что он становится все злее с каждым словом, доносящимся из наушников.

— Отвали. Изначально это была твоя идея, помнишь? Ты начал. Это было то, чего ты хотел.

От напряжения в его голосе у меня по спине пробегают мурашки. Отлично. Мне пришлось пойти и все испортить, не так ли? Думая, что мы на правильном пути, поскольку с той страшной, кровавой ночи у нас все шло гладко.

Мое сердце глухо стучит, опускаясь все ниже и ниже.

Я на цыпочках подхожу поближе, огибая стол. Я хочу посмотреть на этого Ривера.

Человек, дергающий за ниточки. Я должна хотя бы иметь возможность взглянуть на него.

Только… с этого ракурса экран темный. Говорящий скрыт, чтобы проходящие мимо не могли разглядеть, что там? Мне даже не разрешают взглянуть, что он делает, с кем он разговаривает? Он недостаточно мне доверяет.

Внезапно он резко поворачивается в кресле, его взгляд становится жестким и стальным, когда он захлопывает ноутбук.

— Что ты делаешь? Вернись в спальню, черт возьми.