Она проводит рукой под глазами, прежде чем вскочить на ноги.

— Ладно. Давай покончим с этим, чтобы пойти поужинать. Поскольку мы уже собрали вещи на кухне, имеет смысл пойти куда-нибудь поесть сейчас, ведь это станет нашей последней ночью в качестве соседей по комнате.

Все прошло лучше, чем я ожидала — наверное, так обычно и бывает. Я накапливаю мысли в своей голове, пока они не кажутся совершенно неуправляемыми, только чтобы выяснить, что причин для беспокойства было не так уж много. Я должна была догадаться, что Тесса не станет копаться слишком глубоко. Она не такой человек.

И все же я не могу заставить чувствовать себя счастливой. Я чертовски хорошо знаю, что в своих бедах виновата сама. Рен давным-давно предупреждал меня, что не стоит беспокоиться о нем. Но я настаивала, не так ли? И посмотрите, к чему меня привело эта настойчивость: я волочу ноги обратно в свою комнату, чтобы собрать оставшиеся вещи в шкафу, а потом перетащить все в дом родителей, где, я знаю, они будут несказанно рады, что я наконец-то сломалась и решила отправиться в Кориум, вслед за Квинтоном.

Я даже радоваться этому не могу. У меня внутри все оцепенело. С таким же успехом я могла бы умереть. Не знаю, почувствую ли я когда-нибудь что-нибудь снова, и я не уверена, что хочу этого, если подумать. Не тогда, когда чувства в конечном итоге причиняют мне боль.

Я была так уверена, что он появится здесь. Что он никогда не бросит меня, не тогда, когда он так заботился обо мне. Или, может быть, он вообще никогда не заботился. Может быть, именно поэтому он так долго и упорно боролся, чтобы заставить меня перестать хотеть его. Он просмотрел свои варианты и решил, что щадить мои чувства лучше, чем прямо говорить мне, что он считает меня отвратительной.

Тогда почему он рискнул прийти к тебе в твой день рождения?

Я ненавижу подобные вопросы, потому что они вселяют в меня надежду. Мне нужно избавиться от своей надежды. Мне нужно избавиться от него полностью, пока не останется ничего, что напоминало бы мне о том, кем я его считала. Что, как я думала, у нас будет вместе.

Тогда это ирония судьбы — идея отправиться в Кориум, поскольку везде, куда я ни повернусь, будут напоминания о нем. Именно там он пытался убить моего брата — если верить ему и моему отцу.

Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы тоже начать в это верить. Возможно, я, наконец, начну ожесточать свое сердце раз и навсегда. И когда я буду ходить по коридорам, где когда-то была так счастлива и полна надежд, когда мое сердце бешено колотилось, когда я тайком обходила наш дом и Кориум, надеясь провести с ним несколько минут, я не буду страдать. Мне не будет так тяжело вспоминать о том, какой наивной я была. Какой глупой.

Рен пытался убить Квинтона.

Рен никогда не заботился обо мне.

Если бы он это делал, то не столкнул бы моего брата с лестницы.

Рен не придет за мной, ни сейчас, ни когда-либо.

Я должна повторять это. Я должна взять под контроль свою жизнь и свое сердце, иначе постоянно буду допускать ошибки, подобные той, что совершила на вечеринке. Я настолько запуталась, что поверила в то, что тогда это был Рен… Даже не могу думать об этом. Слишком стыдно.

Я поднимаю подбородок, смахивая слезы, наполняющие глаза, и тянусь к вещам, которые все еще висят в шкафу. Нет, больше я не стану лить по нему слезы.

Я собираюсь начать жить для себя, а это значит признать, что последние два семестра, проведенные в качестве так называемого нормального человека вне мира моей семьи, оставили меня неудовлетворенной. Я хотела жить нормальной жизнью, но, опять же, что значит "нормально"? Все относительно.

А для семьи Росси нормальная жизнь означает идти по стопам семьи.

Я Росси, к лучшему или к худшему.

Я работаю быстро, отбрасывая все остальное в сторону, чтобы сосредоточиться на текущей задаче. Хотя, как бы быстро я ни собиралась, предупреждение Тессы все равно звучит в моей голове. Я не смогу убежать от него так же, как не смогла убежать от своей боли.

Ты там, где и должна быть.

Где бы я ни была, мне все равно придется бороться с воспоминаниями, зная, что его у меня больше никогда не будет.

10

СКАРЛЕТ

Это почти смешно. Я не пробыла дома и трех дней, а у меня снова назрел «важный разговор». За исключением того, что на этот раз я не боюсь получить недовольный ответ, отнюдь нет.

Если уж на то пошло, я боюсь делать счастливое лицо. Я знаю, что будет дальше, и знаю, что все будут ожидать, что я отвечу на их улыбки, похвалу и все такое.

Я притворяюсь счастливой с тех пор, как вернулась домой.

Другими словами, я измотана. Телом и душой.

И все же каким-то образом мне удается говорить нормальным тоном, когда я стучу костяшками пальцев по дверному косяку кабинета моего отца. Он, как всегда, за своим столом, погруженный в процесс яростного набора текста на клавиатуре. Я могла бы подумать, что он разозлен, если бы не знала, что он постоянно так печатает.

— Папа? У тебя есть минутка?

Он вскидывает голову, выражение его лица встревоженное. Я привыкла видеть его таким, захваченным какой-то мыслью, его разум за миллион миль отсюда. Я даже близко не понимаю, что нужно для того, чтобы управлять такой организацией, которой он занимается. Я слышала, что ее называют империей — и хотя я не знаю всех тонкостей, как таковых по той причине, что стараюсь держаться от этого подальше, и потому что сексизм жив и процветает, — я знаю, что она должна быть огромной, учитывая часы, которые он тратит на нее.

В нашем мире грань между бизнесом и остальной жизнью размыта, ее даже не существует. Их невозможно разделить.

Я испытываю облегчение, когда после паузы выражение его лица немного смягчается.

— Конечно, у меня есть для тебя минутка. Фактически, пять минут.

Он не часто пытается быть смешным, поэтому я должна выразить ему признательность, когда он это делает. Трудно вспомнить, с каким нетерпением я ждала возможности выйти на свободу и начать так называемую нормальную жизнь в Массачусетском технологическом институте, когда я прохожу через знакомую комнату, которую мой отец использует в качестве своего кабинета. Здесь есть что сказать о домашнем терапевтическом комфорте. Все находится именно там, где и должно быть, где и находилось все это время. Даже когда меня здесь не было, мир продолжал вращаться.

Он откидывается на спинку стула, приподнимая бровь, когда я сажусь, сложив руки на коленях. — Окажи мне одну услугу, — бормочет он, прежде чем я начинаю. — Скажи мне, что ты не променяешь свою жизнь на какого-то бестолкового мальчишку из Бостона.

Я так удивлена, что у меня вырывается смешок. Нет, это был не парень из Бостона, ради которого я была готова пожертвовать жизнью. Это тот, кто был гораздо ближе к дому.

— Что касается мальчиков, то тебе не о чем беспокоиться, папа.

— Хорошо. Что угодно, только не это. — Он почти комично гримасничает, и я снова хихикаю. Он в хорошем настроении, что всегда предвещает что-то хорошее. Его душевное состояние может повлиять на всю семью — либо вы будете держаться от него подальше, когда он в ярости, либо вам будет легче дышать, когда он счастлив.

Я почти уверена, что к тому времени, как я закончу, он будет почти в эйфории. Он всегда в таком состоянии, когда оказывается прав.

— Я приняла решение.

Он медленно кивает.

— Ты знаешь, я доверяю твоему суждению.

Он чувствует себя особенно щедрым. Может быть, он скучал по моему присутствию, как скучала мама. Я почти уверена, что ее возмущает необходимость тратить время на то, чтобы сходить в туалет, поскольку это означает, что в течение нескольких минут она не может обнять меня, погладить по волосам или в сотый раз спросить, достаточно ли я ем.

— Я не хочу возвращаться в Массачусетский технологический институт.

Он внезапно садится, теперь смотрит на меня взглядом, обещающим смерть и расчленение.