— Прости! — Мальчик плачет, и Скарлет хватает меня за руку.

Нам нужно идти. Продолжай двигаться.

Под угрозой план, не говоря уже о наших жизнях.

Но…

Один удар плетью, другой, еще.

Быстрый, бодрый, жгучий.

Он наносит раны.

Он оставит шрамы на этом мальчике.

Это же ребенок.

Ребекка… Уильям… они должны умереть. Этому нужно положить конец, и лучший способ сделать это — убить их. Сейчас, пока у нас есть такая возможность.

Удар! Удар!

Плач прекращается, но ублюдок все еще избивает его.

Вот что заставляет меня ворваться к ним, а не идти дальше к главному дому. То, что заставляет меня искать придурка-садиста, избивающего маленького мальчика за то, что он ребенок.

Я рычу, задыхаясь, как бешеная собака, когда врываюсь в душевую, где высокий, долговязый мужчина едва ли старше меня держит в руке ремень, а маленький, тощий мальчик — голый ниже пояса и покрытый перекрещивающимися рубцами — лежит лицом вниз на кафельном полу, еле дыша.

— Кто ты? — Он тяжело дышит, его лицо раскраснелось, а глаза блестят.

Я знаю этот свет. Я видел его раньше. Чистое гребаное зло.

Скарлет взвизгивает в тот момент, когда я поднимаю руку.

— Рен!

Слишком поздно. Я уже нажимаю на спусковой крючок и стреляю по всем монстрам моей юности. Монстры, которые все еще живут и дышат в моем подсознании и, вероятно, будут жить и для этого маленького мальчика. Этого бедного ребенка.

Пуля уже вылетает из ствола, пересекает комнату и пробивает голову ублюдка насквозь.

Звук оглушительный. Плитка окрашивается в красный цвет, когда его затылок взрывается и забрызгивает стену позади него. К тому времени, как он падает на пол, его глаза широко открыты и смотрят в невидящем удивлении.

В моих ушах слишком громко звенит, чтобы я мог расслышать, что говорит Скарлет, но что бы это ни было, она тянет меня за руку. Ее глаза безумны, а лицо побелело.

Наконец, ее голос начинает просачиваться сквозь затихающий звон.

— Нам нужно идти. Это было слишком громко.

Черт. Она права.

К тому времени, как мы выбегаем на улицу, в двух окнах длинных домов уже зажигается свет.

— Черт! — Я беру ее за руку и снова бегу к ближайшему длинному дому.

Мы должны добраться до ворот прежде, чем кто-нибудь их закроет.

Мне не следовало приводить ее с собой.

Мне не следовало стрелять в него.

Ему не следовало бить ребенка.

Я знал, что ты все испортишь.

Голос Ривера заставляет меня двигаться быстрее, я бросаюсь прямо к воротам и обнаруживаю, что они открыты, как только мы покидаем длинный дом. Они еще не обнаружили пустое помещение охраны. Шанс все еще есть.

Мы на полном ходу пробегаем мимо склада арсенала. Звуки громких голосов и хлопающих дверей заглушают панические вздохи Скарлет.

Еще немного. Еще немного.

Мне не следовало этого делать.

Они все еще живы. Я, блядь, потерпел неудачу.

— Быстрее, — визжит Скарлет, когда мы всего в нескольких футах от побега, и я понимаю почему. Позади нас раздаются мужские голоса, сопровождаемые топотом шагов, но слишком поздно. Мы уже огибаем забор, бежим в темноте, но уже становится светло. Восточный горизонт начинает светлеть, и, по крайней мере, освещает мне путь.

Хотя я бы поклялся, что мои ноги не касаются земли. Я лечу, как будто невесомый, торжествующий, даже потерпев неудачу. Одним злобным ублюдком меньше. Одним оскорбительным придурком меньше.

Это сообщение для них.

Мы подходим к джипу, но я забыл, что отдал ключи Скарлет. Она открывает свою дверь, затем возвращает их мне, прежде чем забраться внутрь. Только когда мы отъезжаем от старой заправки, вой сирен разрезает воздух раннего утра.

Возможно, я и не уничтожил намеченные цели, но я убедился, что они знают, что они уязвимы. Пусть хоть раз они сами попотеют, страшась того дня, когда настанет их очередь.

— Ты в порядке? — Кричу я, мчась по дороге со скоростью восемьдесят миль в час, пыль летит во все стороны. — Ты ранена?

— Я в порядке. — Она смотрит через плечо, все еще тяжело дыша, почти хрипя. — Я в порядке. Господи, Рен. Они были близко к нам.

Я заранее знаю, что она мне скажет. Еще тридцать секунд, и все могло бы обернуться совсем по-другому. Я поддался импульсу, ярости, которая все еще бурлит и течет во мне, как лава под вулканом.

— Зачем ты это сделал?

Этот вопрос заставляет меня крепче вцепиться в руль, тяжело давя ногой на газ. Хотел бы я, чтобы она поняла, какой сложный вопрос она задала.

Жаль, что у меня не хватает духу ответить ей.

Когда-нибудь я это сделаю.

Это не тот день. Не тогда, когда воспоминания обрушились на меня Когда я чувствую прикосновения ремня к своей заднице и бедрам так же отчетливо, как если бы это я лежал на полу в душе.

Я не могу приоткрыть завесу над этим ужасом, рассказав ей все.

Я бы не хотел причинять ей боль.

Лучше оставить этот вопрос без ответа. Я слишком озабочен тем, чтобы вытащить нас отсюда как можно быстрее, оставив мили между нами и поселением.

Я вернусь, и когда я это сделаю, ошибок больше не будет.

Не поддамся ярости, не отклонюсь от плана.

Все, что мне сейчас нужно сделать, это убедить Ривера, что я правильно поступил.

29

СКАРЛЕТ

Две недели спустя

Я ужасный человек.

Так и должно быть, иначе с чего бы мне вздыхать с облегчением при звуке открывающейся и закрывающейся входной двери?

— Я обязательно прихвачу немного Пепто, — сказал мне Рен, целуя меня в лоб перед уходом. Естественно, мне было приятно это чувствовать.

Он любовь всей моей жизни — это не изменилось, какими бы странными и неловкими ни были отношения между нами после Рино.

Одной мысли об этом достаточно, чтобы моему и без того больному желудку стало еще хуже. Вот насколько плохо было в последнее время. Половину времени я хожу с болью в животе, и все из-за того, что мои нервы на пределе. Сворачиваясь в тугой клубок, я закрываю глаза и медленно дышу в надежде предотвратить новую волну тошноты.

Предполагалось, что поездка в Рино положит конец всему. Что все изменится, и мы наконец сможем построить какое-то подобие совместной жизни. Я уже повернулась спиной ко всему и ко всем остальным, и я по-прежнему придерживаюсь этого решения. Он — единственное, что имеет значение и всегда был таким.

Мы должны двигаться вперед. Он обещал, не так ли? Что у нас все будет хорошо, как только он наконец уладит эту вендетту против основателей культа.

И я поверила ему, потому что должна была. Потому что я люблю его.

Я должна была догадаться, что это будет не так просто.

Прошло две недели, а у него все так же плохо, как и всегда.

Может быть, даже хуже — и я знаю почему.

Ривер.

Мысль о нем заставляет меня рычать в подушку. Это он во всем виноват. Именно он подтолкнул Рена к этому в первую очередь, вороша прошлое и подпитывая его ярость. И это с ним было абсолютно невозможно иметь дело с тех пор, как он узнал, что Ребекка, Уильям и остальные все еще живы и дышат.

Почему он не может оторвать свою задницу и позаботиться об этом сам, выше моего понимания.

Однако у меня есть свои теории, и одна из них заключается в том, что Рен возьмет вину на себя. Ривер не захочет подставить свою задницу под удар, рискуя арестом или чего похуже, если лидеры культа решат взять дело в свои руки. Гораздо безопаснее подстегивать Рена, ругать его и оскорблять, говорить ему, что у него нет яиц и никаких обязательств.

Не то чтобы я слышала это сама, но Рен кричал ему в ответ. В какой-то момент он действительно сказал своему брату, чтобы тот сделал это сам, черт возьми, если так неуверен. Это заставило Ривера пойти на попятную.

Но ненадолго.

Это мне приходится иметь дело с последствиями, и меня от этого тошнит. Если бы сейчас передо мной был этот придурок, мы бы поговорили с ним.