Эта мысль порождает новую тактику.

— Ты хочешь, чтобы я умер? Ты это хочешь сказать?

Ее голова откидывается назад, как я и предполагал.

— Это последнее, чего я хочу.

— Тогда тебе лучше держаться от меня подальше, потому что именно это и произойдет, если кто-нибудь хотя бы заподозрит, во что ты играешь. Тебя бы в этом не обвинили — ты понимаешь это, верно? Это моя задница оказалась бы в опасности. Мои яйца, которые твой отец отрезал бы. Это то, чего ты хочешь?

Когда она хмурит брови, кажется, что я свободен. Реальность наконец-то проникла в ее мозг. Возможно, я выберусь отсюда живым.

Так я думаю, пока она не касается рукой моей груди, задевая бешено колотящееся сердце. Такая чертовски нежная, милая и заботливая. Опасная, потому что от ее прикосновений у меня перехватывает дыхание.

— Я понимаю. Ты хочешь этого так же сильно, как и я, но боишься.

Она, блядь, серьезно?

От удивления у меня почти перехватывает дыхание. Она что, решила упустить суть?

— Скарлет, это не…

— Я понимаю. — Теперь в ее улыбке появилось озорство. — Это будет нашим секретом. Я никогда не прощу себе, если втяну тебя в неприятности, и знаю, что ты тоже не хочешь, чтобы у меня они были. Ты же понимаешь, что я окажусь в таком же дерьме, как и ты, если отец узнает.

Почему-то мне кажется, что на меня обрушилась бы львиная доля гнева Ксандера, за которым последовал бы гнев Квинтона.

— Я в этом не уверен.

— Не волнуйся. — Она легко смеется, звук такой, словно к ней приходит полное понимание после блуждания в темноте. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось; так же, как я знаю, что ты никогда не позволишь, чтобы что-нибудь случилось со мной.

— Ты перегибаешь палку, — мне удается выдавить из себя.

Почему она должна быть такой красивой? Доверчивой, приводящей в бешенство, сладкой и свежей, как спелый, сочный персик, умоляющий меня впиться в него зубами. Тем более, когда она покачивается, наклоняясь ближе, прижимаясь грудью к моей груди.

— Правда? — шепчет она, и в этом звуке слышится понимание, далеко выходящее за рамки ее лет. — Выпуклость между нами говорит мне кое о чем другом. — Ее понимающий взгляд опускается к моей промежности, где, конечно же, доказательства моего желания очевидны.

Прежде чем я успеваю придумать какое-нибудь глупое оправдание, она нежно похлопывает меня по груди.

— Как я и сказала. Наш маленький секрет.

— На самом деле все не так, Скар.

Мое сердце полностью замирает, когда она подмигивает, прежде чем, наконец, отвернуться, ее бедра соблазнительно покачиваются, когда она заходит внутрь.

— Конечно. Продолжай убеждать себя в этом, Рен.

Оставив меня едва способным держаться на ногах, неуверенным в том, что только что произошло.

Я знаю только, что мне было достаточно больно держать свои руки подальше от нее, когда думал, что я один в этой возникшей безумной похоти.

Сейчас? Ориентироваться в моей жизни стало еще более невозможно, чем когда-либо.

Я сделал все, что мог. Старался так сильно, как только мог.

И я потерпел неудачу. Так же, как сегодня я подвел Ривера.

Эта мысль звучит, как гонг, в моей голове, когда я быстро и бесшумно пробираюсь по коридорам, по которым никогда больше не пройду. Я облажался во всех возможных смыслах. Теперь все, что мне остается, это жить со своей неудачей. В одиночестве.

Вертолет ждет, когда я достигну поверхности и шагну в темноту. Холодный воздух обжигает мне лицо и дыхание превращается в облако. Кью уже нашли? Сколько времени ему потребуется, чтобы понять, что это был я?

Если он не догадается сам, то наверняка сделает это, когда станет ясно, что я не вернусь. Однажды он попытается связаться со мной, но безуспешно. Многолетний опыт позволил мне понять, как работает его разум. В процессе исключения останется только один возможный виновник.

Мое предательство причинит ему боль. Я смогу жить с этим в свете общей картины, не говоря уже о том факте, что я сохранил ему жизнь, когда не должен был. Он этого не знает, но я могу утешить себя этим знанием. Следующая мысль заставляет мое сердце сжаться в груди.

Как это навредит Скарлет?

Мне не нужно задавать себе этот вопрос. Она была там, думая, что я какой-то благородный герой. Если цепочка событий сегодняшнего вечера не разрушит последние из ее иллюзий, я не знаю, что тогда должно произойти.

Без сомнения, семейная верность настроит ее против меня, так и должно быть. Я никогда не стану тем, за кого она меня принимала, обманывая себя.

Возможно, это утешит меня в грядущие одинокие времена. Говоря себе, я лишь разрываю узы, которые никогда не следовало создавать. Что будет к лучшему, если она меня возненавидит.

Злость на себя — на мир со всей его несправедливостью — заставляет меня кряхтеть, пристегивая ремни безопасности. Я бы не оказался в таком положении, если бы не то, каким уродливым и жестоким может быть мир.

То, что я сделал — почти сделал — ничто по сравнению с тем, что было сделано со мной, с нами. Не я нанес первый удар.

Я ни в чем не виноват.

Это голос Ривера в моей голове, объясняющий мои действия? Или мой собственный?

Только после того, как вертолет отрывается от площадки, я могу вздохнуть, откидываясь на спинку сиденья и наблюдая, как Кориум становится все дальше. Я понимаю, что не испытываю никаких чувств по отношению к самой школе. Лишь осознание того, что я закрываю дверь одной из глав своей жизни, заставляет меня напрячь шею, чтобы бросить последний взгляд.

Что-то внутри меня раскаляется добела, когда я думаю об этом. Я поворачиваюсь ко всем спиной, но есть один человек, от которого я не представляю, как можно отвернуться. Она — слишком большая часть того, что осталось от моей души.

Я не откажусь от Скарлет. Мне придется наблюдать издалека, но в этом нет ничего нового. Она просто не должна узнать.

Я обещал защищать ее. После того как я нарушил все невысказанные обещания, едва не убив ее брата, меньшее, что я могу сделать — это сдержать свое слово на этот раз.

Как будто я смогу держаться от нее подальше всю оставшуюся жизнь.

Что бы ни случилось, Скар, я буду присматривать за тобой.

Я позабочусь о твоей безопасности. Чего бы это ни стоило.

4

СКАРЛЕТ

Что-то не так.

По-другому.

Я чувствую, как сводит мой желудок, как нарастает напряжение в груди. Мои эмоции скачут на бесконечных американских горках.

Я смотрю на пять текстовых сообщений, которые отправила Рену за последние два дня. Нет ни единого ответа или даже подтверждения того, что он получил сообщение. Это на него не похоже — так долго не отвечать мне.

Это обескураживающе и жалко. Я бросаю телефон на туалетный столик и закрываю глаза, глубоко вздыхая.

Все будет хорошо.

Он, вероятно, занят, или мой отец поручил ему какую-то разведывательную работу в Кориуме. Я пытаюсь рационализировать все это и отодвинуть негативные мысли на задний план, но трудно игнорировать слона в комнате.

Звон наполняет воздух, и я хватаю свой телефон. Это он. Должен быть он.

Разочарование заставляет меня откинуться на спинку сиденья, когда я вижу, что на экране мелькает имя моего брата, а не Рена. Я перехожу к тексту, который он отправил, но прежде чем успеваю просмотреть его или ответить, звонит мой телефон.

Какого хрена?

Конечно, я нажимаю значок ответа, потому что это мой брат.

Секунду спустя его лицо заполняет экран. Я растягиваю свои розовые губы в улыбке и пытаюсь казаться счастливее, чем чувствую себя на самом деле.

Мой брат, с другой стороны, не прилагает никаких усилий, чтобы казаться счастливым, и на его лице навсегда запечатлелось хмурое выражение. Вот только на этот раз кое-что изменилось. В его темных глазах страх, который я видела всего несколько раз. Страх, предназначенный Аспен, Аделе — нашей покойной сестре — нашей матери и мне.