Ее мышцы пульсируют, втягивая меня глубже, пока я подготавливаю ее к своему члену. Почти слишком легко сломить ее защиту и заставить отчаянно нуждаться во всем, что я готов предложить.
— Как думаешь? Сможешь принять еще?
Прежде чем она успевает ответить, я добавляю третий палец, растягивая ее тугой канал.
— О боже, Рен. — Я сжимаю ее горло сильнее, обрывая все, что она хотела еще сказать. В моей голове туман, пока двигаю рукой все быстрее и быстрее, ударяя костяшками пальцев по ее плоти, пока она не напрягается, мышцы сжимаются достаточно сильно, чтобы удержать мои пальцы глубоко внутри нее. От удовольствия, которое я ей доставлю, никуда не деться.
— Вот именно, — прохрипел я ей на ухо, с моего члена капает сперма при виде, звуке и ощущении оргазма, сотрясающего ее тело и душу. — Кончи для меня, чтобы я мог вознаградить тебя своим членом. — Нет ничего прекраснее симфонии, которую создает ее тело, а я — маэстро.
Она все еще кончает, когда я переворачиваю ее на живот, а она слишком безвольная, чтобы оказать какое-либо сопротивление. Не то чтобы это имело значение, даже если бы она попыталась.
Я зашел слишком далеко. И все закончиться только одним способом: мой член, погруженный на восемь дюймов глубоко в нее.
Ее сияющая кожа светится под моими руками, когда я беру ее полные бедра и оттягиваю их назад, обнажая задницу и киску. Моя, полностью моя, редчайшее сокровище. Она все еще дрожит, мышцы пульсируют, и из ее дырочки капает сладкий нектар. Я провожу по ней набухшей головкой своего члена, заставляя нас обоих застонать.
Черт побери.
Из ее влагалища сочится возбуждение, покрывающее ее бедра. Почему-то я всегда знал, что между нами так и будет. Сжимая одно бедро с силой, оставляющей синяки, я использую другую руку, чтобы направить себя внутрь. Я просовываю в нее только головку, наблюдая, как ее напряженность поглощает меня целиком. Этого зрелища достаточно, чтобы заставить меня кончить прямо здесь и сейчас, но я этого не делаю.
— Рен, — хнычет она, и я улыбаюсь, продвигаясь вперед и вонзаясь глубоко в нее. Мои бедра прижимаются к ее заднице, а яйца ударяются о клитор.
— О, да… — Ее стон почти теряется в подушке под ней, и мне остается взять ее за плечи и поднять. Каждый день, когда мы будем вместе, она будет носить мою метку на своей коже и душе.
— На четвереньки. — Я хочу слышать каждое слово, слетающее с ее прелестных розовых губок. Мне нужно прикоснуться к каждому дюйму ее плоти, чтобы напомнить себе, что она здесь, что она моя. Я начинаю блуждать по ее спине и плечам, мои пальцы оставляют дорожку на дрожащем теле, прежде чем я беру в ладони ее грудь. Идеального размера и веса.
Ее соски твердые, как бриллианты — еще одно доказательство ее возбуждения. Я никогда не смогу насытиться каждой частичкой ее тела. Мой голод бесконечен, становясь все более всепоглощающим с каждым вздохом, с каждым подергиванием мышц, сжимающих мой член.
Только когда давление ослабевает, я доверяю себе двигаться, отступая ровно настолько, чтобы снова двинуться вперед. Снова. Я скриплю зубами, мое дыхание становится коротким, жарким с каждым уверенным ударом. Кровь шумит в ушах. Господи. Этого все еще недостаточно. Ее кожа, ее стоны, невыносимое удовольствие погружаться по самые яйца в ее жар. Мне нужно больше. Она нужна мне вся. Я отпускаю грудь и провожу рукой по ее бедру, а другую руку кладу на ее зад. Мой взгляд задерживается на хорошенькой сморщенной дырочке.
Моя. Зверь внутри меня рычит.
Скарлет вздрагивает, задыхаясь от беспрецедентного давления в ее заднице.
— Расслабься, — ворчу я, возвращаясь и нежно играя с ее девственной попке. Я никогда не причиню боли, но не могу обещать, что ей не будет немного больно от удовольствия. — Позволь мне показать тебе, как это может быть приятно.
— Рен… — Она задыхается, когда наши тела соприкасаются, и мой большой палец угрожает прорваться через кольцо мышц, которое она так крепко сжала. — Я не знаю.… Я боюсь.
— Тише, ангел. Не бойся. Я никогда не причиню тебе вреда. Ты это знаешь. Ты слишком дорога мне. — Я плюю на ее дырочку и использую это как смазку, чтобы проникнуть большим пальцем внутрь. Ее смущенный стон — музыка для моих ушей, заставляющая меня погружаться все глубже и глубже в ее киску.
— Ты доверяешь мне, не так ли? — Слова вырываются ворчанием.
Наступает небольшая пауза, но в конце концов она шепчет: — Доверяю, — заставляя меня улыбнуться.
— Отлично, подожди, пока я введу свой член в эту тугую девственную дырочку. Твой разум снесет от удовольствия.
Ее пронзительный крик все еще пропитан тревогой, которая быстро превращается во что-то более глубокое, более сладкое, когда я начинаю работать с ее задницей и киской в тандеме. Однажды она поймет, что я знаю лучше всех.
С чем может справиться ее тело. В чем она нуждается больше всего.
Она запрокидывает голову, ее светлые волосы рассыпаются по спине мерцающим водопадом. Все в ней завораживает, создано для того, чтобы притягивать меня, удерживать мое очарование.
Взяв в горсть ее мерцающие волосы, я крепко сжимаю их, пропуская пальцы сквозь пряди.
Это мое. Она моя. Никто не заберет ее у меня.
— Рен! — В ее крике к удовольствию примешивается боль, и я отвечаю, ударяя по ее нежной плоти сильнее, чем раньше, убирая большой палец вместо того, чтобы впиться пальцами в ее бедро, оттягивая ее назад в такт своим яростным толчкам.
Я должен предъявлять на нее права снова и снова.
Чтобы убедиться, что она знает, что принадлежит мне.
— Рен… о боже. — Я едва слышу ее пронзительные крики сквозь победный рев, нарастающий в моей голове. Даже знакомое покалывание растущего удовольствия в основании моего позвоночника меркнет по сравнению с триумфом моего требования.
— Иногда я буду трахать тебя так, как люблю, а иногда так, словно ненавижу, но несмотря ни на что, ты все равно будешь кончать на мой член, Ангел, — рычу я, прижимаясь к ее спине, желая проникнуть в нее как можно глубже.
Она пытается повернуть голову, но я прижимаю ее к подушке, прежде чем она успевает взглянуть на меня. Я напоминаю себе, что она сильнее, чем кажется. Она справится с этим, потому что была создана для меня.
Я бы не сделал ничего такого, с чем она не смогла бы справиться.
— Прими мой член. — Я двигаю ею вперед, мои бедра бьются о ее задницу, толкая ее вверх по кровати. — Прими его целиком. Как можно глубже.
— Я-я не могу. — В ее голосе слышны одновременно боль и удовольствие, но она не попросила меня остановиться, не показала мне, что не может с этим справиться.
— Можешь. — Наши тела соприкасаются, и она стонет. — Ты примешь его. Правда? Скажи это. Скажи мне, что примешь мой член. Скажи мне, что ты будешь держать его внутри себя, там, где ему и место.
Когда она не отвечает, у меня нет выбора, кроме как намотать ее волосы на кулак и приподнять ее голову, мои бедра покачиваются взад-вперед, когда я толкаюсь сильнее.
— Я тебя не слышу.
У нее вырывается крик, когда я оттягиваю ее голову назад.
— Да! Да, я могу. Дай его мне.
— Громче.
— Рен, пожалуйста!
— Кому ты принадлежишь? Кому принадлежит эта киска?
Я вхожу глубоко, жестко, шлепая яйцами по ее клитору. Нет сомнений, что у нее останутся синяки, когда я закончу.
— Скажи это.
— Тебе! О боже, тебе!
— Все верно, сок из твоей киски стекает по моему члену на простыни. Видела бы ты, какой беспорядок устроила.
Звук ее подчинения и все, что это означает, вызывает взрыв в моей душе. Мои толчки превращаются в неистовство, которое заставляет меня терять свой ритм, свой темп и все сознательные мысли. Скрип кровати — нестройная какофония, которую перекрывают только наши смешанные крики удовольствия, боли и даже страха.
ДА. Возьми меня, мой ангел. Всего меня.
— Давай, Ангел. Ты кончишь для меня. Пропитай мой член своими сладкими соками. Я нуждаюсь в твоем освобождении, как в следующем вдохе.