Я посидела ещё, и меня вдруг саму потянуло помахать мечом, но помахать всерьёз. Просто что-то снизошло на меня. Я вытащила из своей сумки, которую на ремне таскала с собой, перчатки, подаренные Кристофом, надела, и показалось мне, что его ладони накрыли мои руки, увеличивая их силу. Конечно, всего лишь показалось, хотя, возможно кожа и хранила следы его биополя. Я полюбовалась зеркальным блеском защитных пластин, сверкающих на солнце. Ими, при случае, можно противнику и зайчика в глаза пустить. Потом встала и снова пошла на самую высокую башню, где меня не мог видеть никто, кроме Аматесу. Там я встала в стойку, и вдруг почувствовала, как свежий ветер, пропитанный энергетикой Последнего Хребта, пронизал моё тело, закрыла глаза и…

Нет, что было дальше, я уже не помню. Осталось лишь ощущение свободы, боя и победы. Причём не последовательно, а всё вместе. И мышцы потрескивали, и струился от них остаточный голубой свет, заметный даже при ярком дневном освещении. И сила не иссякла, не убыла, а ещё более возросла. И я поняла, что не три дня осталась. А полдня и, может быть, ночь. А потом бой.

Поздно вечером Кирлина снова позвала меня на башню, но не для споров о вере. Она указала мне в ночное небо, и я сразу увидела гроздь ярких звёзд, несущихся по небу. Пять звёздных кораблей двигались по орбите Диктионы.

— Балары, — произнесла она.

— Вижу, — ответила я.

— Где они спустятся?

— Здесь.

— Почему?

— Потому что не зря я оказалась здесь именно в этот момент.

I

Это была ужасная ночь. Бордовое небо, не знающее ни туч, ни облаков, ни тумана, раскалённой остывающей плитой зависло над горячей красной пустыней. Голубоватые огоньки звёзд казались видением, как капли воды, которые мерещатся умирающему от жажды путнику. И тишина. Отвратительная пустая тишина за стенами Дворца. Ни шума ветра, ни крика птицы, ни шёпота песка.

Он устало опустил голову и вернулся в покои с узкой террасы, где надеялся найти успокоение. Всё бесполезно. Он взглянул на спящего возле ложа дракончика, на бесшумный танец летучих мышей, который они устроили под самым потолком, потом прошёл к бассейну и опустился на мраморный бортик. Голубые светильники делали всё вокруг бледным и неживым. От них становилось вроде прохладнее, но ощущение мертвенности давило. Он вздохнул и посмотрел на свои руки. Трещины на белой тонкой коже уже затянулись. Может, это всё из-за трещин? Наверно, и из-за них. Сегодня он впервые почувствовал на себе губительное действие баларских притираний. Кожа на руках лопнула, когда он взялся за грубый повод ведущего дракона. Конечно, теперь она уже заросла, но и лопнуть она не должна была. Чем её не трави, она должна была восстанавливаться до нормальной прочности и толщины. Но она не восстанавливается. Какая-то мерзость пропитала эпидермис и постоянно истончает кожу, чтоб король не мог с оружием в руках защищать свою жизнь. Для этого у него есть слуги-балары. А кожа на теле превратилась в тонкую металлизированную плёнку, прочную и нечувствительную ни к чему кроме холода. Пребывание в бассейне превращается теперь для него в настоящую пытку, но смывать, смывать как можно тщательнее эти составы нужно, просто необходимо, иначе очень скоро превратишься в копию своих обрюзгших, заживо разложившихся предшественников. Впрочем, это случится в любом случае, если пребывание во Дворце затянется на длительный срок.

Раньше он думал, что время у него есть, что он успеет постепенно и незаметно подготовить всё для решающего шага, но теперь получалось, что время-то работает не на него. Вся эта игра, которую он затеял, тоже вела к краху. Её нужно заканчивать скорее, или уже не сможешь закончить никогда, наоборот, она прикончит тебя. Королевская жизнь не для Воина Света. Он не подходит для неё, и как ни бейся, она медленно и неуклонно берёт над тобой верх, топит в рутине интриг и заговоров, и однажды ты поймёшь, что не ты контролируешь её, а она — тебя. Как бы тогда не встал вопрос: сдаться и сбежать, сохранив своё нынешнее воплощение, или решиться на отчаянный и, скорее всего, бессмысленный шаг протеста, который приведёт тебя к гибели, пусть не полной, но… И то, и другое сулит поражение. И Касу знает это. Знает и потому не вмешивается. Ждёт, пока король сам углубит уже начатую могилу.

Нет, чёрный жрец не глуп и не прост. Он не наивен. Он знает, что силы противника имеют предел. Не силы Воина, Питаемые Звёздным огнём, а силы человека, страдающего от одиночества и необходимости делать нечто, противное его принципам.

Сейчас его мучило одиночество. К счастью, к нему перестали приводить знойных танцовщиц, и вместо них прислали глупенькую, хорошенькую Туру. Они уповали на то, что родство их природы означает и родство душ, но тут они ошиблись. Тура всю жизнь прожила среди баларов, мыслила как они и терзалась комплексом неполноценности из-за отсутствия хвоста. А тут ещё появилась Вим, которая, при всём своём уме, никак не может понять, что здесь никто не собирается посягать на её честь.

— Ну, хоть бы одного человека… — пробормотал он, закрыв глаза. — Одного нормального человека, с которым можно было бы нормально поговорить…

II

Кроме него, Туры и нескольких невольниц в гареме покойного Брамона, людей на планете не было. Быть может, его мольба и была услышана кем-то за бордовым пологом горячего неба, но исполнить её… Блуждающие Боги распоряжаются только Воинами, а Воину здесь больше нечего делать. Правило «один — на одного, двое — на двоих» должно соблюдаться. Но есть и другое правило «страдание — не слабость, это сила, порождающая Добро». Может эта ночь и кончилась бы иначе, если б не почувствовал этой бесконечной усталости молодой король баларов, и не лопнуло бы терпение у прекрасной воительницы Вим.

Она не спала уже вторую ночь. Она просто не могла заснуть, чувствуя, что совсем рядом, за несколькими перегородками находится он, враг её народа, её враг, заточивший её в своём Дворце и коварно выжидающий подходящего момента, чтоб нанести свой удар. Она не сомневалась в его замыслах. Уж слишком выразителен был взгляд, который он бросил на неё на площади. Он так же похотлив, как и все теплокровные, но более коварен и жесток.

Днём она не подпускала его к себе близко, обжигая взорами, полными презрения и ненависти. Впрочем, он лишь усмехался, наверно, думая, что его час недалёк. А ночью она ворочалась на теплом песке, то и дело, взрывая его когтями, чтоб нащупать узкий бронзовый кинжал. Когда уезжал отец, она успокоила его, заверив, что ей ничего не угрожает, но сама она вовсе не была в этом уверена. Она вздрагивала от каждого шороха и ждала, предвкушая миг, когда вонзит тонкий клык своего оружия в тело ненавистного врага.

Она была молода, но уже участвовала во многих битвах наравне с мужчинами. Она была отважна и нетерпелива. Устав ждать, она решила сама шагнуть навстречу своей судьбе.

Соскользнув с песчаного ложа, она набросила на тело тёмное покрывало и, сжав в хвосте, спрятанном за спиной, свой кинжал, отодвинула перегородку и вышла из своей комнаты. Во Дворце было тихо. Все спали. Она беспрепятственно дошла до покоев короля, заготовив какую-то фразу для стражников, но оказалось, что стражников возле дверей нет. Они открылись очень тихо, и она тенью прокралась в логово инопланетного существа, поработившего её мир.

Здесь чуть слышно журчала вода, подозрительная жидкость жидкостей, тонкая, текучая и неуловимая, без которой, как говорят, теплокровные жить не могут. Беззвучно ступая, Вим подкралась к ложу. Она не собиралась убивать его спящим. Это было бы недостойно. Она всё равно разбудила бы его, чтоб объяснить, кто и за что лишает его жизни. Но ложе было пусто.

— Что тебе нужно? — тихо и устало прозвучало с другой стороны.

Она резко обернулась. Он даже не смотрел на нее. Он сидел на бортике бассейна с жидкостью жидкостей, окутанный непривычным голубым светом, который заставлял светиться его странное легкое одеяние. Она смело подошла к нему, сжимая под покрывалом свой кинжал.