— Что он собирается прервать войну и тем самым навлечь на баларов позор поражения…

— Нет, он меня идиотом считает, — посерьёзнев, вздохнул король. — Ну да ладно. Пусть считает. Что ещё?

— Пока ничего больше.

— Ну… Он почти держит слово, не предпринимая активных действий. Пусть продолжает в том же духе. Что оппозиция?

— Точно установлен факт связи между князем Линной и Бростом. Их заговор состоял в том, чтоб Линна устранил Брамона, а Брост, сокрушив королевские гарнизоны, обеспечил ему поддержку провинций в борьбе за трон. Линна обещал Бросту полную власть над дальними провинциями вплоть до самостоятельного взимания налогов. Так же он обещал женить своего сына Элку на Вим, дочери Броста.

— И дети были согласны?

— Они же дети политиков… — Брухон сверкнул раздвоенным языком. — Но Вим, похоже, была не в восторге от этой идеи.

— И что теперь?

— Линна склонен отказаться от Броста, чтоб не потерять положение при дворе.

— Ладно, с этими ясно. Давайте об остальных. Эния, Эрс, Тумма и другие.

После ухода Брухана, пришёл старый балар, давно выгнанный со службы из-за преклонного возраста советник по финансам, который уже более цикла возился с расписками и счетами, пытаясь разобраться в делах казны. Он долго и нудно рассказывал, кому, когда, сколько и по чьему распоряжению было выплачено, а король сидел в кресле, опустив веки, и отрешённо слушал, пытаясь установить таящиеся за этим связи и интриги двора. Потом появился лекарь и между притираниями и умащениями, доверительно рассказывал о секретах, которые узнавал в подземных дворцах Города. После его ухода, король принял ванну и приказал запрягать драконов.

— Но сегодня слишком жарко! — воскликнул обеспокоенный Элса.

— Мне всё надоело! — заявил король. — И ваши возражения в том числе. Если я останусь в этом змеевнике ещё хоть на час, я свихнусь.

Элса ему не поверил. Он уже привык к коварству своего повелителя и потому, более не споря, приказал готовить колесницу.

III

Жара стояла невыносимая. Это было не пекло аравийских пустынь и не изматывающая духота подножия египетских пирамид. Это был ад, который не снился самым закоренелым грешникам и самым ярым фанатикам. Это была воплощённая смерть путем мумификации заживо. Даже балары попрятались в свои подземные норы, а вооружённая секирами королевская охрана смотрела на повелителя с такой ненавистью, что казалось, ещё несколько градусов вверх по шкале, и они сами изрубят его на куски. Он не стал их мучить. Он не был жестоким человеком. Вскочив на свою лёгкую колесницу, он лихо свистнул, и одуревшие от непривычно высокого звука драконы припустили по красному песку мимо чёрных циклопических строений города, оставляя позади быстрых, но не настолько, серых верховых ящеров. Минут через пять он уже скрылся из виду, и одетые как бедуины охранники с ворчанием и тайной радостью вернулись во Дворец.

Он мчался по ровной бордовой поверхности километрового песчаного слоя, укутывавшего чёрные скалы, выходящие из глубин планеты. Раскаленный ветер сёк лицо и сушил едва успевающий выступить пот. Человек бы уже умер. Эта прогулка была равносильна казни на солнце, но он знал, что от жары умереть не может. Даже полезно будет, если пот всё же раскроет поры кожи, превращённой дубильными составами в непробиваемую глухую оболочку. Кожа слегка оживет, и заодно выйдут остатки этих мерзких умащений, которые не удаётся смыть водой.

Год назад он впервые услышал о психорегуляции и научился отрешаться от своих ощущений, подчиняя даже инстинкт самосохранения разуму. Теперь ему это помогло. Он как от надоедливого насекомого отмахнулся от обжигающей боли и от чувства смертельной опасности, связанной с ней. Вскоре организм адаптировался к новым условиям, дыхание замедлилось и стало очень глубоким, пот, в первые минуты стекавший ручьями, теперь высыхал, едва выделяясь, глаза подёрнулись плотной прозрачной плёнкой влаги. Наконец можно было осмотреться и подумать.

Драконы бежали по пустыне, не замечая своего груза. Для них, помнивших первобытную жару похлеще этой, денёк, должно быть, был довольно милый и располагающий к прогулкам. Вскоре они уже обходились без ободряющего свиста и неслись, весело похрапывая на ходу. Им можно было доверить выбор маршрута, зная, что воспоминания о чистых дракошнях и свежем корме не дадут убежать далеко.

Король задумчиво обозревал красные барханы вокруг. Пейзаж был утомительно однообразным. Ветер рвал белую тунику, мягко обтекая гладкое бронзовое тело. Наверно, со стороны он напоминал Фаэтона на отцовской колеснице с античных амфор, однако, даже такая мысль не добавила его размышлениям оттенка романтичности. Он устал, он был зол, он был бесконечно одинок. Чужой мир, принявший его с улыбкой, похожей на змеиный оскал, приводил его в отчаяние своей непрошибаемостью и недоброжелательством. Его злило, что ему навязали непривычные правила игры. Он был вынужден их принять, чтоб не погибнуть раньше времени, и расставил своих соперников, как фигуры на шахматной доске. Иногда его захватывал азарт, порой ему доставляла удовольствие новая необычная роль, бывали моменты, когда он упивался возможностью сделать красивый и неожиданный ход, и это всё помогало, но он постоянно помнил, что играет не фигурами, а жизнями баларов и не имеет права даже на самую невинную ошибку.

Ещё недавно его беспокоил Касу, но теперь он уже почти не думал о нём. Что-то подсказывало, что к моменту финального поединка расклад в игре изменится, и у него появится шанс победить. Он не знал, как это может стать возможным, потому что тогда в зачёт пойдут только суммарные силы прожитых инкарнаций, а тут он явно уступал чёрному жрецу, но думать об этом не хотел. Всему своё время. Пока Касу ему проигрывал из-за своей самоуверенности и явной недооценки способностей врага. Слуге Тьмы, победившему несколько десятков Воинов Духа, и в голову не могло прийти, что один из поборников Прямого Пути вдруг прибегнет к услугам полиции, чтоб следить за противником. Это было не по правилам. Но правила здесь задает сама жизнь, а король лишь следует им, как дисциплинированный игрок.

Придворная игра… Интриги, козни, заговоры… Перед его мысленным взором мелькали тёмные коридоры старинных замков, обагрённые кровью эшафоты и бледные лица древних королей. Ещё недавно он умел свысока взирать на их трагедии, раскладывая по полочкам ошибки и просчёты. Но как легко судить по старинным хроникам, уже зная, во что это вылилось! На деле это нечестно — решать задачи и искать ошибки, найдя ответ в конце учебника. Попробуй здесь, в этом чуждом мире сыграть с судьбой на равных, имея опыт распутывания чужих лабиринтов, зная исторические законы и не понимая, к чему может привести твой самый, на первый взгляд, невинный шаг. А ставка не просто жизнь, а жизнь двух планет.

Он терпеть не мог философствовать. Он знал, что нужно быть ближе к природе и доверять её силам, скрытым, в том числе, и в его мозге. Чёрт знает, как это происходит, прикасается ли какая-то невидимая антенна к информационному полю Вселенной, или Блуждающие Боги нашёптывают своему суперагенту нужные мысли, но выход всегда находится. Инстинкты высшего существа, интуиция, сверхпамять… Кто знает? Однако где-то уже зрела спасительная уверенность в том, что победа обеспечена, что он вырвет её с боем, с болью, но вырвет, а если так, то уже есть за что страдать.

Решив, что потратил достаточно времени на отвлечённые рассуждения, он попытался сосредоточиться на основных проблемах теперешнего положения, но перед глазами тут же замелькали волнующе прекрасные силуэты обнажённых невольниц. Король чертыхнулся. Прислали бы что ли эту принцессу, хорошенькую Туру! Всё лучше, чем эти бесконечные истязания чужой плотью. Он не камень, в конце концов, не старик! Да и старик бы, пожалуй, не выдержал, а тут улыбайся и изображай небрежные мановения отсылающей длани… Это было самым сложным на данном этапе. Именно эти стройные хвостатые и бесхвостые красавицы, которые терзали его своей доступностью. А по ночам он метался на своём влажном колышущемся ложе, пытаясь поймать ускользающий и дразнящий образ своей женщины, такой доброй и милосердной в жизни и такой жестокой во сне. Однако именно она незримо поддерживала его вздрагивающую руку, указывающую танцовщицам на дверь.