Выхожу из тюрьмы, щурясь от серого, неласкового солнца. Иду к остановке, кутаясь в куртку. На душе муторно и тревожно. Ну почему, почему все так несправедливо?
Нащупываю в кармане телефон, достаю. Несколько секунд тупо пялюсь на экран, кусая губы. Потом решительно набираю номер.
— Алло, Саша? Это снова я. Скажи… Ты уверен, что у нас получится? Может, стоит надавить на Власова сильнее? Или подключить еще какие-то рычаги? Что-то совсем глухо, никаких подвижек.
Саша вздыхает, и я прямо вижу, как он устало трет переносицу. Бедный, совсем заездила его своими переживаниями. Но а к кому еще идти? Он ведь и сам по уши в этой истории увяз.
— Мариш, давай дождемся результатов расследования. Власов вроде дал показания, сдал кое-кого из своих. Но ребята мутные, отпираются насмерть. Тянут кота за хвост, гады. Видимо, выгораживают себя, сваливая все на твоего Игоря. Мол, он крайний, всех подставил.
У меня аж воздух из легких выбивает от ярости. Вот же сволочи! Удумали, да? На моего Игорька стрелки перевести? А сами, значит, белые и пушистые?
— Ну уж нет! — цежу в трубку. — Фигушки им, а не тихий слив! Сашка, делай что хочешь! Хоть с землей их смешай, хоть на куски разорви! Но я этого так не оставлю!
Он невесело хмыкает, и я представляю, как качает головой. Ну да, дурочка. Мечтательница. Против целой банды прыгает, не боится. А что делать? Любовь она такая… До безрассудства храбрая.
— Ладно, Мариш. Подергаю еще кое-какие ниточки. Авось, с божьей помощью, распутаем этот клубок. Ты держись там. И не раскисай, слышишь? Игорю сейчас нужна твоя сила.
Шмыгаю носом, киваю. Спасибо тебе, друг ситный. За все спасибо — за помощь, за участие. Не представляю, что бы я без тебя делала.
— Буду держаться. Куда ж я денусь-то? Люблю ведь, душой прикипела. Теперь хоть в огонь, хоть в воду — а вытащу.
— Вот и молодец. С таким настроем не пропадешь, это точно. Ладно, отбой пока. Вечером наберу, если будут новости.
— Хорошо. Жду.
Нажимаю отбой, прячу телефон в карман. Невидящим взглядом смотрю в окно подъехавшего автобуса. Невольно прокручиваю в голове наш разговор.
И вдруг накрывает страшной, леденящей душу догадкой. Батюшки мои, да ведь Сашка-то прав! Власов и его шайка-лейка наверняка сейчас все на Игоря спихнут! Мол, он там главный злодей, атаман разбойничий. Вот его и садить надо, а мы так… Погулять вышли.
Нет, ну что за сволочи, а? Сами вляпались по самое не хочу, а теперь в кусты? Ах вы, уроды подколодные! Да я вас в порошок сотру! На британский флаг через мясорубку пропущу!
Кулаки сами собой сжимаются, в груди закипает ярость. Вот, значит, как? Ну ничего, ребятки. Это вы еще Мариши Нечаевой не знаете. Я вам быстро крылышки-то пообломаю. Обратно в худое решето собирать замучаетесь.
С этими мыслями решительно поднимаюсь, выскакиваю на своей остановке. Сейчас домой, к компьютеру. Надо подключать тяжелую артиллерию. Кого там Сашка советовал? Журналистов, общественность? Ну что ж, будет вам и журналистов, и общественность! Задницей всю Москву подниму, но своего добьюсь!
Влетаю в квартиру, швыряю сумку в угол. На ходу стаскиваю сапоги, стягиваю куртку. Подхватываю ноут, падаю на диван. Трясущимися пальцами вбиваю в поисковик: "журналистские расследования, криминал, компромат".
Экран услужливо мигает, выдает ссылки. Разноцветные заголовки пестрят перед глазами. Тут и "громкие уголовные дела", и "коррупционные скандалы", и "кто владеет Россией". Глаза разбегаются, щеки горят.
Ну-ка, и с чего бы начать? Кому бы слить инфу, чтоб шуму было побольше, волны повыше? Кто тут у нас главный правдоруб и борец за справедливость?
Замечаю вдруг знакомую фамилию. Надо же, Воронцов! Тот самый въедливый журналюга, что в свое время расследовал громкую историю с обманутыми дольщиками. Статью тогда тиснул — конкретную, с фактами и фамилиями. Народ на митинги поднял, власть на уши поставил. В общем, шороху навел знатного.
Открываю его блог, пробегаю глазами последние публикации. И вправду, мужик толковый. Непримиримый такой, несгибаемый. Совесть нации, не иначе.
Что ж, отлично. Вот ему-то я все и изложу, как на духу. Про Власова, про его нечистые делишки. И про Игоря моего несправедливо осужденного. Авось, возьмется, раскопает. А там, глядишь, и до пересмотра дела недалеко.
Нахожу в контактах электронный адрес, строчу письмо. Пальцы летают по клавишам, буквы складываются в слова. Я уже не контролирую — само плывет, само просится наружу. Вся моя боль, все отчаяние, вся несгибаемая вера в любовь и справедливость.
"…И я очень надеюсь на вашу помощь. Потому что не знаю уже, к кому идти и у кого просить защиты. Закон словно отвернулся от нас, оставил на произвол судьбы. Но я не сдамся. Буду бороться до последнего. Ведь за моей спиной — Любовь. А она, как известно, и горы свернет, и судьбы людские повернет вспять…"
Дрожащим пальцем жму на "отправить". Откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза. Все, Мариша. Поехали. Сделан первый шаг, брошен первый камень в мутную воду. А дальше — будь что будет.
Остается только ждать. Ждать и надеяться.
35
Время тянулось бесконечной липкой лентой, дни складывались в недели, но облегчения все не было. Я металась между отчаянием и надеждой, между яростной деятельностью и апатией. Писала Игорю в СИЗО страстные, полные любви письма, носилась по адвокатам и журналистам, доказывая его невиновность. Но все было тщетно — жернова системы перемалывали нас, не замечая моих жалких попыток сопротивления.
И все же я не сдавалась. Продолжала обивать пороги, стучаться во все двери. Соглашалась на любые унижения, лишь бы помочь любимому. Игорь был для меня всем — светом в непроглядной тьме, глотком свежего воздуха в спертой духоте камеры. Я жила ради него, дышала им. И знала — он тоже держится только мыслями обо мне.
Однажды поздним вечером раздался звонок. Усталый, напряженный голос следователя:
— Марина Сергеевна, вам нужно срочно подъехать к нам. По делу вашего мужа появились новые обстоятельства. Возможно, ему понадобятся ваши показания.
У меня екнуло сердце. Неужели?! Неужели наконец-то забрезжил просвет в нашей беспросветной тьме? Схватив сумку, я помчалась в Следственный комитет, не чуя под собой ног.
Когда вошла в кабинет, с трудом узнала Игоря — таким бледным, измученным он был. Исхудавший, заросший щетиной, со следами от наручников на запястьях. Но в серых, усталых глазах по-прежнему теплилась любовь. Наша любовь, не сломленная пытками и неволей.
— Игорь, родной мой! — только и смогла выдохнуть, прежде чем броситься ему на шею.
Он стиснул меня в объятиях, зарылся лицом в волосы. Шептал сбивчиво, горячо:
— Мариша, солнце мое… Как же я скучал, как ждал тебя! Верил — ты меня не оставишь, не предашь.
Из глаз хлынули слезы, я всхлипывала, целуя его небритые щеки, касаясь губами висков.
— Конечно, не оставлю. Да я ради тебя на все готова пойти, лишь бы ты был на свободе!
Следователь неловко кашлянул, привлекая наше внимание. Я с усилием оторвалась от Игоря, повернулась к нему.
— В общем, так, Марина Сергеевна. Появились новые улики по делу вашего супруга. Те люди, на которых он указывал — Власов и его сообщники — дали признательные показания. Полностью подтвердили свою вину и то, что Игорь Петрович не причастен к их махинациям. Поэтому мы приняли решение его освободить. Сейчас только оформим документы — и можете быть свободны.
У меня потемнело в глазах. Господи, неужели не сон? Неужели свершилось чудо, которого мы так долго ждали?
— То есть как — свободны? — голос дрожал, никак не получалось взять себя в руки. — Вы хотите сказать… Игоря полностью оправдали? Он может идти домой?
— Совершенно верно, — кивнул следователь, пряча глаза. Видимо, ему было неловко за то, что произошла такая ужасная ошибка. Что невиновного человека столько времени продержали за решеткой. — Приносим свои извинения за доставленные неудобства. Как только выпишем постановление об освобождении — можете быть свободны.