Игорь опускает голову, плечи поникают. Конвоиры подхватывают его под руки и уводят прочь. Напоследок он бросает на меня прощальный взгляд, полный отчаяния и обреченности.
— Простите… — выдыхаю одними губами, чувствуя, как к горлу подкатывают рыдания.
Но он уже не видит. Его широкая спина скрывается за дверью, и сердце мое разрывается на части…
Выхожу из зала суда на ватных ногах. Не соображаю, куда иду. В голове — гулкая, звенящая пустота. Обида. Разочарование. Злость — на весь мир, на несправедливую судьбу.
— Марина Александровна, подождите! — окликает адвокат, подбегая ко мне.
Останавливаюсь, невидяще смотрю на него. Зачем? Что еще он может сказать? Сочувствия и утешения мне сейчас только и не хватало!
— Понимаю, вы расстроены, — тихо говорит Виктор Алексеевич, участливо заглядывая мне в лицо. — Я и сам удивлен таким решением. Думал, судьи будут благосклоннее, все-таки столько всего нарыли… Но видно, не судьба пока. Дополнительное расследование — тоже неплохой знак. Значит, усомнились. Значит, готовы копать глубже. Не все еще потеряно, поверьте!
Молча киваю, скрипя зубами. Оптимизм адвоката кажется неуместным и фальшивым. Какое, к черту, "не все потеряно"? Да я своими глазами видела, с какой безнадегой смотрел Игорь! Для него приговор прозвучал как гвоздь в крышку гроба!
— Извините, мне нужно побыть одной, — чужим голосом произношу я, отстраняясь. — Спасибо вам за старания. Вы много сделали, правда. Но сейчас… сейчас мне нужно подумать. Свыкнуться как-то. Все случилось так неожиданно, знаете ли…
Адвокат понимающе кивает, похлопывает меня по плечу. На прощание дает визитку — мол, звоните в любое время. Буду держать в курсе. Уж кто-кто, а я от вас не отстану!
С горькой усмешкой киваю, пряча картонный прямоугольник в карман. Эх, Виктор Алексеевич, если бы все было так просто! Если бы одними звонками и визитами можно было исправить несправедливость этого мира!
Плетусь прочь из здания суда, не разбирая дороги. Прохожие шарахаются от меня как от чумной. Еще бы, такой видок — краше в гроб кладут! Зареванная, бледная, безумная какая-то.
И плевать. Плевать на все. Сейчас мне хочется лишь одного — забиться в свою норку, свернуться клубком и замереть. Дать волю слезам, излить всю горечь и боль, что разрывают грудь. А завтра… завтра будет новый день. И снова нужно будет вставать и идти. Куда-то. Зачем-то. С какой-то новой надеждой.
Но это завтра. А сегодня — сегодня можно просто побыть слабой. Любящей и страдающей женой, потерявшей последний якорь. Игорь, любимый, как же мне без тебя? Как выдержать очередную бесконечную разлуку?
Слезы застилают глаза, текут по щекам. Вытираю их рукавом пальто, всхлипываю. И бреду, бреду вперед. Туда, где дом, где ждет верный Леопольд и пустая холодная квартира. Где можно на время спрятаться от всего мира. И снова попытаться собрать себя по кусочкам…
Каблуки гулко цокают по промерзшему асфальту. Ветер треплет волосы, забирается под воротник. А в сумке лежит бесполезная теперь папка с документами.
Документы, от которых я ждала чуда. Надеялась разом решить все проблемы. Как наивно! Как глупо!
В кармане вибрирует телефон. Достаю, смотрю на экран. Номер незнакомый. Странно, кому это я понадобилась?
— Алло? — хриплю в трубку, удивляясь, как грубо звучит собственный голос.
— Марина? Это Александр. Ну что, что суд решил? Как все прошло?
Застываю посреди улицы, сжимая телефон побелевшими пальцами. Он! Тот, кто обещал помочь! Клялся содействовать! А сам — смылся в самый ответственный момент!
Меня накрывает волной ярости. Гнева и обиды — за себя, за Игоря, за наши разрушенные мечты. И я взрываюсь, не в силах сдержать горечь:
— Какого черта тебе надо? Где ты был, когда мы тебя ждали? В суде! Ты же обещал, клялся! А сам — испарился, растворился! Думаешь, прикрывать задницу визитками и звонками — это нормально? Да пошел ты… сам знаешь куда!
— Марина, погоди! Дай объяснить! Меня не было в городе, срочные дела! Я правда старался успеть, рвался к вам! Дослушай хотя бы…
Но я с силой жму на сброс. Не желаю ничего слушать! Хватит с меня вранья, лицемерия! Сыта по горло!
Засовываю телефон обратно, делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Истерикой делу не поможешь. Надо собраться. Надо жить дальше. Ради Игоря. Он там, за решеткой. И ему сейчас во сто крат хуже.
Вытираю слезы, расправляю плечи. Гордо вскидываю подбородок, топаю вперед. Ничего. Ничего, справлюсь. Переживу и это.
Любовь сильнее страха. Сильнее отчаяния и безысходности. Надо лишь верить. Надеяться. И ждать.
Игорь, родной мой… Я дождусь. Чего бы мне это ни стоило. Потому что люблю тебя. Сильнее жизни люблю.
31
Дни тянутся бесконечной чередой, наполненные тревогой и тоской. Я снова, как и раньше, хожу на работу, бездумно щелкаю клавишами компьютера. Механически улыбаюсь коллегам, поддерживаю светские беседы. Но внутри у меня все померкло, будто кто-то выключил свет.
Игорь по-прежнему за решеткой. Ждет, когда закончится дополнительное расследование. А я маюсь в неизвестности, не понимая, что происходит. Адвокат звонит, докладывает о продвижении. Новые допросы, очные ставки, экспертизы. Но видимого результата пока нет.
С Александром я больше не пересекалась. После той безобразной сцены он не давал о себе знать. Да и я не горела желанием возобновлять общение. Слишком свежа еще обида, слишком горек осадок от несбывшихся надежд.
Светка забегает почти каждый вечер. Носит вкусности, треплется о разном. Пытается взбодрить, растормошить. Но я лишь вяло киваю, отводя глаза. Нет во мне больше былого запала, прежнего огня.
Родители тоже не оставляют попытки достучаться. То мама позвонит, причитая в трубку. Доченька, мол, хватит убиваться! Думай о себе, живи дальше! То отец нагрянет без предупреждения, хмурый и озабоченный.
— Дочь, я все понимаю, — вздыхает он, сидя на краешке дивана. — Любовь там, все дела. Но ты уже взрослая женщина. Посмотри трезво — ну на кой тебе этот уголовник сдался? Ну посидит годик-другой, выйдет. И что дальше? Ты молодая, красивая. Еще встретишь своего принца. Без криминального прошлого желательно.
Молча комкаю в руках салфетку, кусаю губы. Знаю, отец желает добра. По-своему, по-мужски рассудительно. Но не понимает он, не чувствует моего сердца! Да плевать мне, сколько Игорь просидит! Хоть всю жизнь! Я его дождусь, потому что люблю. И точка.
— Спасибо, пап, — глухо отзываюсь, не поднимая глаз. — Я ценю твою заботу, правда. Но прошу — не лезь. Это мой выбор, моя судьба. И я приму ее, какой бы горькой она ни была.
Отец качает головой, вздыхая. Обнимает меня на прощание — неловко, будто боится сломать. И уходит, тяжело ступая. А я смотрю ему вслед и думаю — господи, да за что же мне все это? Чем я так провинилась перед небесами?
Но небеса безмолвствуют. Лишь дождь стучит в окно, нагоняя тоску. И Леопольд трется о ноги, утешая единственным доступным способом — своим теплом и любовью.
Однажды вечером я сижу на кухне, бездумно помешивая остывший чай. Телефон вдруг оживает, высвечивая незнакомый номер. Хмурюсь, беру трубку. Кого это принесло на ночь глядя?
— Алло? — бурчу недовольно, мечтая поскорее отделаться.
— Марина? — раздается на том конце до боли знакомый голос. — Это Александр. Пожалуйста, не бросай трубку! Дай мне сказать!
Застываю, стискивая телефон побелевшими пальцами. Он?! Какого черта?! Что ему еще от меня надо?
— Ну и что ты хочешь сказать? — цежу сквозь зубы, закипая от ярости. — Очередную порцию лапши на уши повесить? Так я сыта твоими россказнями! Хватит, наигрался уже!
— Да пойми ты! — горячо убеждает Александр, и я слышу неподдельное отчаяние в его голосе. — Я не со зла! Да, я тебя подвел, не спорю! Но у меня были причины! Важные, неотложные дела!
— Важнее, чем помочь невиновному? — фыркаю, закатив глаза. — Ой, да брось! Небось, просто очко сыграло в последний момент! Испугался, что вляпаешься в это дерьмо по уши! Вот и слился по-тихому!
