Решительно придвигаю к себе бумаги, углубляюсь в работу. Лишь бы отвлечься, лишь бы занять себя хоть чем-то. Потому что стоит хоть на миг остановиться — и накатывает такая тоска, что впору на стену лезть.
Проходит пара часов. В дверь стучат, и в кабинет просовывается рыжая голова моей помощницы Аллочки.
— Марин Александровна, вам тут из прокуратуры звонили, — сообщает она, прожевывая жвачку. — Спрашивали, когда сможете подъехать забрать ответ на ваше заявление.
У меня екает сердце. Наконец-то! Сколько можно тянуть кота за хвост? Уже месяц жду хоть какой-то реакции, хоть малейшего шевеления по делу Игоря. Неужели хоть что-то сдвинулось с мертвой точки?
— Спасибо, Алла, — киваю я, стараясь унять дрожь в голосе. — Передай, что подъеду до обеда. Сейчас только с делами разгребусь.
Девушка кивает и скрывается за дверью, а я судорожно сглатываю. Внутри все переворачивается от страха и волнения. Господи, только бы в прокуратуре не послали куда подальше с моим ходатайством! Только бы согласились хоть как-то помочь! Ведь не может же быть, чтобы совсем ничего нельзя было сделать?
Остаток дня проходит как в тумане. Я не могу сосредоточиться, не могу толком работать. Мысли постоянно возвращаются к предстоящему визиту. Воображение рисует самые мрачные картины. То мне с порога заявляют, что у Игоря нет шансов на пересмотр дела. То вообще отказывают в приеме, ссылаясь на занятость.
От всех этих переживаний начинает мутить. Я еле досиживаю до обеда, то и дело нервно поглядывая на часы. Наконец, не выдерживаю. Подхватываю сумку, на ходу бросаю Алле, что ушла по делам. И почти бегом кидаюсь к выходу.
На улице натыкаюсь на мелкий моросящий дождь. Раздраженно кутаюсь в пальто, распахиваю зонт. Да что ж за непруха такая! Небо будто плачет вместе со мной, разделяя мою боль и тоску.
Ловлю такси, называю адрес прокуратуры. Всю дорогу нервно кусаю губы, комкаю в руках края шарфа. Страх липким комом ворочается в желудке. Неизвестность хуже всего. Лучше уж сразу узнать свой приговор, чем вот так мучиться в ожидании.
Расплачиваюсь с водителем, почти вываливаюсь из машины. Гулко цокаю каблуками по ступеням, захожу в просторный холл. Озираюсь по сторонам, пытаясь сообразить, куда идти. К счастью, на стойке информации сидит приветливая девушка. Улыбается, спрашивает, чем может помочь.
— Здравствуйте, — лепечу я, судорожно роясь в сумке. — Я Нечаева Марина Александровна, мне сегодня звонили. Сказали подойти забрать ответ на заявление.
Девушка кивает, щелкает мышкой, вглядываясь в монитор. Что-то печатает, хмурит брови. Я затаив дыхание жду вердикта. Наконец, она оборачивается ко мне и произносит:
— Да, вижу вашу фамилию. Вам нужно подняться на третий этаж, кабинет 315. Там вас примет следователь Рудин Василий Сергеевич.
Бормочу сбивчивые слова благодарности, кидаюсь к лестнице. Взлетаю наверх, путаясь в полах пальто. С замиранием сердца останавливаюсь перед нужной дверью. Несколько раз глубоко вздыхаю, пытаясь унять дрожь. А потом, зажмурившись, решительно стучу.
— Войдите! — раздается из-за двери строгий мужской голос.
Толкаю тяжелую створку, робко вхожу в кабинет. За столом сидит мужчина лет пятидесяти с жестким волевым лицом. Он смеряет меня цепким взглядом из-под кустистых бровей, кивает на стул.
— Здравствуйте. Присаживайтесь, Марина Александровна. Поговорить нам с вами нужно.
Опускаюсь на краешек сидения, комкая в руках ремешок сумочки. Бросаю на следователя умоляющий взгляд. Неужели сейчас он скажет, что надежды нет? Что Игорь навсегда останется за решеткой, сколько бы я ни старалась?
— Значит так, — хмуро начинает Рудин, откинувшись на спинку кресла. — Я внимательно ознакомился с вашим заявлением. Материалы дела вашего мужа тоже изучил. И знаете, что скажу?
У меня пересыхает во рту, сердце ухает в пятки. Все, сейчас он вынесет приговор и моим надеждам, и моей любви.
— В общем, не все так безнадежно, — наконец произносит следователь, и от неожиданности я чуть не сползаю на пол.
— То есть как? — бестолково переспрашиваю, хлопая глазами.
— А вот так, — усмехается Рудин. -
Кое-какие нестыковки в деле вашего благоверного я обнаружил. Свидетели путаются в показаниях, улики не так однозначны, как казалось на первый взгляд. Адвокат тоже мог бы поактивнее поработать, глядишь, и срок вышел бы поменьше.
Я смотрю на него во все глаза, боясь поверить в услышанное. Неужели не все потеряно? Неужели у Игоря действительно есть шанс на пересмотр дела?
— И что… что теперь делать? — сипло спрашиваю, откашлявшись. — Как нам быть?
Следователь задумчиво барабанит пальцами по столу, изучающе глядя на меня. Будто прикидывает, стоит ли овчинка выделки.
— Ну, для начала подавайте апелляцию, — наконец говорит он. — Обжалуйте приговор в вышестоящей инстанции. Пусть назначат новое разбирательство. А там уж постарайтесь, чтобы ваш адвокат не сплоховал. Найдите лучше других свидетелей, предоставьте новые доказательства невиновности Игоря Палыча.
— Да-да, конечно! — горячо киваю я, вскакивая со стула. — Спасибо вам огромное! Вы даже не представляете, как я вам благодарна!
Рудин отмахивается, пряча усмешку в седых усах. Встает, провожает меня до двери.
— Идите, Марина Александровна. Делайте, что нужно. Но учтите — быстро такие дела не делаются. Потребуется время, силы и немалые средства. Готовы ли вы к этому?
— Готова, — твердо отвечаю я, глядя ему прямо в глаза. — Ради Игоря я на все готова. И бороться буду до последнего, чего бы мне это не стоило.
Следователь кивает, хлопает меня по плечу на прощание. А я вылетаю из кабинета окрыленная, переполненная новой надеждой. Господи, неужели мои мольбы услышаны? Неужели наконец-то появился просвет в беспросветной тьме?
Почти бегом сбегаю по лестнице, влетаю на улицу. Дождь почти закончился, из-за туч робко выглядывает бледное осеннее солнце. Я подставляю лицо прохладным лучам и впервые за долгое время улыбаюсь. По-настоящему, искренне. Судьба дает мне шанс, и я не имею права его упустить.
Ловлю такси, называю домашний адрес. Всю дорогу лихорадочно прокручиваю в голове дальнейшие действия. Нужно срочно звонить адвокату, обсуждать детали апелляции. Составлять список возможных свидетелей, думать над новыми аргументами в пользу Игоря. Боже, сколько всего надо сделать! Но ничего, я справлюсь. Теперь, когда забрезжил лучик надежды, у меня будто открылось второе дыхание.
Влетаю домой, на ходу скидывая туфли. Бросаю сумку в прихожей, кидаюсь к телефону. Леопольд испуганно шарахается с дивана, недовольно ворча. Ему непривычно видеть хозяйку такой возбужденной и деятельной.
— Все будет хорошо, Лео, — бормочу я, почесывая кота за ухом. — Вот увидишь, я вытащу нашего Игорька. И заживем мы как прежде, семьей.
Набираю номер адвоката, слушаю длинные гудки. Наконец в трубке раздается знакомый бархатный баритон:
— Виктор Алексеевич? Это Марина беспокоит, Нечаева. У меня для вас новости! В прокуратуре согласились помочь с апелляцией! Сказали, что в деле Игоря много нестыковок и его можно попробовать пересмотреть!
Выпаливаю все на одном дыхании, боясь упустить хоть слово. В трубке несколько секунд висит молчание. А потом адвокат одобрительно хмыкает:
— Что ж, это хорошая новость, Марина. Очень хорошая. Не теряйте времени, пишите апелляцию. Приложите к ней наши доводы и нестыковки в деле, на которые указал следователь. А дальше будем действовать по обстоятельствам.
— Хорошо! — киваю я, лихорадочно строча в блокноте. — Завтра же этим займусь. Спасибо вам, Виктор Алексеевич! Вы не представляете, как я вам благодарна!
— Пока не за что, — сухо обрывает он. — Еще ничего не добились. Впереди долгая и трудная борьба. Но раз появился шанс — нужно хвататься за него обеими руками. Встретимся на днях, обсудим детали.
Прощаюсь, нажимаю отбой. В голове шумит от переизбытка эмоций и адреналина. Я меряю шагами комнату, то и дело натыкаясь на мебель. Господи, просто не верится, что мы наконец-то сдвинулись с мертвой точки! Что впереди забрезжил свет!
