Я думала, что сегодня будет та самая ночь. Я заранее разделась, намазалась лосьоном, а потом предложила массаж, думая, что, может быть, он уложит меня на кровать и захочет помассировать что-нибудь еще.

Эта фантазия быстро развеялась, когда он практически перепрыгнул на другую сторону кровати после того, как я поблагодарила его за массаж. А когда я намеренно промахнулась мимо его соска на несколько сантиметров, думала, что он зарычит, прижмет меня к матрасу и начнет целовать.

Не тут-то было.

Я так близка к тому, чтобы доставить себе удовольствие прямо здесь и сейчас, что всерьез задумалась об этом. Что бы он сделал?

Лежал и смотрел?

Попросит остановиться?

Протянет руку помощи?

Есть только один способ выяснить это.

Но смогу ли я сделать это?

Закусываю нижнюю губу, размышляю об этом.

Облегчение будет просто потрясающим.

Боже, но мастурбировать перед Рэтом, пока мы спим в одной постели? Я не могу.

Мои мысли прервались, когда он переместился на кровати, и впервые за эту неделю я почувствовала, как он повернулся лицом ко мне, а не уставился в потолок или в противоположную сторону.

У меня перехватывает дыхание. Он… он собирается прикоснуться ко мне? Неужели он наконец-то начнет действовать? Я считаю до двадцати, секунды отсчитываются в такт биению моего сердца, и когда он не двигается и не издает ни звука, моя надежда угасает.

Чего он ждет? Чего боится?

Устав от игр, решаю слегка подтолкнуть его. Повернувшись к нему задом, отклоняюсь назад, чтобы оказаться ближе к нему на этой большой кровати.

— Холодно, — бормочу я, а затем, затаив дыхание, жду, когда он обнимет меня, обхватит рукой за талию и прижмет к своей груди.

Но мне снова не повезло.

Никакой реакции с его стороны.

Ни слова. Ни прикосновений. Я даже не слышу его дыхания. Он там умер, что ль?

Боже, как же он бесит.

Просто прикоснись ко мне. Ради всего святого, просто прикоснись ко мне.

Он сдвигается.

Я жду.

Мои щеки горят, пальцы ног покалывает, а между ног пульсирует так сильно, что я готова расплакаться от того, как нуждаюсь в его прикосновениях.

Я снова считаю до двадцати, и если он не прикоснется ко мне в следующие двадцать секунд, прикоснусь сама к себе. Без стыда и сдержанности. Я собираюсь облегчить эту глубокую боль.

Один, два, три…

Ну же, Рэт, пожалуйста, прикоснись ко мне.

Пять, шесть, семь…

Я могу задохнуться от нужды, от бешеной пульсации в теле.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

На моих глазах появляются слезы.

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

Я опускаю руку как раз в тот момент, когда матрас снова прогибается.

Задерживаю дыхание, сердце колотится где-то в горле, предвкушение настолько пьянящее, что я чувствую его глубоко внутри.

А потом… легчайшее, словно перышко, прикосновение пробегает по моему боку.

Если бы я не следила так остро за каждым его движением, то, возможно, и не почувствовала бы этого, но оно было. Да? Мне не показалось?

Я начинаю сомневаться в себе, когда снова чувствую это. На этот раз он прикасается двумя пальца вдоль моего бока.

Потом я чувствую три пальца.

Четыре…

Его ладонь скользит по моей коже, и мое тело ликует от радости. Он проводит рукой по моему боку и вниз к бедру, затем снова вверх.

Желая подбодрить его, я издаю стон и снова отклоняюсь назад, прижимаясь голой задницей прямо к его твердой эрекции.

— Блядь, — раздраженно бормочет он. — Я… черт, прости, Чарли. Я не должен был прикасаться к тебе, — шепчет он, прижимаясь губами к моему уху. — Но я больше не мог сдерживаться. Мне нужно знать, какова на ощупь твоя кожа.

— Тогда почувствуй, — говорю я, переворачиваясь на спину, чтобы его рука оказалась на моем животе.

Мои глаза уже достаточно адаптировались к темноте, чтобы разглядеть, как горят его глаза. Его большая рука скользит по моему животу, и от этого прикосновения я замираю в предвкушении.

— Чарли, — выдыхает он.

Ничего не говоря, беру его руку в свою и очень медленно опускаю ее к себе на талию, а затем снова поднимаю.

— Почувствуй меня, Рэт. Исследуй меня.

— Блядь, я не должен. Я на самом деле не должен.

— Но ты хочешь.

— Безумно. Я хочу тебя, — рычит он, губами прижимается к моему уху, а рукой скользит к моему боку и обхватывает его. — Я никогда не хотел трахнуть никого сильнее, чем тебя. Я никогда ни о ком не думал так часто, как о тебе. И я никогда не хотел завладеть чьим-то ртом так сильно, как твоим.

— Тогда сделай это, — в отчаянии говорю я, снова пытаясь сдвинуть его руку, но она неподвижна, словно тиски на моем бедре.

— Не могу, — говорит он, и каждый нервный импульс внутри меня мгновенно замирает. — Я поклялся, что не буду.

Не зная, что делать, но уже взвинченная, сдерживаю слезы разочарования и прибегаю к последней тактике в своем арсенале.

Если он не даст мне облегчения, тогда я сама позабочусь о себе.

Я отстраняюсь от него, когда он шепотом произносит мое имя, но не обращаю на это внимания. Раздвигаю ноги и протягиваю руку между ними, не удивляясь своему возбуждению и тому, насколько я влажная. Как только мои пальцы соприкасаются с киской, начинаю тереть свой клитор.

Неважно, что он рядом со мной, слышит, что я делаю, чувствует движение одеяла.

Важно то, что я ищу облегчения, которого заслуживаю. Нуждаюсь.

Я перемещаю другую руку к своей груди, пощипывая сосок, отчего у меня вырывается стон, а мои бедра двигаются навстречу руке.

— Какого хрена ты делаешь?

— О, да, — стону я, наконец-то начиная чувствовать себя хорошо.

— Чарли, ответь.

— На что это… похоже? — Отвечаю я, мой голос становится напряженным.

Он придвигается ко мне и хватает за запястье, не давая продолжить.

— Рэт, отпусти. Если ты слишком труслив, чтобы трахнуть меня, это не значит, что я должна лежать здесь, не получая разрядки.

Придвинувшись вплотную, он прижимается лбом к моему виску и шепчет:

— Не трогай себя, черт возьми, пока лежишь в одной постели со мной.

— Почему?

— Это неуважительно.

Это вызывает у меня смех.

Искренний смех.

— Как будто ты не дрочил, пока я была в душе. Я не идиотка, Рэт. Если ты можешь играть с собой, то и я могу.

Я пытаюсь высвободить руку, но он снова останавливает меня.

— Только не со мной в этой чертовой постели. Ты слышишь меня? Не тогда, когда я рядом.

Его голос поражает, а то, как он отрывает мою руку от тела, шокирует. Но когда он снова проводит рукой по моему животу, надежда вновь вспыхивает, а ноги раздвигаются еще шире, поскольку центр моего тела умоляет о большем.

Он тяжело дышит, его грудь поднимается и опускается, кончики пальцев медленно скользят вверх по моему животу, а затем снова вниз. Вверх… и мучительно вниз. С каждым движением мой живот втягивается, а бедра приподнимаются, но он не опускается ниже талии и не касается моей груди. Я извиваюсь под его прикосновениями, в нетерпении ожидая большего.

— Прекрати двигаться, или я уберу руку.

— Рэт, я очень возбуждена, а ты делаешь только хуже.

— Именно так. Хочу, чтобы ты почувствовала, как я мучился всю последнюю неделю, когда ты расхаживала голая по моему дому и практически голая в офисе. — Его рука останавливается прямо под моей грудью, где описывает небольшие круговые движения, едва касаясь пальцами нижней части. — Я хочу, чтобы ты знала, через какое напряжение заставила меня пройти, засыпая обнаженной рядом со мной. — Его большой палец скользит вверх и касается моего соска. — И не говори мне, блядь, что ты делала это не специально.

— Ты тоже не облегчил мне задачу, — говорю я, выпячивая грудь, но он лишь ослабляет давление, когда я пытаюсь высвободиться.

— Я соблюдал наше соглашение. А ты — нет, — вырывается у него, его голос напряженный, такой злой, что у меня в животе все переворачивается от нервного напряжения. — Черт, Чарли. Я хочу тебя. — Он снова опускает руку к моему животу, но на этот раз ниже, прямо к лобковой кости. Я бесстыдно извиваюсь. — Но это не может произойти между нами. Что будет потом?